Снежная песня - Валерия Горбачева

– Хорошо, – равнодушно бросил тот.

Анита вспыхнула.

– А если я что-то не пойму или нужно будет что-то уточнить, можно мне к Вам обратиться?

Даниил Федорович, уже собравшийся было идти, внимательно посмотрел на студентку: тоненькая, темноволосая, дерзкий взгляд и вызывающе насмешливые губы. Уверенная в своей неотразимости, избалованная вниманием и любовью. Впрочем, действительно хороша. Даниил Федорович неожиданно ласково улыбнулся, и, чуть прищурившись, посмотрел Аните прямо в глаза долгим немигающим взглядом. Она растерянно замерла.

– Конечно, обращайтесь, Львова, – чуть насмешливо, но очень чувственно произнес Даниил Федорович, выдержав паузу, – всегда буду рад помочь, – он еще раз улыбнулся и, наконец, отвел взгляд. Как будто отпустил.

Анита судорожно вздохнула, еще не понимая до конца, что произошло. Звонок ударил по ушам резко и болезненно, выводя ее из странного оцепенения. Преподавателя рядом не было. Анита беспомощно оглянулась, как будто вспоминая, что должна делать, еще раз нервно и неровно вздохнула и пошла в аудиторию. Даниил Федорович пришел через минуту.

– Катя, ты сегодня опять поздно? – Павел, недовольно нахмурив брови, строго посмотрел на жену.

– Паша, но ведь я…, – Катерина сжалась, и чашка с крепким кофе, которую она подавала мужу, чуть дрогнула в руке. Почему-то она думала, что муж, после ночи, которую они провели вместе, после ее послушания и податливости, не станет с утра заводить этот разговор.

– Что ты дергаешься? – Павел, кажется, увидел, как дрогнула ее рука, и рассердился, – я что, бью тебя или наказываю?!

– Нет, что ты…

– А что тогда ты так боишься-то? – неожиданно голос мужа стал почти ласковым. Он по-хозяйски притянул ее к себе и, усадив на колени, стал водить рукой по ее груди, талии, бедрам…. Катерина послушно замерла.

– Ладно, мне пора, – спустя минуту с некоторым сожалением, и в то же время с явным удовольствием от своей власти над ней, Павел отпустил жену. – Тебе к трем?

– Да, к трем, – кивнула Екатерина, запахивая халат, и стараясь не смотреть на мужа, – а ты хотел мне что-то поручить?

– Нет, просто спросил.

Он встал, небрежно поцеловал ее в щеку, взглянул на часы и выглянул в окно: машина уже пришла.

– Катя, когда вы уезжаете на конференцию-то?

– В пятницу. А возвращаемся в воскресенье вечером.

– Да я знаю, что в пятницу, – несколько раздраженно сказал муж, – я спрашиваю – во сколько?

– Я точно не знаю, – Катерина опять почувствовала себя виноватой, – университетским автобусом едем, наверное, после обеда сразу, часа в три.

– Понятно. Ладно, я пошел, пока, не задерживайся, – привычно произнес он и ушел.

Катя посмотрела на часы: половина девятого. Надо помыть посуду после завтрака, прибрать кухню, посмотреть, что нужно забросить в стиральную машину, и решить, что приготовить на ужин. Но вместо всего этого она неожиданно скинула халат, включила проигрыватель, вставила диск, выбрала нужную дорожку, и забралась в кровать. Tombe la neige…. Она закрыла глаза, вспоминая… огоньки-снежинки, его руки, его плечо и губы, чуть касающиеся ее волос…, голова закружилась, мысли устремились вдаль легко и неудержимо, путая реальность и мечту… Tombe la neige …. Кружатся белоснежные пушинки, увлекая ее в неизвестность… и вот уже в затуманенном сознании он целует ее, а она, обвив тонкими руками его шею, сладко тонет в его объятиях….

И снова записка легла на скамью совершенно незаметно. Скосив глаза на белый листок, сложенный вчетверо, Анита не стала его брать. Она все еще пыталась сосредоточиться на том, что говорил Даниил Федорович, но получалось плохо. Она практически ничего не понимала, бездумно вслушиваясь в его голос, пытаясь поймать его взгляд, любуясь его уверенными движениями и с удивлением прислушиваясь к своему гулко стучащему сердцу. Такое с ней было впервые. Она даже не пыталась понять, что происходило с ней, она просто наслаждалась его присутствием и глупо улыбалась, когда он невзначай скользил насмешливым взглядом по ее лицу. Ей хотелось, чтобы лекция длилась вечно. Но записка непостижимым образом все-таки мешала ей, и Анита, протянув руку, развернула ее. «У тебя есть конкурентка». Анита хмыкнула и оглянулась. Конкурентка? Это о чем? Она еще раз взглянула на записку: печатные буквы, почерк не определишь, подписи нет. Анонимка. Анита еще раз хмыкнула. Она хотела, было написать в ответ что-нибудь дерзкое, что-то типа «как челобитную царю подаешь?!» или, наоборот, скучное «здоровая конкуренция – двигатель прогресса», но передумала. Небрежно сунула листок в тетрадь и снова переключила свое внимание на преподавателя. Конкурентка ей? Здесь? Это просто смешно. В пятиминутный перерыв она подошла к Артему.

– Темыч, дай мне твои лекции, а?

– Сейчас? Какие? – удивился он.

– Не, потом, после занятий, – Анита сморщила нос, и почесала переносицу, – прошлую лекцию, и сегодняшнюю.

– А ты, что, опять линяешь? – парень покачал головой, – Анита, когда ты за ум возьмешься? Или стряслось у тебя чего?

Артем был старше Аниты на четыре года. Он вообще был самый старший у них на курсе. У него за плечами была армия и завод. Иногда он вдруг становился веселым и легкомысленным, дурачился и шутил, но чаще он чуть снисходительно поглядывал на своих сокурсников, как добрый родитель. Его уважали и слушались. В нем была удивительная основательность, и еще он все знал.

– Нет, Темыч, – Анита разговаривала с ним свободнее других, поскольку знала Артема очень давно – они жили в одном доме уже больше десяти лет, поэтому ей позволялось чуть больше других, – нет, я не ухожу, – повторила она, – просто мне сегодня как-то не сосредоточиться, ничего записать не могу. Слушать – слушаю, а записать…. Дашь?

– Дам, – улыбнулся Артем и чуть качнул головой, – иди, слушай спокойно.

– Дубов! – в открытую дверь заглянул какой-то парнишка, – на следующем перерыве зайди на кафедру физкультуры, просили передать!

– Ладно! – крикнул в ответ Артем, – спасибо!

Парнишка кивнул и скрылся за дверью.

– Зачем тебе к физкультурникам? – спросила Анита.

– Схожу – узнаю.

– А я думала, ты все заранее знаешь…. – Анита пожала плечами деланно разочарованно.

– Знаю, – подтвердил Артем, – но надо уточнить….

Они рассмеялись.

На самом деле Екатерина Николаевна любила последние пары. Тишина, заполняющая быстро пустеющие коридоры и аудитории университета, вызывала ощущение покоя и значимости. Только что здесь разговаривали, спорили и смеялись, только что стены, окна, коридоры принадлежали всем и никому, только что вокруг все двигалось, мешалось и шумело, но вот гудящая многоликая веселая толпа начинала редеть, люди растворялись незаметно и плавно, как в кино. Редкие задержавшиеся вдруг начинали говорить чуть тише, двигаться чуть медленнее, прощаться чуть загадочнее, и старое здание теперь принадлежало только им – редким задержавшимся. После шума и движения эта тишина и неторопливость казались каким-то особым подарком, наградой избранным, сумевшим дождаться….

Екатерина Николаевна любила последние пары. Она, отпустив студентов, дружно и торопливо покинувших аудиторию и разноголосо попрощавшихся, медленно сложила раскинутые листы своих заметок, убрала в сумочку ручку и телефон и подошла к окну. Сейчас еще рано выходить в коридор, сейчас они, уходящие, еще не ушли. Несколько минут нужно подождать. Темное небо, неровно высвеченное лишь неяркими отблесками городских огней, знакомо заглянуло в проем раздвинутых штор. Екатерина Николаевна улыбнулась ему: «Привет» и легко постучала кончиком пальца по стеклу: «Снега все нет? – тихонечко, совсем неслышно прошептала она, – а пора бы уже…». Она еще раз посмотрела на темный небосвод и, чуть вздохнув, задернула штору – пора, уже можно выходить.

В коридорах было пустынно, и даже на кафедре уже никого не было. Катерина сложила в стол свои бумаги, проверила, выключен ли компьютер, посмотрела на полке ключ от кабинета, где они оставляли верхнюю одежду – ключа не было – покачала головой: не закрыли, нехорошо, все-таки там вещи, а вечером мало ли кто зайдет, вахтер вряд ли, конечно, пустит, но все-таки, и наконец, погасив свет, направилась за курткой в соседний кабинет. Там горел свет и за столом полностью одетый сидел Даниил Федорович.

– Долго собираешься, Катя, мне уже жарко, – он поднялся и, достав Катину куртку, расправил ее, готовый помочь ей одеться.

Екатерина вспыхнула. Она хотела спросить, зачем он ее ждал, или сказать, что не знала, что он ее ждет, или хоть что-то ответить, но не смогла произнести ни слова. Потому что испугалась. Испугалась, что он скажет, что у него к ней дело, например, что он хочет поменяться лекциями, или что у него вопрос по ее курсу, или еще что-нибудь прозаичное, и неромантическое. А ей сегодня с утра хотелось романтики, и ей хотелось, чтобы падал снег, и чтобы ее ждали просто так, потому что… просто ждали. Поэтому Екатерина молча подошла к ожидавшему ее мужчине, молча приняла куртку, украдкой взглянула на себя в зеркало и легко натянула перчатки. И так и не произнеся больше ни слова, они вышли на темную улицу. Холодный воздух бросил в лицо какую-то морось, и Катерина машинально натянула капюшон. Этот неприметный и бездумный жест вдруг отделил ее от шагавшего рядом Даниила, который почему-то капюшон не надел, а продолжал шагать с непокрытой головой, которая сразу покрылась мелкими блестящими искорками. То ли дождь, то ли изморось, то ли просто переполненный влагой осенний воздух. Кате под капюшоном было тепло, приятно, но… как-то одиноко, молчавший Даниил был далеким и чужим – за глухой стеной натянутого капюшона, и она, подчиняясь внутреннему, неосознанному импульсу, неожиданно скинула его, подставив вмиг разлетевшиеся волосы свежему влажному ветру. И как будто в награду за этот легкомысленный и искренний порыв, вдруг заметались, закружились в воздухе первые, мелкие, робкие снежинки.