Русская революция. Большевики в борьбе за власть. 1917-1918 - Ричард Пайпс

Троцкий держал Петроград в состоянии неослабевающего напряжения. Он обещал, предостерегал, угрожал, льстил, разжигал страсти. Вот как описывает Суханов типичную сцену, свидетелем которой он стал в эти дни:

«Настроение трех с лишним тысяч людей, заполнявших залу, было определенно приподнятое; все молча чего-то ждали. Публика была, конечно, рабочая и солдатская по преимуществу. Но было видно немало типично мещанских фигур, мужских и женских...

Как будто бы овация Троцкому прекратилась раньше времени — от любопытства и нетерпения: что он скажет?.. Троцкий немедленно начал разогревать атмосферу — с его искусством и блеском. Помню, он долго и с чрезвычайной силой рисовал трудную... картину окопной страды. У меня мелькали мысли о неизбежном несоответствии частей в этом ораторском целом. Но Троцкий знал, что делал. Вся суть была в настроении. Политические выводы давно известны... Советская власть не только призвана уничтожить окопную страду. Она даст землю и уврачует внутреннюю разруху. Снова были повторены рецепты против голода: солдат, матрос и работница, которые реквизируют хлеб у имущих и бесплатно отправят в город и на фронт... Но Троцкий пошел и дальше в решительный «день Петербургского Совета» [22 октября]: «Советская власть отдаст все, что есть в стране, бедноте и окопникам. У тебя, буржуй, две шубы — отдай одну солдату, которому холодно в окопах. У тебя есть теплые сапоги? Посиди дома. Твои сапоги нужны рабочему».

Вокруг меня было настроение, близкое к экстазу. Казалось, толпа запоет сейчас, безо всякого сговора и указания, какой-нибудь религиозный гимн... Троцкий формулировал какую-то общую краткую резолюцию или — провозгласил какую-то общую формулу, вроде того, что «будем стоять за рабоче-крестьянское дело до последней капли крови».

Кто — за?.. Тысячная толпа, как один человек, подняла руки. Я видел поднятые руки и горевшие глаза мужчин, женщин, подростков, рабочих, солдат, мужиков и — типично мещанских фигур... она [толпа] согласна. Она клянется... Я с необыкновенно тяжелым чувством смотрел на эту поистине величественную картину»151.

К 16 октября большевики имели в своем распоряжении две организации, номинально подчиненные Совету: Военно-революционный комитет — чтобы осуществить переворот, и Второй съезд Советов — чтобы придать этому перевороту видимость законности. Теперь они могли потеснить и Временное правительство с его военным командованием, и Исполком с его Советами. ВРК и съезд Советов призваны были провести в жизнь решение, тайно принятое большевиками 10 октября, — захватить власть.

Где-то между 3 и 10 октября Ленин вновь появился в Петрограде. Возвращение его было окутано такой тайной, что советские историки до сих пор не могут определить точную дату этого события. До 24 октября Ленин жил скрытно на Выборгской стороне и вышел из подполья только с началом переворота.

10 октября, на следующий день после того, как Исполком и пленум Совета утвердили решение о создании Комитета обороны, и, по-видимому, в связи с этим утверждением, — двенадцать членов большевистского Центрального Комитета собрались, чтобы решить вопрос о вооруженном восстании. Встреча происходила ночью на квартире Суханова, в обстановке чрезвычайной секретности. Ленин пришел, изменив внешность: гладко выбритый, в парике и в очках. Мы не можем сказать с достоверностью, что происходило на этом заседании, так как из двух его протоколов был опубликован только один, да и тот в сомнительной обработке152. Наиболее полную версию можно найти в воспоминаниях Троцкого153.

Ленин рассчитывал, что члены ЦК единодушно поддержат идею произвести переворот до 25 октября. Но возразил Троцкий: 25 октября соберется съезд Советов «с заранее обеспеченным нашим большинством». На это Ленин ответил, что «вопрос о Втором съезде Советов <...> его совершенно не интересует: какое это имеет значение? состоится ли еще самый Съезд? да и что он может сделать, если даже соберется? Нужно вырвать власть, не надо связываться со съездом Советов, смешно и нелепо предупреждать врага о дне восстания. В лучшем случае 25 октября может стать маскировкой, но восстание необходимо устроить заранее и независимо от съезда Советов. Партия должна захватить власть вооруженной рукой, а затем уже будем разговаривать о съезде Советов»154. Троцкий считал, что Ленин не только переоценивает врага, но и не понимает значения Советов как прикрытия: партия не могла захватить власть так, как этого хотел Ленин, независимо от Советов, потому что рабочие и солдаты узнали буквально обо всем, в том числе и о большевистской партии, только через Советы. Брать власть вне структуры Советов означало лишь сеять в массах смятение.

Расхождения между Лениным и Троцким касались времени переворота и необходимости придать ему видимость законной акции. Но некоторые члены ЦК ставили под вопрос вообще целесообразность захвата власти большевиками. Урицкий утверждал, что большевики технически не подготовлены к восстанию и что имеющихся у них 40 000 винтовок далеко не достаточно. Наиболее резкие возражения выдвинули вновь Каменев и Зиновьев, которые изложили свою позицию в закрытом письме в большевистские организации155. По их мнению, время для переворота еще не пришло: «Мы глубочайше убеждены, что объявлять сейчас вооруженное восстание — значит ставить на карту не только судьбу нашей партии, но и судьбу русской и международной революции». Партия, писали они, может рассчитывать на хорошие результаты на выборах в Учредительное собрание, где она в состоянии завоевать минимум треть мест, поддержав тем самым авторитет Советов, в которых ее влияние ныне чрезвычайно возросло. «Учредительное собрание плюс Советы — вот тот комбинированный тип государственных учреждений, к которому мы идем». Они не соглашались с Лениным, утверждавшим, что большинство русских и международный рабочий класс готовы поддержать большевиков, и такая пессимистическая оценка заставляла их ратовать за острожную, оборонительную тактику, а не за вооруженные выступления,

На это Ленин ответил: «Ждать до Учредительного собрания, которое явно будет не с нами, бессмысленно, ибо это значит усложнять нашу задачу». В этом большинство собравшихся его поддержали.

К концу обсуждения Центральный Комитет разделился на три группы: 1) Ленин, который считал необходимым немедленный захват власти безо всякой оглядки на съезд Советов и Учредительное собрание; 2) Зиновьев и Каменев, которых поддержали Ногин, В.П.Милютин и А.И.Рыков, считавшие, что в тот момент переворот был вообще нецелесообразен; 3) остальные шесть участников совещания, выступавшие за переворот, но полагавшие, вслед за Троцким, что он должен быть приурочен к съезду Советов и произведен под его эгидой, то есть две недели спустя. Большинством в десять голосов было принято решение, что «вооруженное восстание неизбежно и вполне назрело»156. Вопрос о времени выступления остался открытым. Судя по тому, как разворачивались события дальше, переворот должен был произойти за день или за несколько дней перед съездом. Ленин пошел на такой компромисс, но отстоял свое главное требование: съезд должен будет лишь узаконить уже свершившийся переворот.

Описанное выше создание Военно-революционного комитета и созыв Съезда Советов Севера, который, в свою очередь, выступил инициатором Второго съезда Советов, — это были шаги на пути осуществления решения, принятого большевистским ЦК 10 октября.

Каменев счел такое решение неприемлемым. Он вышел из Центрального Комитета, а неделю спустя объяснил свою позицию в интервью, напечатанном в «Новой жизни». Он заявил, что они с Зиновьевым послали в партийные организации циркулярное письмо, в котором «решительно высказывались против того, чтобы партия наша брала на себя инициативу каких-либо вооруженных выступлений в ближайшие сроки». И хотя, лгал далее Каменев, партия не принимала решения о таких выступлениях, он сам, Зиновьев и еще некоторые товарищи убеждены, что «захват власти вооруженной рукой» накануне и независимо от съезда Советов будет иметь фатальные последствия для революции. Восстание неизбежно — но в свое время157.

До переворота ЦК заседал еще трижды: 20, 21 и 24 октября158. На повестку дня первого из этих заседаний был поставлен вопрос о нарушении партийной дисциплины, якобы допущенном Каменевым и Зиновьевым, которые сделали достоянием гласности свои возражения против вооруженного восстания. [Ленин ошибочно полагал, что и Зиновьев дал вместе с Каменевым интервью «Новой жизни» (Протоколы ЦК. С. 108).]. По этому поводу Ленин написал в ЦК два гневных письма с требованием изгнать «штрейкбрехеров»: «Мы не можем сказать перед капиталистами правды, именно, что мы решили стачку [читай: решили пойти на вооруженное восстание] и решили скрыть выбор момента для нее»159. ЦК не удовлетворил требование Ленина.