Одесса-мама: Каталы, кидалы, шулера - Анатолий Барбакару

Чаще всего «разводящий» был и начальником звена, как наиболее опытный и сообразительный из всей четверки.

В начале трудового дня «разводной» должен был организовать работу, проинструктировать новичка, если таковой имелся, позаботиться об «инвентаре» (у каждого звена обязательно должна быть своя табличка с обменными курсами валют, так называемое табло), и вообще он отвечал за все, что происходило в его звене. В том случае, если попадался тихий лох и помощь «верхних» была необязательна, «разводящий» сам выступал в роли «блюстителя порядка». Однако должность звеньевого никак не отражалась на его зарплате, зато у него было больше возможностей выбиться в бригадиры.

Бригадиры, как уже говорилось, курировали несколько звеньев, число которых в бригаде варьировалось в зависимости от организаторских способностей бригадира.

Бригадир принадлежал к высшей касте. Он занимался набором кадров, созданием новых звеньев, а также держал постоянную связь с ментами и хозяевами. Если рядовым кидалам и звеньевым частенько приходилось попадаться в лапы наиболее наглых ментов и лучшие часы рабочего дня просиживать за оградой милицейского отделения в «телевизоре» или простаивать во дворе отделения с упертыми в стенку руками, то бригадир для ментов была личность неприкосновенная. Ведь от них зависела не только своевременная уплата ментам «штрафа» за каждого задержанного, но именно через них также поступала «кому надо» оговоренная часть налога с кидального промысла.

В основном бригадиры презирали патрульных ментов, некоторых из них весьма откровенно посылая к «е... матери», но все же им приходилось мириться с тем, что патрульный мент — лицо неприкосновенное и по рынку шатается не из праздного любопытства. Впрочем, о взаимоотношениях кидал с ментами речь еще впереди.

Каждое звено практикует свои собственные методы работы, и хотя кардинально они мало отличаются друг от друга, встречаются порой и любопытные.

Схема расстановки кидал проста и меняется лишь с переменами в организации торговых точек на самом рынке.

В те годы, когда основной поток прибывающих на толчок покупателей проходил через полукилометровый отрезок торговой площади, состоявший из рядов железных прилавков, основная масса кидал концентрировалась именно там. В лучшие дни численность звеньев на толчке доходила до полутора сотен, и таблички кидал с нарисованными на них жирным фломастером или цветной гуашью курсами «льготного» обмена валют можно было наблюдать чуть ли не за каждым прилавком.

Каждое звено старалось облюбовать прилавок с наиболее терпеливым реализатором, который часто попросту боялся вступать в спор с агрессивными соседями. Впрочем, кроме монотонных призывов менять валюту да отрицательного морального эффекта при виде грубого кидняка, неприятностей от кидал продавцам не было никаких. Помимо этого, кидалы строго следили за тем, чтобы у приютившего их торговца с прилавка ничего ненароком не пропало. Были случаи, когда недавно нанятые и недостаточно проверенные на «вшивость» «нижние» умудрялись воровать у соседствующего с ними реализатора деньги или ценные вещи и исчезали с толчка навечно. Но украденные деньги или полноценная компенсация за товар возвращались немедленно еще до того, как с воришкой успевали разобраться после порой долгих поисков.

Трудовой день у кидал начинался еще до того, как толчковские торговцы занимали свои рабочие места. Каждое звено имело свой постоянный стол, хотя могли быть и вариации. Даже в самый безлюдный торговый день ряды всегда были наполнены фланирующими или кучкующимися молодыми людьми, которые даже не скрывали перед приезжими своего очень отдаленного отношения к торговле. Временами можно было наблюдать толпу кидал, собравшихся прямо посреди потока покупателей и громко обсуждающих свои насущные проблемы или обговаривающих, кому сколько отстегнуть в случае успешной операции.

Бывали даже случаи, когда «верхние» так самоувлеченно проводили разборы, что не замечали ничего на свете, и «разводить» клиента, остановившегося возле их одинокой в этот момент «нижней», срочно приходилось членам соседствующего звена. Впрочем, такое бывало нечасто: рядовые кидалы, особенно новички, очень боялись бригадирского гнева и старались не расслабляться даже в очень неудачные, и потому крайне утомительные, дни.

К слову сказать, штрафы за разные провинности были немалыми (например, за опоздание взимали от пяти до десяти долларов, а за прогул можно было лишиться и двадцатки...), и взимались они с любого нарушителя дисциплины, невзирая на его ранг и квалификацию.

Итак, рабочий день начинался с рассветом, и самым удачливым фортуна могла улыбнуться в первые же минуты.

Когда кинутого лоха утихомиривали и отправляли восвояси, в среде окрестных кидал царило праздничное оживление. Близстоящие «нижние» громко обсуждали со своими соседками детали проведенной у них на глазах операции, звеньевые нервно покрикивали на них, требуя почина, затем появлялся бригадир, и девчонки увлеченно начинали голосить свое «рубли-доллары-марки...». Бригадир получал у звеньевого необходимую информацию о результатах операции и быстро удалялся на поиски счастливицы. Звеньевой, как правило, следовал за кинутым клиентом, чтобы разведать, пойдет ли тот за ментами или нет, а если и пойдет, то что именно станет предпринимать мент, или вообще — чем все обернется. Часто на разведку отправляется все звено, потому что самый ударный их член все равно находится в «бегах» и к работе приступить не сможет, пока все не образуется.

«Нижняя» после успешно проведенной работы имеет право расслабиться, почиститься и покурить, короче, она отдыхает до получения последующих приказов. Но часто бывало так, что бригадир не давал звену передышки, а переводил его в другое место, подальше от «зоны поиска», потому что самое «рабочее» время выпадало как раз на первые послерассветные часы.

Бывали также дни, когда звену удавалось «насобирать» до пятисот долларов, но, как правило, работа заканчивалась на второй кинутой сотке или полтиннике. На купюры меньше пятидесяти долларов кидалы не «падали», и на это были свои причины, о которых речь еще впереди, хотя бывали дни, когда, как говорится, и рыба раком станет.

Под конец провального дня могли соблазниться и десяткой, чтобы даром домой не ехать. Но наиболее удачливые и квалифицированные «нижние» могли умудриться так расположить к себе клиента, что он запросто отдавал им в руки все, с чем приехал. Тогда у кидал «прославившегося» звена был настоящий праздник. После того как в милиции утрясались проблемы с обиженным и звено получало свою долю, начиналась грандиозная пьянка. Правда, бригадиры отгоняли празднующих подальше от «рабочих» мест, чтобы не совращали оставшихся, а то и вовсе требовали исчезнуть с рынка до следующего дня.

Доходы каждого звена определялись исключительно мастерством его менялы. Работа «нижней» была сложна и опасна. Впрочем, у нее имелись свои защитники, но помочь ей выдурить у клиента доллары, да побольше, не мог никто.

Многое зависело от ее внешности. Ведь клиент, который и понятия не имеет о том, что за менялы предлагают ему свои услуги, вправе выбирать из них. И определяющим моментом порой является отнюдь не самый выгодный курс предлагаемой сделки, так как у всех кидал он примерно одинаков. Только самые самоуверенные могут предложить клиенту больше, чем другие, не рискуя вызвать в нем обоснованных подозрений.

Многие кидалы в надежде первыми привлечь клиента, бывало, так разрисовывали свои табло с графиком расценок, что со стороны могло показаться, будто за столом стоит личный представитель государственного банка. Однако не фирменное табло зачастую привлекало клиента, а сам человек, предлагающий сделку. Причем, как было замечено, мужики быстрее подходят к самым молодым и привлекательным девкам, а баб тянет на противоположность.

Очень часто «нижними» были парни с самоуверенными наглыми рожами, и на них клевали исключительно деревенские молодухи.

Натуральным же лохам, различимым с первого взгляда, было все равно в принципе, у кого менять, и потому их выбор был непредсказуем. Зато с такими проблем у «нижней» не возникало. «Натуральный лох», не подозревая вообще ни о чем, часто извлекал на обозрение заинтересованным взглядам весь бумажник сразу только для того, чтобы обменять всего лишь полтинник или сотку, и многие малоопытные менялы, набранные по «экстренному набору» и прошедшие недостаточно углубленный курс по овладению специальностью, начинали пороть горячку.

Доходило до того, что необоснованно дотошные советы обменять сразу всю наличность по самому что ни на есть супервыгодному курсу оборачивались катастрофой. И у самого лоховитого лоха существует предел, дальше которого его доверчивость не может распространяться. Тогда уже спасти ситуацию не могли никакие ухищрения. Клиент уходил. Своей сотки он все равно лишался у какой-нибудь более скромной менялы, но у всего звена настроение было испорчено на весь день, а то и на целую неделю. Незадачливого менялу «парафинили» во всех инстанциях, вплоть до ментов, лишний раз внушая ему такие банальные истины, как «жадность фраера погубит», «не уверен — не обгоняй», «лучше синица в руке, чем журавль в небе». Однако с места его не убирали, потому как было замечено, что именно из таких «обосравшихся» и выходят потом самые лучшие спецы своего дела.