Последний бой Василия Сталина - Максим Алексашин

Находясь в Качинской авиашколе, Василий поддерживал переписку с отцом, и, по словам очевидцев, между ними были самые добрые отношения. Если бы даже младший сын «отца народов» и позволил себе вольности, И.В. Сталин, который своей жесткостью дисциплинировал сына, умел направить сына посредством писем или через начальство авиашколы на путь истинный. Вот воспоминание А.А. Щербакова: «Об этом времени (обучение в Качинской авиашколе. — Авт.) знаю следующий эпизод: начальник Качинской школы комбриг Иванов написал И. Сталину письмо, в котором сообщал о летных успехах сына, но жаловался, что Вася отказывается изучать теоретические дисциплины. И. Сталин ответил Иванову письмом, текст которого я слышал от самого Иванова. Он примерно такой: «Уважаемый товарищ Иванов! Благодарю Вас за заботу о моем сыне. Надеюсь, что он выйдет от Вас хорошим летчиком. Что же касается теории, то прочтите ему следующие строки: дорогой Вася! Если ты любишь меня, то полюби теорию». Далее следовали аргументы в пользу теории. Весь тон письма и сами факты неоднократного написания их противоречат созданному образу И. Сталина как человека черствого и равнодушного ко всем людям, не исключая самых близких» (Щербаков А.А. Летчики, самолеты, испытания, глава «Василий Сталин»). Хотя «в первый же день войны, — вспоминал потом генерал А.Ф. Сергеев, приемный сын И.В. Сталина, — Иосиф Виссарионович позвонил и распорядился, чтобы нас, его сыновей, взяли на фронт немедленно». И это была единственная от него привилегия как от отца (Грибанов С.К 80–летию со дня рождения В.И. Сталина. // Газета «Дуэль», № 10 от 5.03.2001).

Перед самым выпуском в Каче побывал представитель НИИ ВВС инженер Печенко, ныне генерал в отставке. «Помню, по всем правилам устава мне представился стройный, красивый паренек, почти юноша. Был он уже в летной форме, на отца, которого я не раз очень близко видел на совещаниях в Кремле, не походил. Я поздравил Василия с окончанием школы. Он вежливо поблагодарил. Тогда я спросил, доволен ли он своим назначением — младшим летчиком в истребительный полк. Ответ был утвердительным. „А на каких самолетах вы летали в последнее время?“ — решил я заинтересовать молодого пилота новой техникой. Василий ответил, что выбрал для себя работу летчика—истребителя, поэтому летал на И–16, И–153 последнего выпуска. А до этого — на самолетах Р–1 и Р–5. „Замечаний по технике пилотирования имел мало, — сказал Василий, потом добавил: — Может, потому, что фамилия такая — Сталин. Но все инструкции и наставления, рекомендованные вашим институтом, я старался выполнять в точности. В небе вольности недопустимы…“ (Грибанов С. Василий Сталин).

В апреле—сентябре 1940 г. Василий Сталин проходил службу в должности младшего летчика 16–го ИАП 57–й авиабригады, дислоцированного в подмосковных Люберцах. Однако служба в строевом полку продлилась недолго. В сентябре 1940 года В. Сталин был зачислен слушателем командного факультета Военно—воздушной академии им. Жуковского. Учеба в академии для Василия была в тягость, и через три месяца после начала учебы лейтенант Сталин ушел из академии «по собственному желанию». Может, кто—то усмотрит в этом проявление малодушия, неусидчивости, слабости, но лично я, столкнувшись с воспоминаниями Виктора Гастелло (сына того самого знаменитого летчика, который таранил вражескую колонну), пришел к совершенно противоположному выводу. Восстановим этот рассказ, опубликованный на сайте «ВОД „Боевое братство“:

«Боже, каким другим я мог быть? Попасть на прием к самому Василию Сталину!

Я чистил пуговицы и сапоги, гладил брюки, даже перед зеркалом ходил строевым шагом и делал повороты на месте. В общем, в назначенное время меня пустили в штаб, и я пошел по широкой аллее вдоль голубых елей. В помещении штаба я поднялся на второй этаж, и адъютант почти без промедления протолкнул меня в кабинет. Я увидел в огромном шикарном кабинете генерала, который сидел за большим письменным столом и что—то быстро писал. Я обмер и, махая руками вперед до пряжки и назад до отказа, четким строевым шагом пошел к столу.

— Товарищ генерал, суворовец Гастелло по вашему приказанию прибыл.

Генерал неожиданно поморщился:

— Ты чего орешь как резаный, говори тише. Что тебе?

— Вот прибыл, товарищ генерал, — я повторил фамилию.

— А—а, как живет Анастасия Семеновна (мать Героя Советского Союза Николая Гастелло. — Авт.)?

— Так точно, хорошо, товарищ генерал, вам привет передает.

— Спасибо, только ты так не ори. И можешь называть меня просто Василием или Василием Иосифовичем. Так, говори, что тебе надо, да покороче.

Я в краткой форме изложил Василию Иосифовичу все свои мечты и желания.

— Постой—ка, — неожиданно оживился Василий Сталин, он встал, обошел стол и присел с краю.

Он оказался невысокого роста, но подтянутым, худощавым и щеголеватым. Форма генерал—лейтенанта ему явно шла.

— Зачем тебе нужна академия Жуковского, иди в летчики и только в летчики! Вот у Микояна — три сына и все летчики, — он потемнел лицом, — правда, один погиб под Сталинградом, другого сбили под Москвой, горел, но все, слава богу, обошлось.

— Еще погиб сын Никиты Хрущева Леонид, погиб Тимур Фрунзе, которому посмертно присвоили звание Героя Советского Союза, потеряла сына Ибаррури Долорес, — перечислил я еще несколько знаменитых имен, которые знал.

— Все верно, — согласился Василий Сталин, — есть еще Лева Булганин, который иногда со мной летает в паре.

— Наверно, есть еще летчики — дети знаменитых родителей.

— Есть такие, — согласился Василий Сталин. — Надо вспомнить, но это ребята помоложе. Вот, например, сын покойного Щербакова, хороший летчик. Имел всего один боевой вылет 9 мая над Берлином. В тот же вечер уехал хоронить отца — начальника Главпура, секретаря МГКа, члена Политбюро.

— Василий Иосифович, однако, зеленая молодежь имеет другие ориентиры: вот мне известно, что сыновья Кагановича и Серова пошли на самолетный факультет академии.

— Пошли, говоришь, — Василий Сталин почти со злостью ударил рукой по столу, — получат изнеженное воспитание, возиться с ними будут, как с Игорем Чкаловым: Борисоглебское училище он завалил, вот теперь осел в академии им. Жуковского, тоже учится. Нам такие хилые летчики не нужны, нам нужны крепкие ребята».

Этот разговор состоялся уже после войны, когда В.И. Сталин командовал авиацией Московского округа, но вдумайтесь в причину, по которой Василий отговаривает Виктора Гастелло от поступления в академию. Он, боевой летчик, начавший войну лейтенантом, знает, что никакая академия не заменит личный пилотажный опыт. Тактика воздушного боя рождается там, в небе, а не в аудиториях академий и курсов. Поэтому и посоветовал молодому курсанту, желающему стать пилотом, дорогу в боевой полк, а не в академию. Именно поэтому и сам летом 1940 года не стал оканчивать академий, а погрузился в инспекционную, а после и в летную работу. Кстати, заметьте, что Василий Иосифович хорошо помнит и заботится о матери покойного героя, бабушке курсанта Гастелло. Чуткость к тем, кто требует помощи, он пронесет через всю свою жизнь.

Состоялся на тему дальнейшего обучения и разговор с отцом, о чем в своей книге поведал сын Л.П. Берии.

«Сталин упрекал в чем—то Василия, а я рядом стоял.

— Посмотри, — говорит, — на Серго (Берию. — Авт.). Академию окончил с отличием, адъюнктуру, аспирантуру. А ты—то почему не учишься?

Василий огрызнулся:

— Ты—то сам академий не кончал, вот и я обойдусь» (Берия С.Л. Мой отец — Лаврентий Берия. — М.: Современник, 1994. — стр.67).

Отец для Василия был непререкаемым авторитетом, но и Иосиф Виссарионович ценил в сыне самостоятельность и решимость. Великая Отечественная война показала правоту Василия: настоящие асы рождались в кровопролитье воздушных сражений.

Теперь насчет «осознания, что его (В. Сталина. — Авт.) всегда прикроют, защитят». Господа демократические писатели и журналисты, в советской авиации было принято прикрывать командира и товарищей. Вы, наверное, этого не знаете. Вы воспитаны в иных, дурных, манерах. А вот как поступили товарищи Василия Сталина, когда он оказался в беде: 8 и 9 марта Василий Сталин вылетает на «свободную охоту» один (опять же к слову о больших группах, в которых он якобы летал) и попадает в «переплет».

Вспоминает Ф. Прокопенко: «Шел воздушный бой. Комполка со своим самолетом „пропал“. Кричу по рации своему ведомому Шульженко: „Коля! Где командир?“. Тот отвечает: „Хер его знает“. Материться в воздухе Василий разрешал. Смотрю, справа от меня такая картина. Летит „мессер“, за ним Василий на своем „яке“, а за ним еще один „мессер“. И море огня. Василий метров с 150 бьет по первому „мессеру“, а второй с такого же расстояния — по Василию. Первый „мессер“ пошатывается, видимо, Василий его задел. А второй бьет пока вхолостую. Ну, думаю, дело кранты. Скорость у „мессера“ больше, чем у „яка“. Зайдет сверху и расстреляет в воздухе. Точно так убили Володю Микояна. Кричу Шульженко: „Командира зажали. Идем вверх на 70“. Коля понимает меня с полуслова, берет на себя первого фашиста. Я захожу над вторым и даю по нему короткую очередь, по кабине. Фашист, а все же человек, чтобы не мучался. Самолет этот упал, не горя. А Коля Шульженко шуганул по бензобаку. Его „подопечный“ сгорел в воздухе». После войны Василий Сталин подарил Прокопенко фотографию с надписью: «Спасибо за жизнь. Жизнь — это Родина» (Севастьянова А. Четырнадцать тысяч часов без земных впечатлений. // Гвардия России, № 5 (10), июнь 2003 г.).