Жизнь есть сон (другой перевод) - Педро Кальдерон
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
8 Как в древней басне, по которой гиганты стали громоздить горы на горы, чтобы добраться до небес и убить Зевса.
9 В духовных драмах того времени (autos sacramentales) постоянно действуют аллегорические изображения гордости, смирения, идолопоклонства, сладострастия и других отвлеченных понятий. Понятно, что от искусства в их изображении зависел успех или неуспех известной драмы, на что и намекает Кларин.
10 Ср. выше, примеч. 7.
11 Первый намек, что в жизни нет резкой разницы между мечтой и действительностью.
12 Верность государю, забота о чести и любовь, из-за столкновения которых так часто возникает в испанских драмах трагическое положение героя, ярко отражаются в речи Клотальдо.
13 Птицы.
14 Рожки или трубы.
15 Это напыщенное приветствие Астольфа для современного читателя является совершенно безвкусным, но у Кальдерона довольно много примеров такой речи.
16 Т. е. мне легко показать, что ваше пышное приветствие только ложь, и вашим истинным чувствам не соответствует.
17 Т. е., вероятно, моя любовь даст вам власть над моей душою.
18 Подобные разговоры двух лиц, постоянно прерывающих друг друга, не редкость в поэзии Кальдерона.
19 Одним словом, Василий занимается астрологией.
20 Прозаическое, но чрезвычайно смелое сравнение.
21 Ср. след. место из Montesquieu, Lettres persanes (письмо XXXIX): Il me semble, ben Josue, qu'il у a tonjours des signes eclatants, qui preparent a la naissance des hommes extraordinaires; comme si la nature souffrait une espece de crise et que la puissance celeste ne produisit qu' avec effort.
22 В древности и в Средние века полагали, что рождение ехидны влекло за собой неминуемую смерть ее матери. Ср. у Пруденция, Hamartigenia, ст. 580-606, и многие места в пьесах Кальдерона.
23 Ср. Евангелие от Матфея, гл. 27, с. 45-52, рассказ о знамениях, бывших при смерти Иисуса Христа.
24 Убеждение в силе и свободе человеческого духа, сближающее Кальдерона с Софоклом; ср. знаменитый хор из Антигоны, начинающийся словами: "Много могучего в свете, но что человека могучей?"
25 Под этими атлантами Василий подразумевает Астольфа и Эстреллу, надежду и опору польского трона.
26 В подлиннике непереводимая игра слов: _Ros_. tus pies beso; _Clar_. у yo los piso. T. e. целую твои ноги, а я попираю следы их, ставлю свои ноги на след твоих.
27 Мы говорили в предисловии, как ревниво оберегали испанцы свою честь от малейшего оскорбления; человек оскорбленный, по их мнению, не имел права жить, пока не смывал кровью своего оскорбления.
28 Король - особа священная, и никоим образом не может оскорбить своего подданного.
29 Любовь и уважение к отцу, основываясь на голосе крови, невольно возникают в детях; на этой мысли основана драма Кальдерона "Las tres justicias en una".
ДЕЙСТВИЕ ВТОРОЕ
Зал во дворце Василия.
СЦЕНА 1-я
Василий и Клотальдо.
Клотальдо
Все я исполнил, государь,
Как ты приказывал.
Василий
Клотальдо,
Как было дело, расскажи.
Клотальдо
Происходило дело так.
С успокоительным питьем,
По приказанью твоему,
Составленным из трав различных,
Смешав еще такие травы,
Которые имеют силу,
Упорно, хоть и незаметно,
Рассудок мощный человека
И ослаблять, и оглушать,
И делать, чувства убивая,
Из человека труп живой...
(Зачем доказывать, что это
Возможно, если столько раз
Доказывал возможность опыт?
И, несомненно, медицина
Полна природных, чудных тайн,
И нет растенья, камня, зверя,
Чтобы таинственного свойства
В нем не было хоть одного!
И если злоба человека
Уж тысячи открыла ядов
Смертельных, надо ль удивляться,
Что усыпляющий есть яд,
Который действует слабее,
Есть и губительный состав,
Смерть приносящий без пощады?
Давно доказано все это
И опытом и размышленьем.)
Мое питье составил я
Из опия и белены,
К нему дурмана сок прибавив;
И с чашей к Сигизмунду я
Спустился в мрачную темницу.
Здесь повели мы разговор
О человеческих науках;
Хотя немного он учился
И красноречье изучал
В пустыне у зверей и птиц,
Однако многое открыла
Его широкому уму
Безмолвная природа скал,
Небес безмолвная природа!
Его желая приготовить
К тому, что замышляешь ты,
И гордость духа возбудить,
Как бы случайно указал я
Ему на горного орла,
Который, ветер презирая,
Как грозной молнии стрела
Или свободная комета
Вздымался в верхние пределы.
И Сигизмунду я сказал,
Полет свободный восхваляя:
"Орел могучий - царь пернатых,
И потому под облаками
Над всеми гордо он вознесся".
Довольно было этих слов:
За мысль мою схватился он,
И о величии царей
Высокомерно рассуждать
Он начал; нам понять не трудно,
Что в самом деле кровь его
К великим подвигам зовет,
Волнуясь и играя в нем.
Он говорил: "Смотри, Клотальдо,
И в беспокойном царстве птиц
Слабейшие могучим птицам
В повиновении клянутся.
Утешен я в своем несчастьи,
Когда подумаю об этом:
Я подчинен, но только силой
Меня принудили к тому,
А добровольно человеку
Не сдался бы я ни за что!"
Из этих слов увидел я,
Что в нем проснулся гнев обычный
На горький плен и заключенье;
Тогда ему я подал кубок
С успокоительным питьем,
И лишь из чаши в грудь его
Проник напиток, Сигизмунд
Глубокому предался сну,
И пот холодный у него
По членам разлился и жилам...
И если б не было известно,
Что это мнимая лишь смерть,
Легко бы всякий мог подумать,
Что в самом деле умер принц.
Приходят в это время люди,
Которым ты доверил дело,
Берут его с собой в карету
И во дворец к тебе везут,
Где приготовлены тобою
Ему величие и блеск,
Вполне достойные его.
И здесь его в твоей постели
Они кладут, чтобы потом,
Когда минует летаргия,
Ему служить, как ты велишь.
И если я повиновеньем
Себе награду заслужил,
(Прости мою неосторожность!)
Скажи, зачем ты во дворец
Так удивительно и странно
Велел доставить Сигизмунда?
Василий
Твое сомненье справедливо,
Клотальдо, и тебе охотно
Я дело разъясню теперь.
Ты знаешь сам, что Сигизмунду
Влияние звезды враждебной
Несчастиями угрожает
И множеством страданий тяжких.
И вот узнать я захотел,
Правдиво ль неба предсказанье?
Дало немало указаний
Оно суровости своей;
Но, может быть, оно смягчится,
Свою жестокость уменьшит
И, доблестью благоразумья
Побеждено, изменит жребий?
Ведь человек сильнее звезд!
Все это я хочу узнать.
Кто он, скажу я Сигизмунду.
И пусть тогда покажет он
Свои наклонности и разум.
И если он звезды влиянье
Великодушьем победит,
Он будет царствовать; но если
Тираном будет и злодеем,
Его верну к цепям обратно.
Теперь я знаю, спросишь ты:
Чтобы проделать этот опыт,
Зачем сюда он привезен
В забвении глубоком сна?
И это разъясню тебе,
Поймешь из моего ответа.
Когда сегодня он узнает,
Что он мой сын, а завтра утром
Себя в темнице вновь увидит
Конечно, жалкий жребий свой
В отчаяньи проклянет он!
Чем, как себя тогда утешит
И что в замену прав получит,
Прав на корону и престол?
Оставить надо дверь открытой
На случай горькой неудачи!
Ему ты скажешь: "Сигизмунд,
Все, что ты видел в эту ночь,
Лишь сновидение и греза".
Мы двух вещей достигнем так.
Во-первых, ближе мы узнаем
Его наклонности и чувства:
Проснувшись, будет поступать он,
Как вздумает и как захочет;
А во-вторых, его утешим:
Сегодня, правда, во дворце
Все повинуются ему,
Но завтра он в своей темнице,
Припоминая день минувший,
Поймет, что только грезил он;
И хорошо, когда поймет:
Ведь в этом мире все, Клотальдо,
Все, кто живет, лишь спят и грезят {1}.
Клотальдо
Легко бы мог я доказать,
Что не годится этот план;
Но поздно, дела не поправишь:
Насколько можем мы судить,
Проснулся он и к нам идет.
Василий
Теперь я должен удалиться.
Ты принца воспитал, Клотальдо,
И потому останься с ним
И среди стольких затруднений,
Что окружили мысль его,
Ему ты истину откроешь.
Клотальдо
Ты позволенье мне даешь
Все рассказать ему?
Василий
Конечно;
Когда опасность знаем мы,
Нам легче победить ее. (Уходит.)
СЦЕНА 2-я
Клотальдо и Кларин.
Кларин (в сторону)
Четыре палочных удара!
Я заплатил за право входа!
Какой-то рыжий гренадер,
Уж больно важный, алебардой
Мне отсчитал удары эти.
За них я кой-что здесь увижу;
Нет, правда, лучшего окошка,
Как то, которое с собою,
Без разрешения кассира,
Повсюду носит человек;
Когда его со всех празднеств
Прочь гонят, все же он садится
