Литературная Газета 6523 ( № 35 2015) - Литературка Литературная Газета

– То есть «невидимая рука рынка», о которой сейчас чаще говорят с ироний, была открыта давным-давно?

– Теорию «разумного эгоизма» ещё раньше, чем Смит, излагал английский писатель, философ и экономист французского происхождения Бернард де Мандевиль (1670–1733). Критикуя феодальные нравы и разоблачая ханжество клерикализма, он утверждал, что индивидуализм, корысть и прочие человеческие пороки невольно способствуют общественному благу.

– Да, но есть и оборотная сторона. И когда внутренние язвы и противоречия формации, основанной на частной собственности и рыночной свободе, проявились в достаточной мере, всё явственнее стали раздаваться критические голоса в её адрес.

– В начале ХIХ века французский полит­эконом Симон де Сисмонди выступил против стихийного развития капитализма, несущего гибель мелкому предпринимательству и ведущего к обнищанию народа. Чтобы обеспечить, как он выражался, «счастье людей, собранных в общество», государство должно вмешаться процесс и вернуться к прошлому, когда все они имели достаток и были более или менее удовлетворены жизнью. Француз был гуманистом, но романтиком и утопистом. История вспять не поворачивается.

– О чём-то подобном, насколько я знаю, писал и Карл Маркс?

– В «Капитале» он глубоко обнажил корни антагонизмов и классового неравенства в буржуазном строе. Маркс связывал позитивное устройство общества с тем, что свободное развитие каждого было бы условием свободного развития всех. Он полагал, что это может свершиться вследствие разрешения противоречий капитализма и с ликвидацией частной и утверждением общественной собственности на средства производства. Долгое время миллионам людей казалось, что открытый им основной закон и историческая тенденция развития капитализма мостят верную дорогу к Храму. По лекалам «Капитала» многие десятилетия пытались строить коммунистический рай в СССР и ряде других стран.

– Но сей путь, мягко говоря, оказался тернист, а капитализм живуч?

– Практика ХХ века показала, что коммунистическая модель не гарантирует всеобщего процветания. Руководство социалистических стран рано или поздно перерождалось в партийно-государственную номенклатуру – новый правящий класс, эксплуатирующий общество. К тому же запрет предпринимательства и конкуренции вёл к монополизму, тормозил социально-экономический, научный и технический прогресс.

– Однако Запад перенял некоторые ценные социалистические идеи и заметно укрепил свои позиции.

– Английский экономист Джон Мейнард Кейнс первым заявил, что без государственного вмешательства капитализм потерпит крах. На него сыпались упрёки в агитации за социализм, хотя он хотел лишь упрочить и продлить существование буржуазного общества. Его ученик и последователь американский экономист Джон Кеннет Гэлбрейт пошёл ещё дальше и обосновал теорию конвергенции. Им был развенчан миф о непроходимой пропасти между рыночным и плановым хозяйством. Более того, он проницательно утверждал, что такое сближение противоположных систем уже происходит и является благотворным для обеих. Аналогичной точки зрения придерживался его коллега по Гарварду, выдающийся американский социолог российского происхождения Питирим Сорокин.

– Красная нить всех 59 глав вашей новой книги – концепция интегрального общества. Не является ли она продолжением и развитием именно этих мыслей?

– Несомненно. Ход исторического процесса показывает, что высказанные двумя гарвардскими учёными гипотезы оказались пророческими. Наибольшего успеха добиваются страны, умело комбинирующие преимущества капитализма и социализма. Практика последних десятилетий доказала жизнестойкость такого политико-экономического симбиоза. Из соцстран первые шаги к интегральному обществу в своё время пыталась делать Юго­славия. Но уже хрестоматийным примером стал Китай, начавший с 1978 года под руководством Дэн Сяопина последовательно и постепенно проводить преобразования, которые вывели отсталую и беднейшую страну на траекторию самых высоких темпов роста, устойчивого и гармоничного развития. Его примеру последовал Вьетнам. Из постсоветских стран модель такого типа была взята за ориентир Нурсултаном Назарбаевым в Казахстане и, отчасти, Александром Лукашенко в Белоруссии.

– Российские реформаторы начинали «демократические перемены» много позднее китайцев. Но закрыли глаза на их опыт.

– Да, «младореформаторы» к голосу авторитетных экономистов, наших и зарубежных, предлагавших срединный путь, не прислушались. «Шоковая терапия» проводилась по рецептам Вашингтонского консенсуса. Разрушение социализма «до основания» означало большевизм наоборот, шараханье из одной крайности в другую. Бывшую сверхдержаву переформатировали в сырьевую периферию мировой капиталистической экономики.

– Помимо Китая, Вьетнама, Казахстана и Белоруссии немало места в книге вы отдаёте исследованию экономики стран БРИКС, также практикующих интегральную модель. Индия и Бразилия в их числе?

– Индия, успешно проведя модернизацию, стала второй после Китая быстрорастущей экономикой мира. В стране оперируют и транснациональные корпорации, и нацио­нальный капитал. Наряду с этим продолжает действовать плановый регулятор, определяющий стратегические цели развития, реализуемые посредством пятилетних планов. Итог выверенной экономической политики – изменение и облика, и существа индийской экономики.

– В чём особая специфика индийской модели?

– Там не пошли по пути китайского «дракона» и азиатских «тигров», начинавших с экспорта товаров тех отраслей, которые базировались на дешёвой и сравнительно малоквалифицированной рабочей силе. Была найдена собственная ниша в экспортных услугах, а это потребовало высокого уровня образования – компьютерного программирования и банковского обслуживания. Страна стала бэк-офисом западных корпораций. Такому повороту событий помогало наличие хорошо образованных кадров. В Индии технологические институты зачастую не уступают западным конкурентам. Это стало результатом продуманной политики властей. Сейчас по числу квалифицированных научно-технических кадров Индия на одном из первых мест в мире.

– Достижения Бразилии не столь впечатляющи…

– Но весьма значительны. С помощью сводных планов и программ в стране прошла модернизация экономики, достигнуты устойчивые темпы экономического роста. Некоторое их снижение сегодня не следует драматизировать. Важно, что социал-демократическое руководство страны связывает восстановление более динамичного развития с совершенствованием как рыночных, так и плановых регуляторов. В Бразилии произошли важные структурные сдвиги. Например, компания «Эмбрайер» стала третьим после американского «Боинга» и европейского «Эйрбаса» авиастроителем в мире! Бразильская автомобильная индустрия выпускает в год около четырёх миллионов машин, уступая в Европе лишь немцам. Реальные доходы рабочих и служащих увеличиваются, ширится помощь обездоленным слоям. Инфляция и безработица на низком по сравнению с прежними временами уровне. Правда, четверть населения Бразилии поныне проживает в бедности или за её чертой. Но таково уж наследие. Порочный круг нищеты сжимается подобно шагреневой коже.

– Как государствам со смешанной экономикой удаётся не только комбинировать преимущества социализма и капитализма, но и отсекать их недостатки?

– Помимо гибкого планирования используются налогово-бюджетные инструментарии и социальные стабилизаторы, сокращающие контрасты в обществе и направляющие развитие капитала в созидательное русло. Во Вьетнаме, например, где население по численности лишь в полтора раза меньше, чем наше, имеется всего один миллиардер. И тот начинал не с «приватизации» госсобственности, а с выпуска лапши быстрого приготовления – аналога «Доширака», теперь занят строительством крупных объектов.

– Судя по нынешнему кризису китайского фондового рынка, интегральные страны не застрахованы от экономических неурядиц?

– Идеального общества быть не может, как и вечного двигателя. Допущение рыночных свобод и капитализма в Поднебесную стало педалью газа, ускорившей темпы её экономического роста. Оно же теперь привело к перегреву фондового рынка и к его обрушению. Однако наличие мощных макроэкономических регуляторов позволяет справляться с недугами. Либералы во всём мире, наши в частности, злорадствуют по поводу китайских трудностей. Но темпы роста экономики в КНР сохраняются на уровне выше 7%, что несравнимо с общемировой динамикой. У нас же в этом году экономика сжимается не менее чем на 4%. Ссылки на санкции, другие внешние факторы малоубедительны – понижательная тенденция действует четвёртый год подряд.