Исповедь гейши - Радика Джа

Повязав поверх пижамы фартук, чтобы создать впечатление уборки, я помчалась к двери. На пороге стояла женщина лет шестидесяти с седыми волосами давно уже немодного сиреневого оттенка. Одежда на ней была самая простая, не дешевая, но какая-то безликая. Однако ноги в практичных прогулочных сандалиях выглядели маленькими и изящными. В руке она держала небольшую коробочку, красиво завернутую в желтое фуросики[1].

— Добрый день! Извините за беспокойство. Я ваша соседка. Меня зовут Секи Асако, — с улыбкой сказала она, скользнув взглядом по коридору позади меня.

Я чуть шире открыла дверь и пригласила ее войти. Меня очень обрадовал ее визит, и я забыла, что еще не убиралась. Эта незнакомка была моей первой гостьей. Я так возгордилась, что мысль о беспорядке даже не пришла мне в голову. Войдя, она с любопытством стала осматривать дом. Думаю, ее несколько разочаровала бедность нашей обстановки. Она посмотрела на подержанную коляску и, чуть задержав взгляд на коричневом пятне, перевела его на меня.

— У вас мальчик. Поздравляю.

Интересно, откуда она узнала, что у нас сын?

— Вы живете рядом с нами? — с любопытством спросила я.

— Ну, на этой же улице. Я бы заглянула к вам раньше, но не знала, кто здесь живет. Вы с мужем так тихо ведете себя. Вот разве что… — остановилась она, не закончив фразу.

Я поняла, что сделала ошибку. Все эти вопросы следовало задавать за столом. Поэтому я пригласила ее на кухню и усадила за желтый пластмассовый стол, на котором я обычно кормила Акиру-сана и ела сама. Достав свой лучший чай — маленькую баночку «Марьяж Фререс», подаренную мне Томоко, — я развязала фуросики и выложила на тарелку пирожки с бататом, которые принесла моя гостья. Они выглядели как домашние, и мой желудок замер в предвкушении.

Когда чай был готов, я поставила все на поднос и подала на стол. Сев напротив соседки, я налила ей чаю. Она кивнула и, соблюдая этикет, стала ждать, когда я налью себе. А пока ее глаза скользили по кухне, оценивая стоимость холодильника и телевизора, отмечая любые признаки беспорядка и грязи. К счастью, в гостиной, которой мы практически не пользовались, царил относительный порядок, да и на кухне, где проходило все мое время, было довольно чисто. Но тут я подумала о куче грязного белья в ванной и стала судорожно вспоминать, закрыта ли туда дверь. Мы начали церемонный разговор.

— Какие вкусные пирожки, — польстила ей я, откусив кусочек.

— Спасибо. Но это не мои. На улице Хейва есть небольшой магазинчик. Если хотите, могу вам его показать.

— Буду вам очень признательна, — вежливо ответила я.

Мы молча пили чай, а потом она спросила:

— А где вы жили раньше?

— В Окубо.

— Да что вы? С корейцами?

Она произнесла это так, словно мы жили среди преступников.

— Да, там низкая квартирная плата… но сама я не кореянка, — сочла необходимым сообщить я.

— Я знаю, — сказала она с ободряющей улыбкой. — Вы с Кюсю. Как же вы справляетесь с хозяйством? Такая молоденькая, да еще с грудным ребенком.

Я уже приготовилась излить ей душу, но ее следующая фраза заставила меня прикусить язык.

— Последнее время он у вас частенько плачет, — заявила соседка, стараясь не смотреть на меня, и мне вдруг показалось, что я стою перед ней голая и грязная.

Вы спросите, почему грязная?

Потому что стыд как бы марает нас. Меня пристыдил чужой человек, соседка. А для женщины это позор.

— Простите, пожалуйста, — пробормотала я, опустив голову.

— Ничего страшного, — поспешила успокоить меня она. — У всех нас были грудные дети. Сколько вашему?

— Шесть месяцев, — пролепетала я.

— Да неужели? Вы меня удивили. Вчера вечером он так надсадно кричал, что я подумала — ему больше. Ну и легкие у ребенка! Это хорошо. Возможно, из него выйдет оперный певец.

Я промолчала. Это мне в наказание. И тут соседка перешла к цели своего визита.

— Я насчет мусора, — сообщила она с притворным сожалением. — Мы заметили, что вы выбрасываете много мусора. Слишком много для такой маленькой семьи. Возможно, вы просто не отдаете себе отчета — вы молоды и еще неопытны в ведении хозяйства, а ваша мама, наверное, вас не научила. Я пообещала соседям поговорить с вами. Видите ли, чем больше мусора, тем выше плата за его вывоз. Поэтому мы все очень следим за своими хозяйственными отходами.

Я просто оцепенела от стыда.

— Понятно. Мы больше не будем, — промямлила я, не глядя на нее.

Даже закрыв дверь за соседкой, я не избавилась от ощущения, что за мной следят. Иностранцы часто спрашивают, почему в Японии так безопасно. На улицах не так уж много полицейских, и они не вооружены, а порядок никто не нарушает. Объясняю. Это все из-за соседей. Они для нас и полиция, и судьи, и тюремщики. Но прежде всего они наши учителя. Мы следуем правилам, потому что нам очень стыдно, когда нас уличают в нарушении дисциплины. А поскольку за дисциплиной следят те же учителя, от их всевидящего ока никуда не спрячешься. Когда Секи-сан ушла, я задернула все шторы в доме. Но даже сквозь стены я чувствовала прожигающие взгляды. В ушах все еще стоял голос соседки. Я была обречена следовать правилам. За этим будут следить мои учителя-полицейские. И выбора у меня нет. Я вышла замуж против воли матери, полагая, что свободна поступать как заблагорассудится, жила в своем собственном доме и считала себя его хозяйкой, но все это оказалось лишь иллюзией. С самого начала я пребывала в заблуждении. Моя семья не была мне учителем и воспитателем. Им стала Секи-сан. Такая уж у меня судьба. Все утро, пока я, как сумасшедшая, вылизывала дом, меня трясло от возмущения, но деваться было некуда. Оставалось молчать и подчиняться.

А потом опять раздался звук звонка. Женщина, стоявшая за дверью, оказалась внешне полной противоположностью Секи-сан, хотя они принадлежали приблизительно к одному возрасту. Прежде всего она была прекрасно одета. Ее платье не поражало оригинальностью, но сшито было столь идеально, что любая женщина выглядела бы в нем стройной и молодой. В ухоженной руке она держала сумку из цветной соломки с золотой цепочкой от Феррагамо, ступни обвивали коричневые ремешки босоножек от Гуччи. На меня пахнуло тонким запахом ирисов. Это была моя мать.

Я не сразу впустила ее в дом. Мы не виделись со дня моей свадьбы. Я не хотела, чтобы она вторгалась в мою новую жизнь. Ей там просто не было места. После смерти отца она не слишком заботилась о своей репутации. Больше всего мне хотелось зажмуриться и подождать, пока она исчезнет. Но вместо этого я лишь с глупым видом наблюдала, как она нетерпеливо постукивает ногой по плиткам.

— Может быть, ты впустишь меня, пока сюда не сбежались соседи? — едко спросила она.

Я чуть шире открыла дверь и отступила в дом. Она вошла и, нахмурившись, стала стаскивать босоножки в нашем крошечном коридоре. Но я не стала ее останавливать — пусть немного попыхтит. Сверху послышался плач Акиры, который, проснувшись, не обнаружил рядом мамы. Когда я спустилась с ним вниз, мать уже сидела за столом в кухне, пощелкивая пальцами.

— Так это мой внук? — сразу же спросила она.

— Да, это Акира, наш сын.

— А почему ты не сообщила мне о его рождении?

— Просто времени не было, — пробормотала я.

— Он же не только что родился. Сколько ему? Месяцев шесть — восемь? Или уже год?

Больше всего мне хотелось, чтобы она ушла, и я стала соображать, как бы ее спровадить.

Посмотрев на чашку Секи-сан, она сказала:

— Значит, к тебе уже ходят гости. Так рано могут зайти только соседи. Зря ты пускаешь их в дом. Надо было сделать вид, что ты спишь или тебя нет.

— Раньше надо было меня учить, — буркнула я.

Мать не обратила на мои слова внимания.

— Следовало сразу мне сообщить. Я бы тебе помогла. С малышами столько возни…

Я не ответила, потому что знала, что мать кривит душой. Она ни за что не бросила бы свой гольф, икебану и вечеринки, чтобы помочь мне.

Она стала рассматривать меня бесстрастным взглядом ученого.

— Ты похудела. Тебе идет. Когда грудь станет поменьше, будешь совсем неплохо выглядеть.

Но я отказалась принять этот знак перемирия.

— Завари мне чай, — распорядилась мать. — И давай доедим пирожки. На вид они очень приличные. Где ты их купила?

— Соседка принесла, Секи-сан.

— Держись подальше от соседей. От них одни проблемы, — снова завела свою песню мать.

— Как я могу не пускать их в дом? Это же невежливо.

Мать фыркнула и ничего не сказала. Я отдала ей Акиру, удивившись, как легко она согласилась взять его на руки. На ней ведь дорогое платье и все такое.

Когда я вернулась к столу с чаем, она заявила:

— Вижу, что муж тебя балует. Молодец. Красивая сумка, но слишком банальная. В следующий раз покупай Феррагамо.