Имперский раб - Валерий Сосновцев

– Как! – изумился Савва такому фокусу.

Ефрем улыбнулся:

– Когда писарь правителя делал мне сей пропуск, то за триста золотых изготовил два одинаковых… и печати подлинные приложил… Подпись, правда, сделал за аталыка, но весьма искусно, шельмец!.. Так что мы по-прежнему послы бухарские, можем трогаться в путь!

– Куда этот путь-то? – проворчал Семен. – Дом вона где, а нас понесло куда-то к чертям в пекло, в другую сторону совсем.

Только после этих слов Ефрем вдруг подумал о том, что он в пылу, в суматохе не учел, что ежели для себя он выбрал эту дорогу ради дела, то спутников своих он подвергает теперь смертельной опасности совсем неоправданно. Но делать нечего, надо двигаться вперед. И отряд тронулся в путь.

Шел восьмой год необычного путешествия русского солдата по загадочным, сказочным восточным странам.

Далее без приключений бухарские беглецы достигли города Маргелана. Здесь Ефрем решил дать своему отряду отдых, осмотреться самому. Места были вовсе не ведомые. Стоило осторожно решить, что делать далее. Выдавать себя за посла впредь становилось опасным. Посол – тот же шпион. Его могли задержать или отослать обратно. Тогда пришлось бы убегать. Лучше было затеряться. Хотя посольская его грамота и была выписана аж до Кашмира, он не хотел, чтобы ненароком весть о нем как о после донеслась до Данияр-бека из мест после Коканда, так как для всех именно здесь они и сгинули… Иначе бухарский аталык все бы понял, и оставшимся в Бухаре русским уже ничто не помогло бы избежать мученической смерти.

Ефрем сказался властям купцом-ногаем, так называли татар-торговцев из России. Золото, скопленное на долгой бухарской службе, сыграло и здесь свою роль. Местный чиновник, ведавший сбором пошлин, за изрядный куш приложил печать к бумаге, подтверждавшей их состояние, составленной самим же Ефремом, якобы взамен утерянных российских бумаг. Спутники Ефрема числились слугами купца. Гюльсене по-прежнему носила мужскую одежду и наотрез отказалась представляться невольницей. Объяснила она это тем, что женщина-мусульманка, предназначенная для вывоза в Россию вызовет излишнее любопытство, с чем не мог не согласиться Ефрем. Он только строго приказал спутникам меньше шататься по базарам без него. Сам же он посещал чайханы, базары, заводил новых знакомцев среди приезжих и местных торговцев. Все примечал, выспрашивал, но осторожно, под видом торгового интереса.

Ефрем уже не мог отсылать добытые сведения на родину. Поэтому завел себе тетрадь в кожаном переплете, у базарных писарей приобрел принадлежности для письма, чернильный порошок и сделал первые свои путевые записи.

«…От Самарканду до города Уратени езды 3 дни, в нем городовых ворот 4, вода проведена из реки Сыр-Дарьи каналом, который простирается из города в город даже до Бухарии. В оном городе державец узбек роду Юз, имя ему Худояр-бек. От сего города начинается владение Куканское.

От Уратени до городу Хожанту езды 2 дни, в нем городовых ворот 4, а лежит при реке Сыр-Дарье.

От Хожанту до местечка Кукану езды 1 день, а оное находится при вершине реки Сыр-Дарьи, в нем державец узбек роду Юз, имя ему Нарбота-бек, а с китайской стороны именуется ханом, потому что имеет с китайцами союз, а с бухарцами распрю.

От оного до местечка Маргиляну езды 1 день… Отсюду до города Ушу, сказывают, езды 3 дни…»

Ефрем приказал Семену и Савве под доглядом Гюльсене закупит на маргеланском базаре китайских снадобий и немного меховой рухляди, чтобы груз был дорогой, но легкий в поклаже. Он договорился с караванщиком за приличную плату, нещадно поторговавшись, и беглецы продолжили путь до Ушу, оттуда в Кашкар.

«От Ушу до города Кашкары езды 13 дней, – записал в заветную тетрадь Ефрем. – Между Ушем и Кашкарою в горах кочуют киргизсцы от киргис-кайсаков особливого роду. Не доезжая до Кашкары за 2 дни в горах есть свинцовый завод под ведением кашкарцев. Дорога лежит по горам и по косогорью. Горы весьма высокие; лесу мало, травы довольно… У одной горы воздух весьма тяжелый и захватывает дух, отчего иные умирают. Здесь потерял я одного из своих товарищей…»

Гора была высока, на перевале лежал снег. Караван шел медленно. Вьючных животных в караване уже не было. Они бы не выдержали. Грузы несли нанятые заранее носильщики или сами торговцы, смотря по грузу и состоянию владельца.

Первым ударом, свалившимся на беглецов, стала смерть Саввы. Он умер утром на перевале, когда караван застигла горная снежная вьюга. Всю ночь ветер порывами обрушивался на цепочку людей на узкой тропе, словно пытался сбросить дерзких путников в пропасть. Караван остановился, люди съежившись, группками и по одиночке, укрывшись, кто чем мог, покорно спали прямо на тропе, едва прячась за редкие выступы. Накрывшись с головой кошмой, Ефрем и Гюльсене спали в обнимку, рядом порознь, завернувшись в куски кошмы, спали Савва и Семен, дальше за ними спали еще люди. Караван походил на птиц притулившихся на карнизе.

Ефрем проснулся оттого, что вдруг дыхание Гюльсене ему показалось очень громким. Он перестал слышать звук бури. На вершине воцарилась тишина. Буря утихла, понял Ефрем. Он отогнул край кошмы, увидел кусочек темно-синего неба, обернулся на товарищей своих и вдруг столкнулся с неподвижным взглядом Саввы. Его широко раскрытые глаза и усы над открытым ртом были слегка припорошены редкими, нетающими снежинками. Из кошмового куля торчала только его голова. Край кошмы Савва зажал в кулак, словно все еще хотел сдернуть с себя покрывало. Ефрем вскрикнул от неожиданности. Лицо Саввы почти упиралось в его собственное. Караван мгновенно ожил. Все повскакивали, но подойти ближе не позволяла узкая тропа. Лишь один старшина каравана, седой старик из горных киргизов с длинным клином бороды, осторожно обходя обескураженных спутников, пробрался к Ефрему. Внимательно осмотрев мертвое тело Саввы, он сказал, ни на кого не глядя:

– Сердце у него не выдержало, он мертв. Я говорил тебе, купец, что горы эти не каждому горцу пройти удается… Люди равнин задыхаются здесь, их сердца лопаются…

Сдавленный гул голосов прокатился по каравану. Люди передавали по цепочке друг другу печальное известие. Там, где стоял Ефрем, тропа была несколько шире. Старик огляделся по сторонам, поискал взором и сказал:

– Вот у этой стены заложите его камнями, чтобы звери не добрались. Это и будет его могила… Помолитесь, и в путь. Нужно быстрее пройти эти гиблые места… Далее будет еще труднее. Пойдем еще выше… Но если воротиться захочешь, то назад со слугами своими пойдешь один… Правду скажу тебе. Назад тропа вся занесена. Там буря. Она нас только краем задела.