Кощеевна - Ksi Lupus
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Ухватившись за матовую ткань плаща Кощея — не хватало еще затеряться тут, — рассматривала архитектуру сказочного государства в виде деревянных домов в один-два и даже в три этажа. Все здания были окрашены и ни разу не повторились в цвете; на некоторых крышах стоял флигель в виде петуха или кошки. Вот прошла женщина в меховой куртке и с коромыслом на плечах. Вот мужчина похожий на киношного гусара в красном мундире и с ухоженными усами. Дети, играющие в догонялки, а рядом радостно лает дворняга. Кто пеший, кто конный, но ни одной кареты, а про другие виды транспорта вообще молчу. И все вроде бы прекрасно, но гомон и узкие улицы снижали интерес к городу. А вот когда вышли на торговую площадь…
— Узнаю кто, руки поотрываю.
В центре площади фонтан с фигурой. С фигурой, которая видимо изображает «ужас всея Руси», но выглядит комично, даже если не считать, что из рта статуи льется вода. Серый камень с немногочисленными царапинами и сколами изображал этакого костлявого старца с длинной бородой и в доспехах, которые висели на нем как на вешалке. Длинный нос, тонкие губы, прищуренные гневные глаза и немощность в теле — чихнуть, и он сломается. Каменная табличка гласила: «Кощей, колдун из Лукоморья». Смеяться на это раз не стала, сдерживая отца от желания разрушить фонтан собственными руками.
— К Салтану.
— Зачем?
— Требовать моральную компенсацию.
Оставалось лишь вздохнуть и протискиваться через народ, поминая всех добрым словом. Мысленно конечно же. Уж лучше к ханам, чем еще раз в такой город сунуться.
Царский терем — дом, усадьба, коттедж — был обнесен высоким деревянным забором, возле ворот которых стояло двое скучающих молодцев. Темноволосые, с мечами на поясе, меховые куртки на плечах да в высоких начищенных сапогах. При виде нас один из них зевнул.
— Зачем пожаловали? — Еще даже вежливо, но лениво. Кощея эти двое точно не остановят.
— К царю. Дело у меня с ним.
— Не положено. Все дела проходят через совет бояр, вот к ним и идите.
— И к ним схожу, обязательно. Но сначала Салтан. Поэтому посторонитесь хлопцы.
— Стоять!..
Ага, как же, остановится он. Наоборот, Кощей щелкнул пальцами и охранники мигом свалились на землю сладко похрапывая на посту. Быстро и эффективно. Незаконно конечно, но мы ж колдуны.
Большой чистый двор с яблонями и дворник с метлой — тот только глазами нас и проводил. Кощей вошел как к себе домой, оставив коней на вольном выгуле в царском двору; я за ним еле поспевала. Попался какой-то мужик, хлопнув глазами в немом вопросе.
— Царь у себя? — Тот замедленно кивнул, захлопнув рот. — Спасибо.
Кощей распахнул тяжелые расписные двери, и мы вошли в зал. В приемную наверное. Для гостей и иже с ними. Где за столом на троне царь мастерил кораблик. Кому скажешь — не поверят. От вторжения рука царя дрогнула и мачта не туда встала, а его величество возмущенно засопел.
— Я же говорил — никого не впускать! Нет меня!
Царю Салтану было лет эдак пятьдесят, что-то среднее между «я еще не старый» и «молодость моя, молодость». Русые волосы обильно покрывала седина, морщины и складки на округлом лице, большие голубые глаза — в них так и плескалась детская обида. На макушке — маленькая золотая корона, съезжающая на правое ухо. Расшитый бисером и нитями красный кафтан до колен, белая рубашка под ним, полосатые штаны и высокие красные сапоги. Мантия висела на спинке трона и подметала собой пол.
— Ваше…
— Ну здравствуй, царь Салтан. Дело у меня к тебе есть дюже срочное и великое. — Обернувшись к сопровождающему, Кощей положил тому на плечо руку, возвышаясь над бедным служащим. — Никого не впускать. Дело государственной важности. — И вытолкал того за дверь, захлопнув за собой. Я прикинулась ветошью, скромно стоя сбоку и сложив руки за спину.
— Кощей, что ты себя позволяешь?! Врываешься в мой дом, мешаешь мне, доводишь моих людей до инфаркта и командуешь при этом! А если я стражу сейчас позову?
Ага, а они, оказывается, знакомы. И царь точно знает, что перед ним сам Кощей, а не самозванец какой-то. Интересно.
— Да валяй, я страшен в гневе.
Кощей махнул рукой, вальяжно подойдя к столу и хлопнув по нему ладонями — кораблик так и подпрыгнул. Царь тоже, еле успев удержать упавшую корону.
— Да какая муха тебя укусила?!
— Большая, серая и такая, что хочется поубивать всех. — Лицо Кощея приблизилось к Салтану. — Какая скотина изобразила меня в виде старика и почему это…это страхолюдие стоит на твоей площади в виде фонтана!
Я наблюдала медленное осознание вышесказанной проблемы на лице царя: как брови поднялись вверх, а глаза и без того расширились от удивления. Как он откинулся на спинку трона и перекрестился, надувая щеки для ответа.
— И ты только из-за этого ко мне приперся?! Кощей, ты больной!
Прикусила себе щеку изнутри чтобы не улыбнуться и не засмеяться. Хорошо, когда тебя поддерживают, даже если это царь и против твоего же отца. Но вот Кощей считал иначе, и стол подозрительно затрещал под его пальцами.
— А ты вносишь дезинформацию в народ! Меня разбойники даже не узнали! Немощный старик! Это плевок в душу, это провокация, это неуважение к такой злодейской личности как я! Салтан!
Царь скривился как от зубной боли, вжавшись в кресло и, наверное, радуясь, что между ними стоит стол. Иначе руки Кощея были бы на его горле. Вздохнул, бережно отодвигая кораблик от рук Кощея.
— Ну и что ты хочешь? Статую убрать? — Голос царя прозвучал уставшим, а сам он потер щеки. Возможно думал что будет дешевле — снести статую или позвать стражу.
Кощей нахмурился, царь напрягся, я в ожидании чего-нибудь. Главное не смертной казни.
— Проход мне нужен на границе. Туда и обратно.
Мы с царем чуть не упали от внезапной перемены. Салтан еще и краснеть начал, приобретая помидорный цвет лица.
— Кощей, ты издеваешься?!
Гневный возглас отразился от окон как гром среди ясного неба. Но даже после этого врываться в помещение никто не стал: даю зуб Горыныча — за дверью подслушивают. Вопрос только в количестве уш.
После непродолжительных гляделок в наступившей тишине царь сдался первым. Вытащил из-под стола бумагу, перо, чернильницу и что-то там бегло настрочил своей рукой. В конце поставил царскую печать и протянул Кощею.
— И чтоб сюда больше не заявлялся.
— Я подумаю. —
