Иные (СИ) - Точильникова Наталья Львовна

— Извини, что отрываю, — улыбнулся Дмитрий. — А ты-то как попал в белый автомобиль?

— Да, как все! Мне тридцать лет, и этим все сказано.

— Мне тридцать три, и я там никогда не был.

— Как это тебе удалось?

— Сбежал в лес из города три года назад, в свой день рождения.

— Умный человек, — вздохнул я. — А меня мой школьный друг Ян все убеждал, что у меня наверняка есть этот чертов ген. Что у всех по-разному проявляется, бывает и позже тридцати. День рождения я пережил спокойно. Через полгода арестовали. И Ян был со мной в белом автомобиле.

— Они ко всем приставляют таких увещевателей. Слушать надо меньше.

— Ты думаешь, он с самого начала знал, что ведет меня на смерть?

Дмитрий пожал плечами.

— Сколько ему было лет, когда он изменился?

— Двадцать два.

— То-то же.

Я вспомнил, как это было. Восемь лет назад Ян заболел. Больше недели не появлялся в институте. Мы учились вместе. После школы пошли в один институт, на один факультет и даже попали в одну группу. Наконец Ян снова появился на семинарах. Я сразу понял: что-то случилось. Другие манеры, другой взгляд и эта странная полуулыбка. «Что с тобой?» — прямо спросил я. — «Все прекрасно. Я изменился». Мне стало как-то не по себе. Старый друг перестал быть человеком. «У тебя еще все впереди», — успокоил он. Через пару недель он досрочно сдал сессию, а через месяц — защитил диплом. И сделал нам ручкой. Но от меня не отставал. Упорно, словно по долгу службы, поддерживал дружеские отношения. Даже диплом помогал писать. А я что? Мне льстила дружба с Иным. Идиот чертов!

Вечерело. Сквозь листья деревьев просвечивало алое закатное небо. Впереди мы увидели дым костра и вскоре вошли в военный лагерь моих освободителей.

У костра сидел долговязый парень и лениво перебирал гитарные струны.

— Знакомься, Женька, еще одного пленника освободили! — крикнул ему Дмитрий и кивнул в мою сторону. Я сел на поваленное бревно напротив гитариста.

— Евгений! — еще раз представился тот.

— Сергей.

— Из белого автомобиля?

— Да.

— Уймись лихачить, — обратился он к Дмитрию, который плюхнулся на бревно рядом с ним. — Сам голову сломаешь и нас сдашь.

— Где бы ты был, если бы я не лихачил?

— Мирно бы лежал под серым камушком на глубине двух с половиной метров, а не с тобой по лесам шастал.

— Ну, дело вкуса.

— Простите, — вежливо поинтересовался я. — А вас тоже Дмитрий освободил из белого автомобиля?

— «Тебя», здесь без церемоний. Из него родимого. Только год назад.

И он снова начал перебирать струны, а потом вдруг спросил:

— Долго мучили?

Я вопросительно посмотрел на него.

— «Стресс. И медитация в состоянии стресса очень способствуют пробуждению латентного мутантного гена», — процитировал он.

Я кивнул.

— Три дня.

— По-божески. Меня дольше. Кто в последний путь провожал, брат? Отец?

— Друг.

— А меня возлюбленная.

Я с ужасом посмотрел на него. Потом перевел взгляд на Дмитрия. Тот склонил голову.

— Рыжая такая девица. Да, убили.

— Но я не в обиде, — пожал плечами Евгений и посмотрел на звезды, медленно и размеренно, по одной, загоравшиеся на вечернем небе.

У костра собрался народ. Довольно много женщин. Иногда красивых, но весьма неопрятных по причине долгой лесной жизни. И не очень юных. Клуб, кому за тридцать. В котелках над костром что-то булькало и кипело. Пахло весьма аппетитно.

— Ну, что, Дмитрий, — медленно проговорил Женя, глядя в огонь. — Убираться отсюда надо. Они ведь цепью пойдут по лесу. Я их знаю. Зачистка местности. А у нас костер, как маяк.

— Поужинать-то надо.

— Не был бы это последний ужин в нашей жизни.

— Авось, не будет. Ты лучше спой что-нибудь.

— Как знаешь.

Пел Женька хорошо. Даже очень. Классно пел. И голос, глубокий и сильный, и мелодия не три аккорда, и слова неплохие. Я заслушался.

— Интересно, а Иные поют? — спросил я, когда он закончил. — Я что-то никогда не слышал.

— Не знаю, — пожал плечами менестрель. — Вряд ли.

— Вы все-таки побыстрее ужинайте, ребята, — сказал Дмитрий. — Сниматься надо. Женька зря говорить не будет. У него чутье.

— На ночь глядя, ломиться через лес? — возмутилась высокая светловолосая дама.

— Лучше ночью ломиться через лес, Вика, чем отдыхать в могиле, — глубокомысленно заметил Дмитрий.

После ужина костры затоптали, лагерь свернули, и это не вызвало особых возражений. Кинули на спину рюкзаки и направились вглубь леса. Мы с Дмитрием и Женей шли в голове отряда, гориллообразный Ким — в конце, замыкающим.

Мы были от лагеря километрах в двух, когда услышали за спиной выстрелы.

— Опоздали! — вздохнул Евгений.

— Вперед, бегом, врассыпную! — скомандовал Дмитрий. — Как можно быстрее, в чащу!

— А как же остальные? Те, кто в хвосте! — отчаянно закричал я.

— Бесполезно! Надо спасти хоть кого-нибудь.

Мы залегли в глубоком овраге. Человек десять. Наверху маячили огоньки фонариков. Но нас им было не достать. Мы затаились под обрывом, под нависшими корнями огромной сосны.

Только наутро осмелились выбраться на поверхность. Дмитрий первым. Наверху он осмотрелся и махнул нам рукой. Все в порядке. Иные ушли.

Целый день мы собирали жалкие остатки нашего отряда. Всего спаслось человек двадцать пять.

— Шестая часть лагеря, — заметил Дмитрий.

То и дело мы натыкались в лесу на окровавленные трупы. Иные расстреливали без всякой жалости. Мертвых снесли к оврагу и разожгли костер. Там оставили основную часть отряда. А мы втроем — Дмитрий, Женя и я — решились вечером пойти на разведку на старое место, пока остальные хоронят погибших.

Здесь тоже никого не было, кроме мертвецов. Мертвый Ким. Я с жалостью посмотрел на неподвижное туповатое лицо. Несколько женщин.

— Сколько всего трупов? — спросил Дмитрий.

— Около двадцати.

— Значит, в основном арестовывали.

— А почему расстреливают? — удивился я. — Иным это не нужно.

— Солдаты расстреливают. Молодежь, — пояснил Евгений. — Иные арестовывают. Видно, их было не так много. И они не прошли далеко в лес: заняты были. А то бы нас выследили. Вот так-то, Серж, рано ты радовался. Здесь долго не живут. Это не помилование. Это отсрочка приговора.

— Не каркай! — одернул Дмитрий. — А если арестовывали, значит, узнают, где мы. Надо убираться подальше в лес.

Мы похоронили мертвых здесь же, на старой стоянке, и вернулись к остальным.

Шагах в двадцати от лагеря мы почувствовали неладное. Наши товарищи по несчастью отчаянно ругались и кричали друг на друга.

— Что случилось? — требовательно спросил Дмитрий.

Толпа расступилась, и мы увидели еще один труп. Белобрысый парень лет тридцати. Я видел его мельком вчера возле костра, и, кажется, он прятался с нами в овраге.

Дмитрий обвел взглядом присутствующих.

— Он начал изменяться, — пояснила Вика. — Прямо у нас на глазах.

— Правильно. Стресс плюс медитация на дне оврага, — усмехнулся Евгений.

— Ты уверена? — спросил Дмитрий.

— Да.

— Совершенно точно, — поддержал ее коренастый мужик с автоматом.

— Я вынужден был стрелять. Иначе он бы убил нас всех. Мы бы даже опомниться не успели.

— Ты правильно поступил, — вздохнул Дмитрий.

— Дим, а если они ошиблись? — задумчиво проговорил Женя. — Если мужику просто плохо стало?

Дмитрий покачал головой.

— Это ни с чем не спутаешь.

Мы уходили все дальше в лес. Здесь до самого первого снега мы рыли землянки, заготавливали дрова, сушили грибы. Судя по ранним заморозкам, зима обещала быть суровой.

Дмитрий больше не рисковал нападать на белые автомобили. Но к дороге иногда посылали разведчиков, чтобы заранее узнать об облаве, если таковая будет готовиться. И те видели машины смерти, и весьма регулярно. Хотя, кажется, их стало меньше.

— Всех перебили, — прокомментировал Дмитрий.

Женя задумался и промолчал.

А в начале зимы по радио передали сообщение (у Дмитрия был старенький радиоприемник). В нем говорилось, что человеческий геном полностью расшифрован, и теперь известно, какой ген отвечает за изменения. «Кроме того, — вещал диктор, — Открыта новая разновидность латентного гена, которая несколько отличается от обычной, и проявляет себя только после достижения носителем тридцатилетнего возраста. Мы располагаем генетическим материалом многих беглецов, скрывающихся в лесах. У некоторых из них этот ген присутствует. У нас есть списки этих людей, но, к сожалению, мы не можем их обнародовать, потому что носители будут немедленно уничтожены своими. Поэтому мы призываем всех беглецов сдаться властям. Обладатели латентного гена будут подвергнуты изменению. Теперь нам известна надежная методика. Остальные будут прощены и отправлены на отдаленные острова в Атлантическом океане, где им будут обеспечены необходимые условия для жизни. Мы отказались от политики тотального уничтожения неспособных к изменению, поскольку в результате нее потеряли многих носителей новой разновидности гена. Предупреждаем носителей, скрывающихся в лесах, что изменения происходят и самопроизвольно. Если ваши соратники заметят их — ваша смерть неминуема. Поэтому вернитесь в город и сдайтесь властям, чтобы получить защиту».