Наслаждения герцога - Трейси Уоррен
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Может быть, именно то впечатление, которого она так давно добивается?
Может быть, он отчитает ее и прикажет уезжать домой?
Она не могла бы сказать, что раскаивается в своих действиях, однако ей было искренне жаль, что она вовлекла в осуществление своего плана близнецов, пусть даже их помощь и была ей совершенно необходима.
С ее губ так и рвались слова извинения, но она сдержала их, понимая, что сейчас не время просить прощения у близнецов.
Очень скоро карета остановилась, и один из лакеев открыл ее дверцу. Широко открытыми глазами слуга наблюдал за тем, как она выходит из экипажа. Что до Крофта, то дворецкий приветствовал их со своим обычным спокойным достоинством: хотя Клер не сомневалась в том, что он узнал ее в мужском наряде, внешне он никак этого не выказал. Он также ничего не сказал по поводу того, что до этой минуты вся прислуга считала, будто она спит у себя в комнате. Сегодня в комнате прислуги сплетен будет хоть отбавляй!
Как только они оказались дома, Эдвард резко повернулся к близнецам.
— Вы двое отправляйтесь наверх к себе, — приказал он. — Я займусь вами позже. И вы не будете выходить из дома, даже если у вас загорятся брюки, а ведро с водой окажется на другой стороне площади. Я ясно выразился?
Оба в ответ что-то проворчали.
— Что вы сказали? Я не расслышал! — резко сказал Эдвард.
— Да, Нед. Совершенно ясно, Нед, — ответили оба очень почтительно.
В подавленном состоянии они поднялись по лестнице и ушли к себе, не сказав больше ни слова. Клер направилась было за ними.
— А куда, по-вашему, вы идете? — спросил Эдвард негромко и отрывисто.
— Наверх. Переодеться.
Сузив глаза, он обвел ее взглядом.
— Можете переодеться позже. Или вам перестал доставлять удовольствие этот маскарад, мистер Денсмар? — Сверля ее суровым взглядом, он указал рукой вперед: — В мой кабинет. Сейчас же!
Она послушалась, шагая по коридору перед ним.
Когда они наконец оказались внутри, она ожидала, что Эдвард захлопнет дверь, однако он закрыл ее с тихим щелчков, и такое самообладание показалось ей гораздо более пугающим, нежели открытая ярость.
А он, несомненно, был в гневе: его глаза приобрели холодный блеск, Который напомнил ей ледяной панцирь на скованном морозом озере. Она поспешила напомнить себе, что готова принять его неудовольствие. Пусть он даст волю своей ярости. В конце концов, именно на это она и рассчитывала!
Пройдя к своему рабочему столу, он полуприсел на край и скрестил руки на своей широкой груди.
— Ну? И что вы можете сказать в свое оправдание, леди Клер?
После нескольких секунд молчания она беззаботно пожала плечами.
— Практически ничего. Полагаю, этот день сам за себя говорит.
Он нахмурил брови:
— Совершенно верно, говорит. Начиная с вашего убедительного утреннего спектакля, который мы видели за завтраком. Но, полагаю, вас не смущает то, что вы с такой нахальной легкостью врали кузине Вильгельмине и Мэллори, не говоря уже обо мне.
Она сунула руки в карманы перешитого для нее фрака.
— Конечно, смущает, и мне надо принести им глубочайшие извинения, так же как и вам, ваша светлость. Я не люблю обманывать людей. Но в данных обстоятельствах ничего нельзя было поделать.
— Да неужели? Из всех ваших невероятных выходок эта самая возмутительная. Вы хоть представляете себе, какой скандал вызвали? Уже вечером об этом будет судачить весь Лондон, а к завтрашнему утру, наверное, половина Англии!
— А мне казалось, что вас скандалы не смущают, — сказала она. — Что вы тогда мне говорили? Что добиться вашего внимания несколькими лишними танцами не получится?
Он тихо зарычал:
— О, вы определенно добились моего внимания! Может быть, вы и не заметили, но оно было сосредоточено на вас уже несколько последних недель, пока вы порхали от одной выходки к другой. Однако на этот раз вы зашли слишком далеко.
— Почему? Потому что оделась в мужское платье и отправилась в ваш клуб?
— Нет, потому что вы вовлекли в ваши планы других и, что еще хуже, сделали своим врагом человека с отвратительным характером. Господи, а чем вы думали, когда садились играть с этим животным, Моргрейвом?
— Он сел к нам за стол, и мы никак не могли ему эго запретить. И потом, я понятия не имела, какой он мерзавец, и близнецы тоже. По крайней мере до тех пор, пока не началась игра, а тогда уходить было уже поздно.
— Уйти никогда не поздно. Вам следовало извиниться и встать.
— Но к этому моменту он выиграл у нас пятьсот фунтов. Я не собиралась позволять ему уйти с такой суммой денег!
— Именно это вам и следовало сделать. Встать и уйти. А я в банке видел гораздо больше, чем пятьсот фунтов, — скорее, пять тысяч.
— На самом деле, по моим подсчетам, в банке во время той последней партии было, скорее, от десяти до пятнадцати тысяч фунтов, так как я еще и написала довольно большую долговую расписку.
Его брови взлетели.
— Вы давали ему расписки?! И что бы вы стали делать, если бы проиграли? Как бы вы ему заплатили?
Она подняла глаза к потолку, рассеянно заметив, что в комнате исключительно удачная лепнина, а потом снова перевела взгляд на Эдварда:
— Я считала, что вы смогли бы заплатить.
— Я?! — Его глаза подозрительно сощурились. — А, ну конечно! Я уверен, что это входило в ваш план меня спровоцировать. Тогда что же пошло не так? Или вам просто не вовремя повезло?
— То, что мне пришла самая сильная карта, — это было чистое везение, но в остальном я полностью владела игрой. Поверьте: когда растешь в деревне, то либо ты научишься играть в карты, либо умрешь от скуки. Мыс сестрами бесконечные вечера проводили за игрой в вист и мушку, и я очень хорошо знаю обе игры. Конечно, мы никогда не играли на деньги, но принцип остается тем же.
— Тогда почему вы не проиграли Моргрейву?
Она немного поколебалась, но все же сказала правду:
— Потому что он просто отвратителен и я не могла заставить себя смириться с тем, что он выиграет даже пенни. И потом, близнецы были бы просто убиты, потому что первые ставки оплатили они. Я сочла неправильным проигрывать их деньги.
— Ах вот как? А вот мои проиграть было бы можно?
— Ну… да, если учесть, насколько вы богаты.
Он воззрился на нее и резко рассмеялся:
— Боже! Вы просто невозможная нахалка, вы это знаете?
«Слишком невозможная, чтобы стать герцогиней», — рассчитывала она услышать дальше. Слишком невозможная, чтобы стать его женой.
Однако он молчал, и установившаяся в кабинете тишина становилась все более гнетущей.
— Знаете, — проговорил он наконец, резко поменяв тему разговора, — я уже решил, что сделаю с близнецами. Я отправлю их домой, в Брэборн, завтра же утром, и они останутся там до тех пор, пока в университете не начнутся занятия.