Маски времени - Роберт Силверберг

Я пытался дать понять Кларику, что собирался поднять тревогу, когда Вонан покинул отель, но обстоятельства были вне моего контроля. Я поставил его перед фактом, что сделал все возможное, чтобы удержать Вонана от общения с апокалипсистами, но это было выше моих сил.

В течение последующих недель охрана Вонана была усилена. Он стал заключенным, а не просто гостем правительства Соединенных Штатов. Кларик решил, что неразумно предоставлять Вонану свободно передвигаться, но никаких физических мер предосторожности применять не стали. Запиралась комната, и возле дверей выставлялась охрана. Каким-то образом Вонану один раз удалось открыть замок и устранить охранников. Но Кларик улучшил замки, наставил ловушек и увеличил число людей.

Все рассчитывалось на то, чтобы Вонан больше не совершал подпольных вылазок. Но, я думаю, что здесь все зависело от желания самого пришельца, а не от усилий Кларика. После истории с апокалипсистами Вонан заметно притих. Он стал самым ортодоксальным туристом, глазел по сторонам, сдерживая свои демонические комментарии. Я боялся его молчания, как боялся потухшего вулкана. Но то, что он не позволял себе яростных нарушений правил приличия, хотя не ходил на задних лапках, было очень тактично с его стороны. Мне было интересно узнать, что он задумал.

Так проходили недели. Мы побывали с Вонаном в Диснейлэнде, но Вонану явно не понравились искусственные реконструкции других времен и мест. Его интересовала информация из первых рук. В Диснейлэнде он больше глазел на других посетителей, чем на аттракционы. Мы провели его по антигеральдическому парку, окружив его плотным кольцом, на что он даже не обратил внимания. Увидев Вонана в Диснейлэнде, его можно было принять за искусственную имитацию человека из будущего, который проходил через парк, улыбаясь и кивая.

Мы привезли его в Ирвин и показали ускоритель в триллион вольт. Это была моя инициатива: мне очень хотелось вернуться в институт на несколько дней, чтобы посетить дом и офис и убедиться, что все в порядке. Конечно, подпускать Вонана к ускорителю было своего рода риском, памятуя о хаосе на вилле Братона, но мы решили, что Вонан никогда не видел контрольного оборудования. Он стоял возле меня, молча наблюдая за экранами, пока я расщеплял атомы. Его это заинтересовало, но это было любопытство ребенка к причудливым рисункам.

На какое-то время я совершенно обо всем забыл, наслаждаясь управлением гигантской машиной. Я стоял возле пульта управления. Передо мной и сверху меня располагалось оборудование в несколько биллионов долларов. Я включал кнопки и дергал рычаги с таким же огоньком в глазах как у Везли Братона, когда тот показывал нам управление таинственным домом. Я расщеплял атомы железа, получая поток бешено несущихся нейтронов. Я посылал пучок протонов и обрывал его с помощью инъекции нейтронов, так что экран покрывался яркими пятнами взрывов уничтожащих линий. Я получал кварки и антикварки. Я продемонстрировал весь свой репертуар, и Вонан невинно кивал, улыбался и показывал пальцем. Он мог убить меня наповал, как поступил с человеком Фондовой биржи, просто спросив, зачем нужна такая громоздкая аппаратура. Но он не сделал этого. Было ли это связано с его особым отношением ко мне, или просто иссякли его проказы, я не знаю, но он вежливо стоял и смотрел.

После этого мы повели его на станцию ядерного расщепления, находившуюся на побережье. Это снова было мое предложение, хотя Кларик согласился, что это могло оказаться полезным. Я все еще надеялся заполучить от Вонана какие-либо сведения об источниках энергии его эры. Я никак не мог позабыть о Джеке Брайнте. Но моя попытка провалилась. Владелец станции объяснил Вонану, как мы используем энергию самого солнца, проводя протонно-протонную ре акцию внутри украденного магнитного поля, получая энергию при превращении водорода в гелий. Вонану позволили посетить трансляционную комнату, где регулировалась плазма с помощью сенсоров, работавших над видимым спектром. То, что мы видели была не самая яростная плазма — ее вообще невозможно увидеть невооруженным взглядом — а ее имитация, кривая, проходившая от максимума к максимуму при малейшем колебании ядер. Хотя я неоднократно посещал станцию в течение ряда лет, я испытывал благоговейный страх. Но у Вонана было свое мнение на этот счет. Мы ожидали пренебрежительных комментариев, но он не стал сравнивать наши средневековые достижения с достижениями своего времени. Этот новый Вонан совсем не кусался.

Мы возвращались через Нью-Мехико, где находился музей антропологии индейское поселение. Это был шанс Элен Эмсилвейн. Она провела нас по пыльной грязной деревне, сообщая антропологические сведения. Туристический сезон еще не начался, так что мы могли спокойно пообщаться с индейцами. Кларик договорился с местными властями, чтобы в тот день закрыли вход для посетителей, поэтому нам не грозило нашествие поклонников Вонана из Альбукерке или Санта-Ре. Сами индейцы высунули из жилищ свои плосконосые красные лица, но, я сомневаюсь, что кто-то из них знал, кто такой Вонан. Это были коренастые люди с круглыми лицами и плоскими носами, они совсем не походили на ястребоподобных индейцев из легенд. Мне стало их жалко. Они работали по найму — им платили за то, что они жили здесь в грязи. И хотя им позволяли пользоваться телевидением, автомобилями и электричеством, они не могли построить современных домов и вынуждены были жевать зерновые похлебки, исполнять ритуальные танцы и изготавливать гончарные изделия для продажи посетителям. Таким образом мы охраняли свое прошлое.

Элен представила нас местным властям — губернатору, вождю и двум так называемым тайным агентам. Они очень походили на проницательных искушенных в житейских делах людей, которые могли с легкостью руководить автомобильными агентствами Альбукерке. Нам показали несколько домов, даже киву, священное место поселения. Несколько детей исполнили нам какие-то неистовые танцы. В магазине, находившемся на краю площади, продавались гончарные изделия и бирюзово-серебряные ожерелья, изготавливаемые женщинами деревни. На одной из витрин располагались древние горшки, которые были сделаны в первой половине двадцатого столетия. Симпатичная ерунда с гладкими законченными рисунками и элегантными абстрактными изображениями птиц и оленей. Но они стоили по несколько сотен долларов за штуку, и по выражению лица торговавшей девочки я понял, что на самом деле они совсем не предназначались для продажи. Это были сокровища племени, напоминавшие о более счастливых временах. Действительные товары представляли собой дешевые, непрочные кувшины.