Спаситель - Владимир Лосев

— Наверно, — согласился Майк. — По крайней мере, я доволен уже тем, что впервые вижу здоровых крепких мужиков, которые не захотели меня сразу убить. И они совсем по-другому разговаривают, как-то очень спокойно, и без уныния.

Мальчик помахал им издалека рукой, и они прибавили шагу.

— Вы не отставайте от меня, — сказал он. — Вас здесь могут застрелить. Никто же не знает, что вам разрешили войти.

— А много было людей, кто к вам приходил в село? — спросил Майк.

— Вы — первые, — сказал мальчик. — Вас бы и не пустили, если бы не Никонориха, даже если бы у вас были бы какие-то важные дела. Мы даже солдат к себе не пускаем, когда они за продуктами приезжают.

— А солдат, почему не пускаете? — спросил Майк.

— Не знаю, — пожал плечами мальчик. — Они у дороги ждут, мы выносим им еду, забираем то, что они нам привезли, и все. Наши мужики никому не доверяют, говорят, что теперь власти нет, каждый сам за себя.

— Не понимаю, — сказал Майк. — У солдат же есть оружие, танки, вертолеты, ракеты. Они могут и силой пробиться к вам.

— У нас тоже все это есть, — засмеялся мальчик. — Мы себе много разного оружия наменяли, отец говорит, что теперь мы против армии можем целых три месяца продержаться. Мы и самолеты, и вертолеты, если нужно будет, собьем, да и танки взорвем. У нас мужики стрелять умеют, почти все в армии отслужили…

Сейчас через рощу пройдем, а за ней будет наше село, только вы себя тихо ведите. Хоть Никонориха и взяла вас под свою ответственность, но, если вы кому-то не понравитесь, вас все равно убьют. У нас чужих не любят, боятся, да и на девок молодых не смотрите, они все дуры. Могут какую-нибудь глупость сказать, а у вас после этого неприятности будут.

— Понятно, — улыбнулся Майк. — Разумный ты парень, Леха. Все знаешь, все понимаешь.

— Мы здесь одни живем, — сказал мальчик. — Нам, может быть, потом все заново отстраивать придется, когда все городские умрут, так мужики говорят. Нам много знать надо, у нас и школа есть, в ней учительница преподает, её специально для этого из города взяли.

— А что так много детей в селе? — спросил Майк.

— Да, нет, немного, — сказал мальчик. — Десятка полтора наберется, но в школу все ходят.

Они прошли через рощу и увидели деревню, дома в основном были кирпичными и добротными, но были и деревянные. На улицах никого не было видно, так что предупреждения мальчика были пока напрасны. Мальчик подвел их к большому деревянному дому, обнесенному высоким забором и остановился.

— Вы постучите, — сказал он. — А я пошел. Не люблю я эту Никонориху. Снова начнет рассказывать, что я все не так делаю…

Майк стукнул в ворота.

— Почему не так? — спросил Вик.

— А она говорит, что я несерьезный, что на мне скоро будет ответственность за все село, — сказал мальчик. — Но ведь у каждого должно быть детство, разве не так? Ответственность — ответственностью, но мне же тоже надо как-то играть. Подумаешь, сарай взорвал, так он старый был и никому не нужный…

— Да, насчет сарая ты перегнул, — рассмеялся Майк. — Но я тебя понимаю, здесь у вас и игрушек-то никаких нет, кроме оружия.

— Это точно, — вздохнул мальчик. — Вы с Никонорихой поосторожнее, она и порчу навести на вас может, она же самая настоящая колдунья, её все боятся. Она может вас так заколдовать, что вы быстро умрете, и сами не поймете почему.

— А как она узнала он нас? — спросил Вик. — Это ты ей рассказал?

— Я ей не рассказывал, она сама все знает, — крикнул мальчик, отбегая в сторону.

Калитка в заборе открылась, и они увидели маленькую хрупкую старушку с морщинистым лицом. Лицо её было хмурым и недовольным, она долго рассматривала их, переводя свой сумрачный взгляд с одного на другого, потом махнула рукой.

— Заходите, раз пришли. А ты Лешка, беги, учи уроки, опять на тебя учительница жаловалась.

Мальчик засмеялся, скорчил страшную рожу и побежал по улице, старушка недовольно покачала головой и, вздохнув, сказала.

— Я сказала, заходите в дом. Не стойте, как вкопанные, вам чужие глаза сейчас не нужны.

Они вошли в чистый большой двор и, поднявшись на высокое крыльцо, вошли в дом. Дом был большой, двухэтажный, широкая лестница вела наверх, да и внизу было четыре больших комнаты. Вик тронул Майка за плечо.

— Дальше прихожей не пойдем, — сказал он. — Лучше не надо. Старушка, которая вошла в дом сразу за ними, усмехнулась.

— А ты все правильно понимаешь, — сказала она. — Я бы вас сама из села прогнала, если бы пошли дальше.

— Почему? — спросил Майк.

— А я дураков не люблю, — сказала старушка. — Зовите меня Никонорихой, там меня все зовут.

— Меня зовут Вик, а его Майк.

— А как по-русски это будет? — спросила старушка.

— Виктор и Михаил.

— Виктор говоришь, — сказала старушка, глядя Вику в глаза. — Тяжело тебе приходится, вижу, что сила в тебе есть, не зря тебя выбрали сопровождающим.

— Кого же это его выбрали сопровождать? — спросил Майк.

— Тебя, кого же ещё, — улыбнулась старушка. — Пустили бы тебя одного, ты бы давно плохих дел натворил, да и мертвый был бы уже.

— А кто выбрал? — спросил Майк.

— А это тебе знать не велено, — сказала старушка. — Ты все равно не поймешь, глупый ещё.

— Ну, не такой уж я и глупый, — улыбнулся Майк. — Кое-что понимаю.

— Глупый и незрелый, — сказала старушка. — Всю одежду с себя снимайте. Мне её стирать придется, и кипятить, на ней столько грязи, словно вы только по ней и ползали, да и крови на ней много, а кровь она всегда к себе беду притягивает. Баньку я уже затопила, так что туда и идите. А вот после баньки уже прошу в дом.

— Что же нам в трусах и идти через двор? — спросил Майк.

— Безо всего, — сказала старушка. — Трусы тоже снимайте, их тоже стирать надо. Вик молча стал раздеваться, Майк неодобрительно покачав головой, последовал его примеру.

— Худые-то, какие и бледные, — сказала старушка. — Тяжело вам этот путь достался, а ещё далеко не конец.

— Ты свою тряпку, которой у тебя твои ребра обмотаны, тоже здесь брось на полу, — сказал старушка Майку. — Мне твои раны все видеть надо. Не стесняйся ты, я уже давно не женщина, а Никонориха.

— Все равно как-то неудобно, — сказал Майк.

— Удобно, — сказала старуха, внимательно разглядывая его тело. — Много на тебе шрамов, по всему видать, лезешь в каждую драку. А теперь идите. Я вам после бани какую-нибудь одежку подыщу, схожу к соседям, она у них должна быть.

— А куда идти-то? — спросил Майк. — Где баня?

— Все-таки бестолковый ты, — улыбнулась Никонориха. — Вроде и глаза есть, а слепой. Иди за твоим другом, он тебя приведет туда, куда надо, для этого он к тебе и приставлен.

Вик молча повернулся и вышел во двор, Майк последовал за ним.

— Что это она говорит? — спросил он. — Сопровождающий, к тебе приставлен…

— Не обращай внимания, — сказал Вик, идя по деревянным плахам, которыми был устелен двор. — Это же Никонориха, ведьма. А ведьмы они должны быть загадочными, поэтому и говорят непонятно.

— Нет, — покачал головой Майк. — Тут что-то не сходится, что-то ты от меня скрываешь…

Вик открыл дверь маленького бревенчатого домика, это и оказалась баня. Вик сразу плеснул воды на раскаленные речные камни, и, посмотрев, как пар клубами поднялся под низкий потолок, лег на нары.

— Все это не важно, — сказал он с довольным вздохом. — А вот баня, это важно. Надо кости прогреть, да и многие болезни от пара проходят. Хотя, если честно сказать, страшно мне.

— Что тебя так испугало? — спросил Майк.

— Баня, — вздохнул Вик. — Помнишь, я тебе говорил о газовой атаке? Так это вот в этой бане будет…

— Глупости ты говорил, — сказал недовольно Майк. — Кто тебе здесь будет газовую атаку устраивать, не старуха же эта? Вероятнее всего, ты ошибся.

— Может быть, и ошибся, — сказал Вик, вытягиваясь во весь рост. — Но вряд ли…

— Глупость, — буркнул Майк, ложась рядом.

Они лежали, обильно потея, изредка вставая и плеща воду на камни, чтобы температура не спадала.

Когда они почувствовали, что каждая клетка тела впитала в себя тепло, они вымылись, а потом разомлевшие и довольные пошли в дом.

— Ну и где твоя газовая атака? — спросил Майк. — Я все время ждал ее.

— Возможно, это произойдет не сегодня, — сказал Вик. — Ты же знаешь, время я точно определять не умею…

В кухне на столе их ждала большая тарелка с горячей картошкой приправленной маслом, плошка с квашеной капустой и каравай настоящего хлеба. Старухи нигде не было, они были представлены сами себе, и их это вполне устраивало.

Они поели, потом прошли в соседнюю комнату, где на полу для них были брошены соломенные тюфяки, покрытые белыми простынями. Они легли на них и почти сразу заснули.

Спалось им хорошо, и проснулись они только тогда, когда наступило утро следующего дня.