Демон против правил (СИ) - Верт Александр "фантаст"

Уже сидя за столом и допивая свой травяной чай, она вдруг ощутила что-то странное, будто у нее было нечто, а она это только что потеряла, хотя даже с места не вставала. Оно исчезло, оборвалось.

Витория от этого совершенно незнакомого ощущения стала озираться, проверять, не выпало ли у нее что-нибудь ценное из кармана. Не нашла.

«Я просто устала», – решила она и побыстрей разделалась с остатками ужина. Она уже не хотела никаких игр с Экатором. Не сегодня.

Ей нужен был отдых, поэтому она поторопилась к себе, собираясь потребовать горячую ванну, и чтобы ее потом отнесли в кровать и укутали в одеяло. Почему-то она не сомневалась, что ради этого Экатор легко отложит книги.

– Ты соскучился? – спросила Витория и опешила, осознав, что в комнате никого нет. – Экатор? – на всякий случай позвала она, словно демон мог спрятаться под кровать, хотя слабоумием он явно не страдал.

За окном было уже темно, и она мгновенно испугалась. От панической беготни ее спасло простое осознание, что она понятия не имеет, куда бежать. Только подумала, что могло случиться что-то ужасное, а дверь за ее спиной открылась.

– Нет, это было круто, – смеялся Дейвас. – О, Вита! Прости, что мы долго – увлеклись, а Экатор… зачитался.

Дейвас рассмеялся, хлопнул демона по плечу, а тот так странно посмотрел на Виторию – осторожно, внимательно, словно в чем-то провинился.

– Ну я пошел, – сказал Дейвас. – До завтра!

– До завтра, – глухо ответила ему Витория и окинула взглядом Экатора. Тот закрыл за собой дверь и почему-то замер возле нее, бросая на Виторию короткие взгляды, после которых опускал голову все ниже и ниже.

– Что случилось? – спросила Витория, ничего не понимая.

И Экатор посмотрел на нее пораженно, а потом ответил:

– Ничего, простите.

Он-то был уверен, что она непременно почувствует, что цепи ослабли. Ее отец всегда такое чувствовал. Стоило хотя бы крошечную малость позволить себе вольность, подавить власть цепи и проигнорировать ее, а господин Лио Йен уже все знал и ждал его буквально за углом с суровым видом. После такого его снова возвращали в подвал, не били, а сковывали тяжелыми цепями, буквально приколачивали к стене и оставляли без еды и воды одного – без приказа, без задания, без цели. Ему всякий раз казалось, что его уже не отпустят, и он будет гнить заживо в подвале.

Он слабел, цепи крепчали и его отпускали.

Сейчас он боялся, что все повторится. Ведь госпожа читала о его создании и его воспитании. Она должна знать, что со всем этим делать, но она, видимо, даже не злилась.

«Ничего, цепь есть, а я поддамся, подстроюсь. Она окрепнет», – думал он, опуская глаза в пол и прижимая книги к груди посильнее, будто они уже спорили с его будущей покорностью.

– Ладно, – вздохнула Витория, хотя совсем ничего не поняла. – Я очень устала и настроение у меня нет. Помоги мне принять ванну и пойдем спать. Просто спать, – пробормотала она и направилась к ванной.

Ей вдруг в очередной раз стало страшно, ведь она готова и не просто спать. Ей даже казалось, что могло стать легче, если перестать думать и заняться любовью с демоном, с рабом. Ей казалось, что эта странная утрата, чувство какой-то потери оставит ее, если прямо сейчас прикоснуться к его губам. Поддаваться этому она не собиралась.

Она все пыталась понять, отчего в ее голове все стало так сложно и почему нельзя отнестись к Экатору, как к просто рабу, которого можно использовать для себя как угодно.

«Так все делают! – говорила она себе. – И ему это нравится. Это не насилие, это… А что это в сущности?»

– Да, госпожа, конечно. Я мигом, – лепетал Экатор, быстро складывал книги на столе и бежал набирать ванну.

«А стал бы он со мной спать без приказа?» – спрашивала себя Витория, наблюдая за тем, как он наполняет ванну на резных ножках, суетится, регулирую температуру и разгоняет пушистую зеленую пену от успокаивающего настоя. Он точно знает, что делать, хотя много раз говорил, что не постельный.

– Откуда ты знаешь, как делать ванну госпоже? – спросила Витория, скрестив руки у груди.

– Я и не знаю, – ответил Экатор, поднимая на нее виноватые глаза. – Просто вы сказали, что устали, а я попытался угадать, что именно вам нужно.

– Угадал, – строго сказала Витория, а потом приказала: – Раздень меня.

Он почему-то сглотнул, и это ей совсем не понравилось, но она продолжала наблюдать за поведением раба, стараясь казаться совершенно равнодушной. Он даже не взглянул на нее, не ответил привычного «да, госпожа», а тихо подошел к ней и стал очень медленно расстегивать пуговицы ее камзола, потом рубашки, затем замер в нерешительности, но снимать их не стал. Подумав немного он просто перешел к штанам. Расстегнул их, но они так плотно облегали бедра, что не свалились, только чуть съехали, освобождая рубашку.

Только тогда он посмотрел на нее, заглянул в глаза, с несчастным, почти жалобным видом. Ему действительно было страшно, как никогда и он был готов молить о пощаде, но болтливый язык словно прилип к нёбу. Она сказала, что потом они будут просто спать, а он уже думал не о книгах и не о снах, а о том, как бы прикоснуться к ее коже пальцами, губами, языком. Это его пугало. Цепь его не сдержит, если он прикоснется к ней, не запретит, даже не напомнит о себе, если он ее захочет.

«А если я сорвусь? А если я все же могу быть опасен для нее? А если…»

Эти бесконечные вопросы кружились в его голове, пока он обходил Виторию, ловил воротник ее рубашки и стягивал с нее одежду, стараясь не поднимать глаз, не прикасаться к ней даже вскользь, потому что ему казалось, стоит только коснуться – и он обо всем забудет.

Сейчас она пахла совсем иначе, словно обоняние обострилось. Она была вкусней, и это пугало Экатора, а Виторию до нервного тика смешило его поведение.

«Так значит?! Даже не прикоснешься», – думала она и резко отступала. Сама стягивала штаны, швыряла куда попало обувь и белье, а потом забиралась в теплую, безумно приятную ванную, которая именно этим и раздражала.

– Подай мне мой шампунь! – потребовала она, заранее зная, что она выставит его прочь, как только он выполнит этот приказ.

«Если я ему не нравлюсь, мог бы со мной и не спать, – думала она. – Зачем тогда пялился на мои ноги при первой встрече? Женских ног не видел, что ли?»

– Да, госпожа, – старательно покорно отвечает Экатор и быстро собирает ее вещи в охапку, откладывает в сторону и пытается найти нужный флакон, не в силах вспомнить, что оставил его и другие баночки с запахом госпожи на крохотной полочке прямо под рукой у Витории. Она сама его не сразу замечает от напряжения, а когда увидела, еще сильнее почувствовала себя сволочью. Закрыв лицо руками, она вздохнула и поняла, что готова заплакать, бог знает отчего.

– Уйди, – попросила она едва слышно, боясь показать ему свою слабость, но сама же ловила его за руку, когда он пытался проскочить к двери. – Экатор…

Называть раба по имени – глупо, бессмысленно. В глаза ему смотреть тоже, но ей очень хотелось, и он робко смотрит на нее, без вины в глазах, но с осторожностью.

– Скажи, если бы приказы тебе были не нужны, что бы ты сделал сейчас? – все же спрашивает Витория, не в силах сдержать этот порыв. – Прямо сейчас… только честно.

– Поцеловал бы вас, – не задумываясь, ответил Экатор и замер, понимая, что она тянет его к себе.

– Так целуй уже… целуй…

Экатор даже не был уверен, что она это сказала, что ему это не почудилось и не привиделось, что он сам себе это не придумал, оправдывая свои желания. Ему хотелось, безумно хотелось ее целовать и он поддавался, цеплялся руками за ванну, впивался в ее губы, а сам бесцеремонно перебирался к ней, раздвигая коленом ее ноги, заливая пол водой и пеной. Теперь, если бы ему сказали остановиться, он бы точно не смог, а она и не просила, просто рвала на нем рубашку, впивалась в волосы и целовала так, словно испытывала такую же безумную жажду.

Он внезапно забыл обо всем, и в первую очередь о том, кем он в действительности является, или, наоборот, вспомнил. В нем словно бы пробудилось осознание себя самого, а условности, рабские цепи отступили, исчезли, потеряли всякий смысл. Был только он и его сила, вернее источник этой самый силы со сладкими, пьянящими губами.