«Великолепный век» Сулеймана и Хюррем-султан - П. Паркер

Повернувшись, Александра увидела, как Барановская накладывает Дариушу повязку. Александра прижалась к отцовскому боку и, держась за него и за Дариуша, снова погрузилась в глубокий тяжелый сон.

Глава 3

Дариуш и Александра стояли у внешней стены Высокого замка. Прислонившись к стволу старого корявого дерева, которое каким-то образом проросло сквозь каменную кладку, они смотрели вниз, в центр города.

Прошло несколько дней с тех пор, как татары оставили город, но многие дома еще дымились; кое-где даже горел огонь. Когда-то высокие и прочные здания в центре Львова превратились в груды развалин. И все же Александра не сомневалась: Львов оправится и снова будет процветать. Отец часто рассказывал ей историю их родного города. Земли в долине издавна привлекали к себе людей. Львов стал важным торговым центром; здесь уже не один десяток лет пересекаются пути караванов с Востока и Запада. Он выживет.

Высоко над ними, в мутно-черной дымке, которая до сих пор затеняла небо, она увидела несколько кружащих журавлей. Скоро они заново отстроят гнезда на крышах домов!

Александра повернулась к Дариушу; тот продолжал внимательно смотреть вниз, ища любые признаки того, что незваные гости где-то затаились. Она вспомнила, как дотрагивалась до его щеки; как его губы касались ее губ в минуту нежности.

— Пойду-ка я помогать, не то тетушка Барановская меня осудит, — сказала она наконец.

Губы Дариуша приоткрылись, как будто он хотел что-то сказать, но вдруг застеснялся. Затем, наматывая на палец прядь ее волос, он робко спросил:

— Александра, ты сядешь сегодня за ужином рядом со мной?

— Я буду сидеть рядом с тобой и сегодня, и каждый день, — шепнула она в ответ.

Не сводя с него нежного взгляда, Александра, прихрамывая, направилась к лестнице и осторожно спустилась на нижний ярус. Она заметила, как Дариуш приложил руку к груди, ощупывая края раны. Он тоже не отрываясь смотрел на Александру.

В тот вечер, после ужина, состоявшего из картошки и солонины, старшины собрались у очага за шатким старым столом. Пожилые женщины жадно прислушивались к их разговору, не прекращая штопать одежду.

Александра и Дариуш сидели бок о бок на краю колодца и тихо переговаривались.

— Нет! Возвращаться в город еще рано! — громко сказал отец Гавриил Лисовский.

Все головы повернулись к нему. Александра заметила, что лицо отца покраснело и стало почти таким же, как его шевелюра. Он досадовал на своих соседей.

— Но сигнальные маяки уже не горят, — возразил пекарь Колесса. — Значит, татары ушли… Да и наши разведчики не нашли их следов в городе.

— А все-таки здесь что-то не так! Вспомните, в прошлый раз они просидели в городе несколько недель; они пожирали наши припасы и разворовывали наши товары. С чего вдруг сейчас они ускакали всего через три дня?

— А как же маяки, а разведчики? — хором возразили учитель Клеван и старый священник Петрик.

— Несмотря на маяки и на разведчиков! Что-то здесь не так. Уверен, мы должны оставаться в крепости до тех пор, пока окончательно не убедимся, что город и долина свободны. — Отец Гавриил в досаде вскочил с места и хватил своим тяжелым кулаком по столу, словно подтверждая, что он от своего мнения не отступится.

Старшины еще долго спорили; разговоры продолжались весь вечер. Наконец женщины постарше не выдержали и тоже принялись высказываться за и против. Спор разгорелся с новой силой.

Александра тревожно прислушивалась к разговорам старших, но понимала, что сама должна держать язык за зубами. Наконец стали голосовать. Старшины обступили стол. За их спинами стояли женщины и перешептывались. На их лицах плясали отблески костра.

В конце концов решили на рассвете покинуть крепость.

Александра видела: отец едва сдерживает гнев. Тем не менее он не собирался идти против воли большинства. Всю ночь он молился.

Когда утреннее солнце выглянуло из-за горных вершин и осветило долину, ворота крепости открыли. Первыми Высокий замок покинули мужчины. К ним присоединились женщины и дети. Всем хотелось поскорее узнать, что сталось с их домами и нажитым добром.

Александра шагала в толпе рядом с отцом. Дариуш ушел вперед вместе со своими приятелями — все они трудились учениками у местного каменщика. Им предстояло много работы. Надо отстраивать город заново. Шагая по мощеным улицам, Александра смотрела по сторонам, и сердце у нее сжималось при виде развалин. Красивая каменная кладка почернела и закоптилась. Среди разбитой посуды, обломков мебели и вещей, брошенных в кучи, лежали трупы людей и коней. Жители города шли, не произнося ни слова; лишь время от времени начинал плакать чей-нибудь малыш. Рыдали и женщины, увидевшие среди развалин своих мертвых мужей или сыновей.

Выйдя на центральную площадь, отец Гавриил остановился как вкопанный. Огромная статуя Даниила, князя Галицкого, стояла почерневшая, но невредимая. К изумлению Александры, церковь, в которой служил отец, тоже пережила нашествие. Отец Гавриил упал на колени и поцеловал ступени небольшого каменного храма. Потом он сел на землю, повернулся к дочери и горько заплакал. Александра еще ни разу не видела отца плачущим. Ей говорили, что после смерти ее матери он несколько лет горевал, но она знала его сильным и уверенным в себе человеком.

Она нежно положила руку на его дрожащие плечи и прижалась щекой к его лицу.

И в этот момент, словно ниоткуда, на площадь выскочили татарские конники.

Они появились со всех сторон и, дико крича, ринулись к ошеломленным горожанам, размахивая саблями и копьями. Несчастные люди разбегались во все стороны. Матери подхватывали детей; кто-то сел на землю и в отчаянии закрыл голову руками. Из переулков, выходящих на площадь, вырывались все новые всадники, отрезая горожанам пути к отступлению. Некоторые мужчины, в том числе Дариуш, пытались сопротивляться, но их безжалостно били тяжелыми дубинками. Отец Гавриил крепко обнял дочь.

На площади собралось больше тридцати всадников; они быстро согнали всех к центру, к почерневшей статуе. Отец Гавриил толкнул Александру в середину потрясенной толпы, а сам храбро шагнул навстречу врагу. Но прежде чем с его губ слетело хоть одно слово мольбы или гнева, на него обрушилась кривая татарская сабля. Она с размаху опустилась на ворот его плаща. Голова отделилась от туловища.

Александра, зажатая в толпе, словно окаменела от горя. Не веря своим глазам, она смотрела, как тело отца падает на землю. Ее затрясло. Страх вытеснил из головы все мысли. Нет, не может быть! Она стояла на месте, в толпе таких же потрясенных людей, и смотрела на плащ отца… на его вытянутую руку… на лужу крови, растекшуюся по гладким булыжникам площади.