Б.В.Г - Ольга Макарова

— Как ты думаешь, Тёрн, я зря берегу детей? — Вирагга отвела взгляд от окна и вернула на место краешек шторы.

Тёрн молчал, в упор глядя на Вираггу… с обожанием… и страстью… Как еще может мужчина на нее смотреть…

— Я попробовал крови в десять лет, — неторопливо произнес Тёрн. Его голос, глубокий и бархатный, больше походил на ночной шепот. — Ты растишь воинов. Будь моя воля, они шли бы в бой первыми. И война оставила бы только самых сильных и выносливых. Самых умелых. Самых ловких…

— Я попробовала крови еще раньше, Тёрн, — устало произнесла Вирагга. — У меня не было детства… как и у всех, кто вырос под Куполом.

— Детство… — снисходительно вывел Тёрн.

— Это не пустое слово, мужчина, — резко бросила Вирагга. — Кем вырастет человек, если с детства не видел ничего, кроме войны?.. Убийцей, Тёрн. Убийцей! Который сам будет искать нового боя. А я не хочу этого. Я не хочу, чтобы Тигры сгинули в войнах! Нас и так очень и очень мало. А тех, кто еще может учиться, кто может поднять нас из дикости к довоенному величию, когда Человек — звучало гордо… детей — надо беречь!

Тёрн не стал спорить. Он вообще говорил мало. И на лице у него было ничего не прочесть. Но горячую речь Вирагги он прослушал довольно равнодушно, не собираясь разубеждаться в собственных домыслах. Посему Тёрн склонил голову в знак прощания и вышел…

…и на пороге чуть не столкнулся нос к носу с Тьярой…

Впрочем, он не собирался останавливаться и ругать глупую девчонку. Вот еще…

Тьяра, наученная многочисленными неудачными попытками разговорить хмурого разведчика, тоже ничего не сказала — просто зашагала рядом.

За пределами городка Тёрн остановился и, смерив нахалку взглядом, спокойнейше произнес:

— Иди домой, Тьяра.

— Нет, — столь же бесстрастно ответила та (памятуя, что к любым эмоциям с ее стороны Тёрн равнодушен). — Я иду к причалам. Нам по пути. У тебя там снегоход.

Тёрн действительно держал снегоход в маленьком домишке у причала, по причине близости рядом склада топлива… но до этого момента думал, что это тайна…

— Тебе нельзя. Хочешь попасться варварам? — строго прикрикнул он.

— Я все равно пойду, — развела руками Тьяра. — С тобой или без тебя. Если с тобой, то ты будешь знать, что со мной ничего не случится.

— Перестань! Или пойду сейчас сдам тебя Вирагге для перевоспитания.

— И будешь выглядеть очень глупо. И правильно. Она еще раз убедится, что все мужики бестолковые, как она говорит…

Тёрн подавил желание придушить мелкую на месте…

— Только до причалов, Тёрн, — сказала Тьяра, пытаясь разглядеть всю гамму чувств на его бесстрастном лице.

— Зачем?! — со свойственным ему бархатом прорычал разведчик.

— Расскажу по пути…

Тёрн махнул рукой, мол, пошли.

Не поспевая за его широким размашистым шагом, Тьяра просто бежала трусцой рядышком. Долгий путь до причалов — и полно времени для размышлений…

Прежде всего, она победила. Именно здесь и сейчас. Возможно, она взрослеет и становится той, кого Вирагга называет настоящей женщиной — которой повинуются мужчины…

Но была в этой победе и какая-то горечь… Да, этот горький вкус примешивался ко всему.

А все из-за того, что каждый разговор с любимым человеком… о котором она думала с заботой и нежностью… получался таким… Откуда только брались эти грубость, соперничество… Понимая, насколько все это напускное и ненастоящее, Тьяра все равно вела себя так. И ничего не могла с этим поделать.

Почему?.. Или это естественная маскировка человека, душа которого слишком нежна под толстым панцирем…

Тёрн… Тьяра посмотрела в его сторону… как хмурились брови, нервно подрагивали губы… И ей вдруг захотелось сказать ему что-нибудь доброе. Руку на плечо положить… обнять… Нет… оттолкнет… И это было страшнее всего…

Зачем она затеяла все это? Зачем заставила его с ней пойти? Зачем?

Тьяра не знала… просто все время чего-то ждала от каждой такой с ним встречи. Какого-то проблеска. Какого-то шага с его стороны…

…горечь… да еще и это разочарование, точно та мысль, о том, что Тёрн запытал пленника, сломала в душе что-то хрупкое… да, а зрелище той кровавой мясорубки подтолкнуло крах…

— Кто-то обещал мне рассказать, зачем понадобилось идти к причалам… — требовательно произнес Тёрн.

— Я видела сон, — ответила Тьяра, с той неожиданной мягкостью и нежностью, с какой только что думала о Тёрне… — Сон… о черном корабле… Я видела, что он остановился у одного из причалов. Он — с другой стороны моря…

— Хмф! — хмыкнул Тёрн. — Сны! — но и его голос почему-то потеплел…

Казалось бы, ничего не произошло, но для обостренного чувства Тьяры это значило очень много… Тепло в ответ на тепло! Нужно быть собой… быть собой… говорить своим голосом… тогда и другой человек не будет прятаться за грубость…

Это казалось сейчас таким важным. Таким великим открытием, способным перевернуть мир…

— Ну что, — сказал Тёрн уже вполне миролюбиво. — Жди свой корабль. Я тут поглядел по сторонам — не должно быть, вроде, варваров… Но вечером будь дома, хорошо?

— Хорошо, — доверчиво отозвалась Тьяра.

Тёрн даже улыбнулся. И, разворачивая снегоход, помахал рукой на прощание.

…Милый, милый Тёрн… Проводив глазами удаляющуюся белую точку, Тьяра упала на колени и расплакалась… Открытие, показавшееся столь важным, подарившее ключик к любимому сердцу, пришло так поздно… почему?!!

Но постепенно высохли слезы… осталась только грусть. Безбрежная, неизбывная… как море…

…В бухте у причалов было спокойно… а где-то далеко сейчас разошелся шторм…

Дар провалился в сон, и не было ямы бездоннее этого сна…

Штормило здорово (шторма нынче не чета довоенным), но Дар не чувствовал этого. Не проснулся даже когда упал с койки и растянулся на полу.

…сны, из которых надо выбираться…

…Оба Лёна, и младший, и старший, были в ужасе: что делать со штормом, они даже не представляли. Тут, как назло, угрожающе приближались зубастые скалы, хотя далеко было еще до настоящего берега.

Мих некстати вспомнил, что эти «скалы» — не что иное как огрызки довоенных нефтевышек, но оптимизма это никому не прибавило.

— Дар! — вдруг вспомнил маленький Лён. — Зовите Дара! Он завел корабль, он должен его и спасти!

За Даром сиганул Мих — минуты не прошло, как уже был в каюте брата и тряс его, бесчувственного, за плечи.

— Дар! Дар! Проснись! — орал Мих ему в уши. Боялся уже, что Дар опять ушел, как тогда…