Выбор Пути - Василий Павлович Щепетнёв
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Так вот, если лошадь загнали, то есть довели чрезмерной нагрузкой за пределы нормальной физиологии, вылечить её невозможно. Отдых, питание, медикаменты — всё бессильно. В лучшем случае будет инвалид первой группы. И потому ковбои и сапогейро этих лошадей пристреливали: чтобы не мучались. А сейчас, спросил я. А сейчас их сдают на мясокомбинаты, ответил Харин, и не шутил.
Вывод простой: если не стоит вопрос о жизни и смерти, то и загоняться не нужно. Тот уйдёт далеко, кто идёт неспешно, но не сворачивая с выбранного пути.
Это относится и к шахматам. За три недели каждому нужно сыграть пятнадцать партий. Если каждую партию проводить на пределе сил, то недолго стать загнанным. Потому стратегия строится так: экономия сил прежде всего. Следствие — много «гроссмейстерских ничьих», где в позиции, кишащей возможностями, опытные, умудренные жизнью игроки соглашаются на ничью.
Но я-то молод, здоров, полон амбиций, и силы восполняю ежедневно путём физических упражнений, рационального питания, научно обоснованного режима дня и размышлений в духе диалектического материализма. Потому, товарищи шахматисты, на легкую ничью не рассчитывайте. И господа шахматисты пусть тоже не рассчитывают. Мы, советские люди, милостей от иностранцев не ждём. Взять своё — вот наша задача.
Сегодня пятый тур. Четыре предыдущие партии я выиграл, и тем начал оправдывать высокое звание чемпиона Советского Союза. Наша газета — имею в виду «Фольксштимме» — каждой победе искренне радовалась, публикуя кратенькие примечания к игре, написанные Антоном. И у меня образовался круг болельщиков из читателей газеты, преимущественно пенсионеров: остальным ведь работать нужно, а тут и развлечение, и коммунистическая солидарность. Две дюжины пожилых венцев приходили перед туром, усаживались в первом ряду и смотрели, как представитель Советского Союза доказывает превосходство социалистического строя. Ну, и не только они: народы любят победителей, везде есть охотники за славой.
На этот раз моим соперником был Пахман. Людек Пахман. Член чехословацкой компартии с сорок пятого года, он стал гроссмейстером в пятьдесят четвертом году, в год моего рождении. Шестикратный чемпион Чехословакии — это кое-что, да значит. Четырежды играл в межзональных турнирах, тоже показатель высокого класса. Но…
Но сейчас он — борец и с коммунизмом, и с Советским Союзом. Объявлял голодовки, отсидел полтора года в тюрьме, теперь живёт в Западной Германии, и оттуда регулярно клевещет. Это мне разъяснили компетентные люди. Разъяснили и посоветовали держаться с Пахманом осторожно, но без страха. Не горбиться. Нам его бояться нечего, пусть он боится.
Что ж, осторожно, так осторожно.
Я осторожно протянул руку: ну, как плюнет? Что мне, в ответ плеваться? Он, Пахман, старше меня на тридцать лет. Почтенный старик, можно сказать. И выглядит культурно: серый костюм, белая рубаха, чёрный галстук.
Нет, не плюнул. Пожал руку. Сели. Пустили часы.
Испанская партия, сиречь дебют Руи Лопеса. Белые атакуют, черные обороняются. Всё просто: кто сильнее, тот и победит. Но у белых, то есть у меня, крохотное преимущество первого хода. Я могу выбрать, какой вариант играть. Впрочем, чёрные тоже свободны в выборе: на е четыре ответить це шесть, и никакой испанской партии, а защита Каро-Канн, сыграть це пять — сицилианская защита, дэ шесть — защита Уфимцева, дэ пять — скандинавская партия, e шесть — французская защита, и прочая, и прочая, и прочая. Каждым ходом древо дебютов раскидывается шире и шире, и у чёрных возможностей повлиять на ход партии ничуть не меньше, чем у белых. Более того, есть сторонники теории, что при безошибочной игре с обеих сторон партия обязана окончиться вничью, и, следовательно, кто первым ошибется, тот и проиграет. А поскольку первый ход делают белые, у них и шансов на ошибку больше.
Все эти мысли шли параллельно игре. Первые шесть, восемь, а порой и двадцать ходов — это теория. Хоженые перехоженые тропы. Конечно, в любой момент можно свернуть в кусты, но ничего хорошего обычно в кустах не ждёт. Можно и вступить в неприятную субстанцию. Вот если загодя всё разведать, пометить незримо, где и куда свернуть, тогда да. Тогда рождается новый вариант. Но из десятка таких вариантов жизнеспособный едва ли один, потому чаще идут проторенной дорогой, перенося всю борьбу на середину игры, а то и сразу в окончание. Ничейное.
Но это не наш случай.
На девятом ходу я применил новинку. Ход не давал преимущества, его задача была сбить с толку соперника, ввести в состояние «шёл в комнату, попал в другую». Время — столь же важный ресурс как фигуры. Порой даже важнее.
Пахман выбрал лучшее продолжение. Я сделал ещё один неожиданный ход. Потом ещё — и тут гроссмейстер ошибся. Немного, чуть-чуть. Но к двадцатому ходу мелких ошибок накопилось настолько, что позиция черных стала очевидно хуже, к двадцать пятому они потеряли пешку, а к тридцатому приняли решение прекратить бесполезное сопротивление и капитулировать.
Мои болельщики оживились: теперь можно и расходиться. Я поблагодарил их поклоном и прошёл в комнату отдыха — так она называется. Не потому что хотел отдохнуть, а — обязан. Там меня могут ждать корреспонденты, и, по условиям организаторов шахматного конгресса, я должен отвечать на их вопросы, если таковые вдруг будут. Реклама турнира — святое дело.
В комнате отдыха меня ждала команда: все трое получили аккредитацию. Расход невелик, а дело нужное. Пусть и остальные шахматисты привыкают, что Чижик не одинок, его запросто не слопаешь.
Корреспонденты были. Три человека, двое мужчин и дама.
И дама начала первой, удивив вопросом:
— Это правда, что вам запретили разговаривать с господином Пахманом?
— Нет, — ответил я. И остановился, не развивая тему.
— Но вы с ним не разговаривали!
— В самом деле?
— Я специально смотрела!
— Мы здесь не для разговоров, это первое, и отвлекающие разговоры во время игры в турнирном зале запрещены правилами, это второе. И да, вы не
