Полководцы Первой Мировой. Русская армия в лицах - Валентин Рунов

Штаб Северо-Западного фронта тех дней. Командующий его войсками генерал М. В. Алексеев в тяжелых раздумьях – перед его глазами катастрофа на юге страны в полосе фронта, штаб которого он возглавлял более семи месяцев с первого дня войны. Похоже, что генерал Иванов ударился крепко в панику, коль уже думает о сдаче Киева и отводе войск за Днепр. Что же в этих условиях сулит завтрашний день Северо-Западному фронту, в который включена часть разбитых на юге войск, среди них особенно тяжко пострадавшая 3-я армия?

Таран Макензена превратился в гигантскую клешню, охватившую центральную Польшу с юга. Вот-вот навстречу ей протянется из Восточной Пруссии вторая. Тогда судьба русских войск между Вислой и Бугом предрешена. Что делать?

«Алексеев, – записывает в дневнике генерал Ф. Ф. Палицын, в недавнем прошлом начальник Генерального штаба, – чувствует и, скажу, видит, насколько положение наше при отсутствии средств к борьбе хрупко, он видит и необходимый в наших условиях исход. Гуляя вечером между хлебами, мы в разговоре часто к нему подходим и скоро от него отходим. Мы как-то боимся своих мыслей… Вопросы эти требуют заблаговременного решения, они сложны, и последствия этого решения чрезвычайно важны. И дело не в Варшаве и Висле, даже не в Польше, а в армии. Противник знает, у нас нет патронов и снарядов, а мы должны знать, что не скоро их получим, а потому, чтобы сохранить России армию, должны ее вывести отсюда… Надежда удержаться нас не оставляет, но пассивное удержание нашего положения само по себе есть одно горе при отсутствии боевого снабжения».

Выбора, по мнению Михаила Васильевича, собственно, не было, – нужно было отводить войска, пока не потеряно время. Контуры катастрофы обозначились достаточно ясно, и она бы разразилась в полном объеме, если бы командование Северо-Западного фронта не сохранило присутствия духа и четкости мышления. В определенной мере помог и противник. Возникшие разногласия между австрийским командующим Макензеном и германским командующим Гинденбургом привели к тому, что вражеское военное руководство распылило силы.

В конце июня – начале июля войска германского блока перешли в наступление на всем стратегическом фронте. Развернулось трехмесячное тяжелое сражение. Объединения Северо-Западного фронта оказывали противнику упорное сопротивление. Штаб фронта, не терявший управление, планомерно руководил отходом. Правда, были и просчеты. Слишком большие надежды возлагались на оборону крепости Новогеоргиевск.

Прискорбной неожиданностью для Алексеева стала также сдача противнику крепости Ковно. В результате командующий войсками фронта не смог осуществить подготовленный контрудар. Он был вынужден оттянуть правое крыло фронта, еще тяжелее складывалась обстановка в полосе южного соседа.

В кровопролитных схватках с врагом русские войска дрались совсем неплохо, нередко – превосходно. Однако мужество и жертвенность не могли компенсировать всевозраставшей нехватки вооружения и боеприпасов. «Трудно на словах передать всю драматичность того положения, в котором оказалась русская армия в кампании 1915 года, – писал участник событий генерал Н. Н. Головин. – Только часть бойцов, находящихся на фронте, была вооружена, а остальные ждали смерти своего товарища, чтобы, в свою очередь, взять в руки винтовку. Высшие штабы изощрялись в изобретениях, подчас очень неудачных, только бы как-нибудь выкрутиться из катастрофы.

Так, в бытность мою генерал-квартирмейстером 9-й армии я помню полученную в августе 1913 года телеграмму штаба Юго-Западного фронта о вооружении части пехотных рот топорами, насаженными на длинные рукоятки. Предполагалось, что эти роты могут быть употребляемы как прикрытие для артиллерии. Фантастичность этого распоряжения, данного из глубокого тыла, была настолько очевидна, что мой командующий, генерал Лечицкий, глубокий знаток солдата, запретил давать дальнейший ход этому распоряжению, считая, что оно лишь подорвет авторитет начальства. Я привожу эту почти анекдотическую попытку ввести «алебардистов» только для того, чтобы охарактеризовать ту атмосферу почти отчаяния, в которой находилась русская армия в кампанию 1915 года».

Потери русских убитыми и ранеными в этот период достигают рекорда – в среднем 235 тысяч человек в месяц против 140 тысяч за всю войну. Великое Отступление обошлось русской армии в 1 миллион 410 тысяч убитых и раненых. Учет, кто погиб, был труден, а зачастую невозможен. Тяжелораненые погибали на оставленных полях сражений или добивались неприятелем. При отступлении части торопливо хоронили своих и «чужих» убитых. Все чаще при отпевании у свежевыкопанных братских могил-рвов звучали скорбные слова священников: «Имена же их ты, господи, веси». Бессчетные солдаты и офицеры гибли только потому, что не были вооружены и обучены, о чем было слишком хорошо известно.

Это вызывало понятную горечь и гнев. Смерть настигала без разбора – нижних чинов и тех, кто мог бы рассчитывать на иную судьбу. Скорбные санитарные поезда развозили по всей России раненых – живое доказательство происходившего на фронте. Назревала, следовательно, обстановка, в которой требовались кардинальные государственные решения. Одним из них стала смена Верховного главнокомандования. Уход великого князя Николая Николаевича с поста Верховного становился неизбежным. Великий князь, кстати, отдавал себе отчет в создавшемся положении. Он считал также, что на смену начальника штаба генерала Н. Н. Янушкевича, которому не удалось ни проявить должной уравновешенности, ни завоевать необходимого влияния в правительственных сферах, должен прийти новый человек. Им он видел генерала Алексеева, в руках которого как командующего войсками Северо-Западного фронта к началу августа сосредоточилось значительное число армий и на долю которого выпала главная задача по выводу их из «польского мешка». Мнение великого князя по этому вопросу полностью разделялось в высших военных кругах. Между тем события развивались.

4 августа «после обычного доклада, – рассказывает в мемуарах военный министр того времени генерал А. А. Поливанов, – государь высказал мне, что намеревается вступить в Верховное командование армиями. На возражение о трудностях, сопряженных с такими намерениями, император Николай II ответил:

– Я много размышлял по сему поводу, и принятое решение является вполне твердым… Вас прошу выехать в Ставку, а также в штаб Северо-Западного фронта, где ознакомиться с мнениями по этому вопросу.

В Ставке от начальника военных сообщений, – продолжает Поливанов, – я узнал, что для переезда в Волковыск, где размещался штаб Северо-Западного фронта, мне удобнее воспользоваться автомобилем, ибо железнодорожный путь ввиду отхода армий занят непрерывно следующими воинскими поездами… В Волковыск прибыли, когда начинало темнеть.