Бог Галактики - Сергей Подгорных

Договорить Трежилову Морави не дал. Он, продолжая целиться в меня, левой рукой внезапно схватил Сан Саныча за горло. Трежилов захрипел. Морави сжал сильнее, и главарь бандитов беспомощно замахал руками, став на колени. Морави ухмыльнулся взглядом садиста и последним движением руки сломал шейные позвонки Трежилову. Послышался хруст костей, и тело Трежи-лова отлетело к окну, отброшенное Морави.

Взгляд оперативника РУЭ на долю секунды отвлекся от меня, и я этим тотчас воспользовался. Я, собрав все силы, стараясь как можно более эффективно использовать свои умения и навыки, подпрыгнул и, молниеносно развернувшись, в воздухе выбил ногой пистолет из руки Морави.

Выбитый пистолет, словно камень, выпущенный из пращи, пролетел через всю комнату и, разбив стекло, вылетел на улицу. Приземляясь, я, прибавив к удару силу вращения, силу инерции, другой ногой ударил Морави в корпус. Того отбросило к противоположной стене.

Мой удар оказался недостаточно эффективным. Морави молниеносно вскочил. В руках он держал нунчаки-ножи – страшное оружие. Моя же сумка отлетела под кресло. Достать ее оттуда быстро не представлялось возможным без опасения получить удар нунножами в спину.

Я, занимая наиболее выгодное положение, мягко, крадучись приблизился к моему врагу. Морави сделал молниеносный выпад. Стальной веер нунчак-ножей едва не отрубил мою правую руку. Я, с трудом увернувшись, отскочил в сторону. Морави вновь ударил. Телевизор градом осколков разлетелся от встречи с нунножами. Я, стараясь увернуться от новых вееров-серий нунчак, с трудом уклоняясь от встречи со стальной смертью, отступал. Зацепившись о торшер, упал. Морави торжествовал: наконец-то я ему попался. Он криво усмехнулся, отчего его лицо, обезображенное шрамом, стало вовсе отвратительным. Но радовался оперативник РУЭ рано. Когда Морави взмахнул веером нунчак-ножей, желая добить меня, беспомощного, распластанного на полу, я, схватив стальную стойку торшера, отбил его удар. Посыпались искры, и я, не давая моему врагу опомниться, вскочил на ноги и нанес несколько сильных ударов стальной стойкой.

Морави, с трудом отбивая мои удары, стал отступать к окну. Я, двумя ударами о пол отломив абажур и подставку, ловко перекидывая стальную трубку из руки в руку, двигался на него. Шансы наши с Морави, после того как я обрел оружие, уравнялись, и я ждал, когда мой противник ошибется. И дождался. Морави сделал неверный выпад и встретился с моим оружием. Стальная трубка-копье с силой врезалась в его грудь, и Морави, выбив телом стекло, вылетел на улицу. Я хотел подбежать и посмотреть на результат своего удара, как вдруг был остановлен громким выкриком, раздавшимся, словно выстрел, за моей спиной:

– Стоять! Дернешься – сделаю из тебя решето. Я замер, так и не дойдя до разбитого окна.

– А теперь брось железо на пол и медленно, без резких движений поворачивайся.

Мне ничего не оставалась, кроме как подчиниться и, бросив стальной стержень, медленно обернуться. В меня целился из "Калашникова" спецназовец. Он был в черной форме, бронежилете и маске. Я еще не успел до конца оценить свои шансы в этой ситуации, как в комнату ворвались еще несколько бойцов спецназа. Я был безоружен .и, пока еще не решив, как себя вести с этими людьми, не стал сопротивляться.

Спецназовцы влетели как вихрь в гостиную, и я через мгновение упирался лицом в стену. Ноги мне раздвинули на три ширины плеч, а руки, завернув за спину, сковали наручниками. При этом все действие сопровождалось отменной бранью. Наконец я был, по мнению спецназовцев, полностью обезврежен, и один из них доложил по рации: "Все, взяли". Из динамика донеслось:

"Ничего там не трогайте, этого в машину и в отдел". Спецназовец ответил: "Понял, – и добавил: – Тут труп мужчины. Вовчик говорит, это Трежилов. Надо бы следственную группу вызвать". Из рации гневно донеслось: "Я сказал, в машину. Привезешь – и сразу ко мне в кабинет. Выполняй…"

Я сидел в кабинете начальника РУОПа. Со скованными за спиной руками, на стуле прямо перед хозяином кабинета. Спецназовцы в точности выполнили приказание своего командира, и я был незамедлительно доставлен в Управление внутренних дел к майору Пантелееву. Тому самому, который видел меня за рулем "шестерки" с номером из трех шестерок. Который сделал вид у подъезда Игорева дома, что не узнал меня. Тому самому, о котором Игорь говорил, что он связан с Трежиловым. Узнал, оказывается, тогда, в канун Нового года, Петр Васильевич меня. Узнал, да не подал виду. Все то время, пока я колесил по городу, выжидал, ждал удобного момента и дождался. Я в его руках, и моя сумка-броня скорее всего тоже. Для него я тоже, как и для многих, ценное приобретение. Наверняка он догадался, что в моем лице столкнулся с чем-то необычным, чему нет разумного объяснения. С чем-то таким, что сделает его более сильным, более могущественным. Хороший подарочек для него в Новый год. Только этот майор наверняка не догадывается, какой я нынче опасный подарок. Смертельно опасный. Сейчас всем без исключения я бы рекомендовал держаться от меня подальше.

Пантелеев внимательно посмотрел на меня и сказал своему помощнику, тому самому спецназовцу, что взял меня.

– Мордовии, включи-ка ту кассету с записью из вокзала. Хочу еще раз посмотреть.

Спецназовец без маски, но по-прежнему в бронежилете и с автоматом нехотя подошел к видеомагнитофону и вставил кассету. На экране телевизора замелькали полосы, потом появилось изображение зала автоматических камер хранения. На экране некоторое время никого не было, потом показались я с Майей на руках и Володя. Я положил .Майю на пол и достал из ячейки сумку-броню. Потом вытащил ААСП из сумки и приставил аптечку к телу девушки. На пленку была заснята вся процедура воскрешения раненой Майи.

"Вот почему тот наряд милиции на вокзале спешил к нам. Такое увидишь – не так заспешишь. Когда у тебя на глазах при помощи какого-то странного приспособления за несколько минут возвращают человека с того света, поневоле заинтересуешься".

Просмотрев внимательно пленку, майор, мельком взглянув в мой австралийский паспорт, лежащий на столе, неожиданно, обращаясь ко мне, сказал что-то на неизвестном языке. Я промолчал. Кроме русского, я не знал ни одного земного языка. Пантелеев повторил вопрос на другом языке, затем – на третьем. Я по-прежнему молчал.

– Что же вы, Джаггер, своего родного языка не знаете? – спросил он наконец по-русски.

– Мы у себя на родине в Австралии говорим преимущественно на языке коренных жителей. Иногда на русском, но никогда на тех языках, знание которых вы только что продемонстрировали.

От оглушительного хохота спецназовца, раздавшегося за моей спиной, я едва не свалился со стула. Мне тоже стало смешно от того бреда, что я выдал Пантелееву. Я улыбнулся.

Майор, грозно посмотрев на своего подчиненного, от чего смех тут же затих, продолжил допрос:

– Хорошо, будем говорить по-русски. Хотя я твердо уверен, что это не ваш родной язык. Это ясно каждому. Вы так отчетливо выговариваете русские слова, как это делают лишь иностранцы.

Пантелеев достал из пачки сигарету и, закурив, продолжил:

– Не знаю, кто вы по национальности, Джаггер, но натворили вы в нашем городе столько, что хватит на несколько лет разбираться. Натворили такого, что разумному объяснению не поддается. То, что мы видели на пленке, хоть и весьма необычно, все же имеет какое-то объяснение. Наука идет вперед семимильными шагами, и приходится лишь разводить руками, видя все ее чудеса. Но как объяснить все эти останки от людей в виде пятен на стенах, судя по рассказам очевидцев, сделанные при помощи вашего оружия? Люди еще не научились производить такое оружие. Но бог с ним, с оружием. Может, вы прибыли к нам из какой-нибудь недружественной страны, где производство лазерных автоматов поставлено на поток? Но то кровавое побоище на "Стальмаше" выходит за рамки разумного. Человек не в состоянии сделать то, что сделали вы. Кто вы, Джаггер?

Я промолчал, полностью игнорируя вопрос, Пантелеев повторил:

– Кто вы? Что вам нужно в нашем городе? Я оглянулся назад. Руки, скованные наручниками за спиной, онемели. Наручники на мне в этот раз были сплошные, не как те, коляновские, с цепочкой. К тому же руки у меня были завернуты за спину, так что порвать наручники не представлялось возможным. Кроме нас троих, в кабинете начальника РУОПа никого не было. "Очень это неосмотрительно", – подумал я и, вздохнув, повернулся к Пантелееву. Тот все еще ждал ответа.

– Ну что вам ответить? Сомневаетесь, что я гражданин Австралийских Соединенных Штатов? Свяжитесь с посольством в Москве. Там вам разъяснят, что так поступать с подданными моей страны не принято. Вашему МИДу пришлют ноту протеста, начнется международный скандал, и так далее. Вы сами прекрасно представляете последствия своих необдуманных поступков, то, как вы грубо попираете права человека. У нас в Австралии принято разговаривать с полицейскими в присутствии адвоката. А насчет всех ваших домыслов могу сказать только одно это плод вашего воображения.