Ведьмины камни (СИ) - Дворецкая Елизавета Алексеевна

– Я здесь.

Она обернулась и вздрогнула. Поморгала в надежде, что морок рассеется; по коже хлынули мурашки, внутри стало холодно. Ее глазам предстало такое… чего никак не могло быть на самом деле.

На обмерзших досках мостков позади нее, шагах в трех ближе к причалам, сидел… сидело… некое существо… Не человек и не зверь, а нечто среднее. Существо выглядело как мужчина – не юный, зрелый, но еще молодой, в самом расцвете сил. У него было человеческое тело и человеческое лицо – продолговатое, высоколобое, с жесткими чертами, выступающими скулами, угловатой нижней челюстью и чуть вздернутым носом, по-своему красивое и дышащее силой, но слишком странное, чтобы можно было счесть его привлекательным. У существа были длинные волосы, почти белые, и такого же цвета брови и бородка. Среди этой белизны ярко выделялись глаза – янтарно-золотого цвета. Все тело его вместо одежды покрывал густой длинный белый мех. Увидев этот мех, Хельга сразу вспомнила белую волчью шкуру, чей хозяин так и не нашелся.

Кажется, теперь он нашелся…

– Да, это я дал тебе ту шкуру, чтобы ты не замерзла, – подтвердил незнакомец, непринужденно сидящий на мостках, подобрав под себя одну ногу. – Не волнуйся, она мне не нужна. У меня их много, видишь? – Он кивнул на свое плечо, покрытое прекрасным белым мехом. – Можешь оставить ее себе на память.

«Ты кто?» – мучительно хотелось Хельге спросить, но язык ей не повиновался. Она боялась, что от потрясения не устоит на ногах и сама свалится в прорубь.

– Ты звала нас на помощь. Ты произнесла призыв, которому тебя научила Снефрид. Этому призыву ее научил мой брат, Хравн Черный. Он не мог отозваться, у Владыки нашлись для него другие дела. Но Всеотец разрешил отозваться мне. Мы не могли покинуть в беде дочь Снефрид и праправнучку сестры нашей, Скульд.

– М-м-ы… – едва шевеля губами, пробормотала Хельга; на более внятный вопрос ее не хватило.

До нее только и дошло, что человек-волк упоминает имена ее матери и прародительницы рода, девы-альва Скульд. И этот…

– Я – брат Скульд и Хравна Черного. Мое имя – Ульв Белый.

Хравн – «ворон». Ульв – «волк». Мать научила ее заклятью, призывающему на помощь ворона. Но отозвался на него волк.

Но если он брат Скульд… это значит, что он – альв?

Пораженная этой мыслью, Хельга взглянула в глаза своему собеседнику. Встретив ее взгляд, Ульв Белый значительно кивнул. Взгляд этот пронзил Хельгу, будто холодная стрела из золота; она быстро отвела глаза.

Хотелось зажмуриться, не видеть это дивное и дикое существо, принадлежащее сразу к двум мирам – небесному и земному, к двум породам – человеческой и звериной. Смешение того, что должно быть разделено, невозможно в земном мире, но возможно за его пределами и потому так пугает – ибо служит знаком, что мир за пределами живых подошел к тебе слишком близко. От ужаса теснило в груди, было трудно дышать. Казалось, само присутствие этого существа сгущает воздух и делает непригодным для дыхания, как сильный холод превращает воду в лед.

– Вижу, ты еще слишком молода, чтобы отважиться говорить со мной. – Человек-волк, то есть альв, улыбнулся, и блеск его белых звериных зубов куда больше напугал Хельгу, чем успокоил. – Но отвага дает человеку опыт и сама приходит с опытом. То и другое у тебя будет: Владыка еще многого ждет от тебя. Если снова понадобится помощь, позови меня. Скажи так:

– Запомнила?

Хельга с усилием кивнула. Эти слова, произнесенные негромким низким голосом, проникли в самое ее сердце и запечатлелись в нем, как отпечаток руки в мягком нагретом воске.

Ульв белый неспешно встал на ноги – и оказался выше ростом, чем любой из виденных Хельгой людей, выше, чем дядя Эйрик. Широкие плечи, мощные руки, узкие бедра – несмотря на белый мех, сложение его поразило бы красотой и мощью, если бы у Хельги оставались душевные силы это оценить.

Он улыбнулся ей – то есть дружелюбно оскалил зубы. Потом человеческая голова обернулась волчьей – перед Хельгой на мостках стоял волк, как положено, на четырех лапах. Потом он вдруг прянул вверх и исчез – будто одним махом запрыгнул на небеса. На Хельгу повеяло холодным ветром, на лицо опустились несколько снежинок, будто выпавших из его пышного хвоста.

Она застыла, глядя в небо, в густые сероватые облака. Снег пошел сильнее, как будто чье-то движение там, наверху, потревожило тучи.

«Мой милый звериною шкурой одет…»

Хельгу едва держали ноги, но не сидеть же на промерзших мостках! Это можно только тому, кого защищает от холода густой волчий мех и огненная кровь жителя небесных миров, Асгарда и Альвхейма. Хельга ощущала холод снаружи, но где-то внутри ей стало жарко, будто встреча с альвом пробудила этот жар в ее собственной крови: за пять или шесть поколений ее изрядно разбавила простая человеческая кровь, но искры от силы Альвхейма еще жили в ней.

С трудом взяв себя в руки, Хельга побрела назад к причалам, в Хольмгард. Ее ждала гридница, которая после отъезда гостей казалась пустой, девичья, где ей предстояло жить под крылом у госпожи Сванхейд. Жить долго… Может, год, может, два. Пока не вернется из нового похода на греков Ингвар конунг, не возвратится Хедин, чтобы отвезти ее домой и дать свободу Логи. Это был долгий срок, но весь он не казался дольше, чем эти первые дни…

Хотелось поскорее уйти подальше от мостков – от места на границе воды и земли, – где ей повстречался гость из Альвхейма. Но одна мысль заставила Хельгу замедлить шаг, а потом и вовсе остановиться.

«Владыка еще многого ждет от тебя», – так он сказал.

Что он имел в виду?

Часть вторая

Глава 1

Ему было всего четыре года от роду, когда его привезли в Киев. Всю его дружину тогда составляли нянька и две служанки, хотя честь конунгова сына защищал воевода-воспитатель – к тому времени уже немало прославленный Свенельд, с собственной дружиной и сыном Мстишей, на два года старше Ингвара. Привезли его как заложника, и гордая мать без колебаний рассталась с третьим из своих сыновей – после того как двое, родившиеся до него, умерли совсем маленькими, – чтобы закрепить за ним наследственные права. Здесь, в Киеве, Ингвар сын Олава вырос, здесь взял в жены Эльгу, старшую племянницу Олега Вещего, привезенную для него из далекого Пскова. Свенельд, человек опытный и отважный, растил его конунгом и многое сделал для того, чтобы расчистить ему дорогу к власти.

Мужество матери и труды воспитателя не пропали даром. Прошло двадцать лет, и прежний маленький мальчик стал могучим владыкой, обладателем обширных земель, сильного войска и воинской славы. Взошел на престол того, кто когда-то держал его в заложниках, и доказал, что в силах на нем усидеть даже при неудачах. И вот, в жаркие дни окончания жатвы в земле Полянской, Ингорь, князь киевский, достиг наивысшей чести: он принимал у себя в Киеве посольство от Романа, цесаря греческого. Такого признания не добивался еще никто из владык Киева – ни Олег Вещий, ни кто-либо из его предшественников.

Трубили рога, гремели бубны, когда трое ярко одетых греков вступали в гридницу и шли по проходу меж толстых столбов, подпиравших высокую кровлю, к возвышению, где стоял княжий стол с двойным сидением. Очаги были чисто выметены, пахло нагретой травой с полевыми цветами, которой устали пол. Оконца и двери были широко раскрыты, яркий свет солнечного дня играл на резьбе столбов, блестел на шкурах и оружии на стенах. Рябило в глазах от разноцветных одежд княжьей дружины и киевских бояр – все это было из выкупа, недавно полученного от Романа на Дунае. Послы, разумеется, видели это, и сами эти рубахи из шелка и кафтаны, шитые золотом, напоминали им, почему они здесь: потому что роскошь и надменность Греческого царства была вынуждена склониться перед силой русского оружия.