«КРАСНАЯ КАПЕЛЛА». Советская разведка против абвера и гестапо - Владимир Пещерский

В подготовленном немецким отделом проекте телеграммы говорилось: «Во время посещения Берлина установите контакт с Адамом Кукхофом или его женой. (Указывался их точный адрес, домашний телефон и пароль.)

Договоритесь с ним, чтобы он организовал вам встречу с Арвидом и Харро[37]. Если это почему-то не удастся, то выясните у Адама причины отсутствия радиопередач. Узнайте также, в каком положении находятся близкие друзья Арвида. Полученную от них информацию следует отправить в Москву для Эрдберга, они его хорошо знают. Пусть также готовят квартиры для приема гостей, которые к ним прибудут. Желательно, чтобы берлинские друзья срочно выехали для личной встречи с торгпредом в Стамбул или с консулом в Стокгольм». В том и другом случае назывался пароль для вступления в контакт. На всякий случай предусматривался запасной вариант связи с берлинцами через жену Харро — Либертас Шульце-Бойзен.

26 августа 1941 года Фитин завизировал документ и приказал срочно отправить его с Лубянки на Знаменку, где располагалась штаб-квартира Разведупра. Телеграмму подписал начальник РУ А.Б. Панфилов, оперативный псевдоним Директор, и завизировал комиссар РУ И.И. Ильичев.

И сегодня пересказ текста телеграммы поражает своей откровенностью, раскрытием сокровенных секретов разведки: названы имена и адреса двух ценных информаторов, два секретных сотрудника разведки за рубежом, ее намерения и планы. Однако руководители разведок полагались на стойкость своих шифров и беспредельную верность долгу и присяге офицеров-разведчиков.

Вместе с тем в некоторых российских и зарубежных источниках значительно большей известностью пользуется иной текст телеграммы, содержавший указание об установлении связи с берлинскими подпольщиками, который относят уже к сентябрю 1941 года.

«Совершенно секретно

Кенту. Лично.

для Отто задание Максимовичу[38]

Немедленно отправляйтесь Берлин трем указанным адресам и выясните причины неполадок радиосвязи. Если перерывы возобновятся, возьмите на себя обеспечение передач. Работа трех берлинских групп, и передача сведений имеют важнейшее значение. Адреса: Нойвестэнд, Альтенбургералле, 19, третий этаж справа. Харро. — Шарлотгенбург, Фридерицнаштрассе, 26-а, второй этаж слева. Вольф. — Фриденау, Кайзерштрассе, 18, четвертый этаж слева. Бауэр. Вызывайте Ойленшпигель. Пароль «Директор». Передайте сообщение до 20 октября. Новый план, повторяю — новый, предусмотрен для трех передатчиков.

Директор».

Различия между первой и второй телеграммами очевидны. В последней шифровке даже нет упоминания об Адаме Кукхофе, а запасной вариант для Харро стал основным. Это его адрес стоит первым в приведенном перечне для посещений Максимовичем. Два последующих адреса принадлежат резиденту военной разведки Альте — Ильзе Штебе и, по-видимому, военному радисту Курту Шульце.

Практически с этого момента инициатива в установлении прерванной связи с группой Арвида и Харро перешла в руки военной разведки. Их соратникам оставалось лишь ожидать результатов осуществляемой операции по восстановлению связи.

Сегодня имеется возможность заглянуть за кулисы событий тех лет и хотя бы частично рассеять естественное недоумение по поводу происшедшей метаморфозы с первоначальным вариантом шифровки.

Максимович был русским эмигрантом, который со временем стал сочувственно относиться к большевикам и даже согласился работать на них.

Треппер доложил Директору о вербовке агента Максимовича, источника ценной информации и к тому же имевшего возможности выезда за пределы Франции. Лишь после этого, да и то случайно, он узнал, что Максимович является лицом без гражданства, с временным удостоверением личности — так называемым нансенским паспортом, с которым и по стране-то было небезопасно разъезжать. Но резидент схватился за голову только тогда, когда начальник Разведупра дал задание использовать эмигранта для восстановления связи с нелегальной группой в Праге, а также в Берлине, утратившей ее после нападения Германии на СССР.

Уж очень хотелось честолюбивому Трепперу выглядеть в глазах Разведупра этаким «суперагентом». Вот и понадеялся на авось. И теперь, пригласив Гуревича, сообщил ему о своем проколе. Выбор новой кандидатуры замыкался именно на Гуревиче (Кенте). Он имел солидную репутацию в деловых кругах Брюсселя, несколько зарубежных фирм предлагали ему расширить сотрудничество. В самом Брюсселе у Кента сложились выходившие за рамки официальных отношения со старшими офицерами интендантства, содействовавшими ему в бизнесе и сообщавшими тет-а-тет заслуживающую внимания информацию.

Однако Кент не спешил с предложением своей кандидатуры, понимая, что задание будет не из простых, а Треппер желал предварительно удостовериться в том, что посещение Гуревичем Германии и протектората Богемия и Моравия реально, чтобы второй раз не попасть впросак.

Начав действовать, Гуревич получил рекомендательные письма к коммерческим фирмам в Германии и протекторате, заручился обещанием интендант-майора оказать содействие в получении виз, если возникнут препятствия.

Лишь после этого в Москву ушла телеграмма о том, что Максимович по непредвиденным обстоятельствам выехать на сможет и что поездку в Германию и Чехословакию осуществит Кент.

Отто, который не имел в Париже прямой линии связи с Центром и пользовался для этих целей рацией в Брюсселе, а в ряде случаев и личным шифром Кента, настоял перед руководством Разведупра, чтобы на время отсутствия Кента его шифр передали радисту и заместителю руководителя бельгийской резидентуры Хемницу, он же Карлос Аламо, он же Михаил Макаров. Поездка Кента в Германию, протекторат Богемия и Моравия могла закончиться для Кента и трагически, но радиосвязь из-за этого не должна была прекращаться. Подготовительные мероприятия завершились в октябре 1941 года, и Кент, наконец, отправился в дорогу. Готовясь к операции, он, как обычно, продумал все до мелочей. Через немецкое туристическое агентство «Митропа» заказал билеты туда и обратно, оговорил маршрут следования и назвал точную дату своего прибытия в пражский отель «Штаубек», расположенный в центре города. Все остальное должно было уточниться по ходу дела. В гостинице, куда прибыл Кент, сновали офицеры вермахта и германские чиновники, приехавшие в Прагу по делам. На площадке лестницы отеля с первого этажа на второй висел большой портрет Федора Шаляпина с автографом знаменитого артиста. Метрдотель не без гордости сообщил Кенту (Винсент Сиерра), что Шаляпин, бывая в Праге, постоянно останавливался в этой гостинице. «Неужели идет война?! Как немцы не приказали убрать подальше портрет русского певца?» — подумал разведчик.

Шагая по брусчатке старой Праги, Кент разыскал нужный адрес, где должен был встретиться с разведчиками Ольгой и Франтишеком Вожачек. Однако вместо живых людей он увидел наглухо запертый магазин. Несколько раз разведчик приходил на обусловленное место, но каждый раз видел только дверной замок. Он попробовал позвонить Вожачкам по телефону; длинные, продолжительные гудки, никто не снимал трубку. Кажется, было ясно, что произошло. В последний раз он прошелся мимо безлюдного антикварного магазинчика. Похоже, его заметили. Пожилая чешка вышла из соседней лавки, осторожно поманила в сторонку и шепотом сказала: «Ольга и Франтишек арестованы гестапо». По дороге в гостиницу, а затем на вокзал он думал о том, что супруги Вожачек, вероятно, были славными людьми, поскольку о них помнили соседи, предупредившие незнакомца о смертельной опасности. Условной фразой по международному телефону Кент сообщил Маргарет Барча в Брюссель — своей подруге и помощнице резидентуры, что явка провалена, и он выезжает в Берлин. Маргарет передала это известие Отто.

26 октября 1941 года Кент прибыл в Берлин и находился в нем до 5 ноября. Город встретил разведчика неприветливо. Стояла холодная погода, по небу плыли низкие серые тучи. В столице Третьего рейха Кент разместился в гостинице «Эксельсиор», напротив городского вокзала. Отдохнув с дороги, он вышел пройтись по улицам, посмотреть витрины магазинов. Несколько раз заходил в кинотеатры, но, не досмотрев фильмы, выходил из кинозалов. Все было в порядке, хвоста не наблюдалось.

Вечером Кент спустился в банкетный зал, где его внимание привлекла живописная группа: несколько генералов русской царской армии, словно сошедшие с экрана знаменитого фильма «Чапаев», и вокруг них адъютанты с серебряными с аксельбантами.

—   Кто эти господа? — спросил он у официанта.

—  О, это генералы Краснов[39] и Шкуро[40], — подобострастно изогнулся слуга.

—  Давно они здесь?

— Практически с первого дня войны с Россией. Говорят, большие друзья фюрера, но он ими, кажется, не очень интересуется.