Разве бывают такие груши (рассказы) - Ирина Борисова

1983

Мы и наши мальчики

В этот теплый выходной мы с ней договариваемся не думать о работе, а посвятить, наконец, целый день нашим мальчикам.

Они сначала даже не очень и радуются - мы с ней всегда так заняты, что Костик и Валерик привыкли гулять в воскресенье одни. Но мы хватаем их за руки, усаживаем в такси, везем в парк на другой конец города, и мало-помалу необычность происходящего делает свое дело - глаза мальчиков загораются, и вот они уже с удовольствием важничают, указывая шоферу, как ехать.

В парке мы сначала ходим по дорожкам. Мы смотрим, как ведут себя мальчики, с которыми гуляют другие женщины, и убеждаем друг друга, что наши все-таки лучше многих.

- Посмотри, - говорю я ей, глядя на Костика и Валерика, идущих впереди и представляющих в лицах недавний американский вестерн. - Чистенькие, со вкусом одеты - где это ты купила своему эту новую курточку?

- У спекулянтки, конечно, - говорит она и называет сумму сверху, и мы обе задумываемся, как недешево стало одевать мальчиков.

- Ведь подумай, - продолжаю я, - спокойные, драться ни с кем не лезут, хоть, конечно, не очень инициативные, но языком, как ни говори, заниматься мы их все-таки заставляем.

- Не врут, - продолжает она, - утопил Валерик на пляже мои часы - так сразу и сказал, я нырнула и достала.

- Костик тоже мне все рассказывает, - подхватываю я. - Тут понравилась ему девочка, он - сразу ко мне, я говорю: брось, лучше я куплю тебе новую аппаратуру! Ну, купила, девочка, понятно, из головы вон, а если бы скрытничал?

- Мой тоже просит ламповый усилитель, - вздыхает она, и мы обсуждаем, где можно достать.

Мы ведем мальчиков на пляж, они бегают по берегу реки, хохочут, и мы тоже, позабыв свои заботы, бегаем вместе с ними, а когда стемнеет, сидим, обняв их за плечи и слушаем. Наши мальчики всегда всем делятся с нами, но тихая вечерняя природа заставляет их говорить о самом сокровенном.

Костик признается, что его очень печалят неважные басы в новой аппаратуре. Особенно он расстроился, услышав недавно замечательно мягкий бас в усилителе у соседа. Валерик жалуется, что ему никак не выучиться профессионально плавать с аквалангом.

Но день кончается, и мы едем домой, а назавтра, придя в наш физический институт, я вспоминаю о мальчиках только к вечеру.

Я вспоминаю о них, увидев, как лениво листает сидящий передо мной Валерик какой-то толстый художественный том, а вскоре она шепчет мне по телефону, что мой Костик вместо того, чтобы готовиться к кандидатскому экзамену по английскому, уже три часа решает кроссворд в курилке.

Костик работает инженером в ее лаборатории, Валерик - в моей: мужья не могут работать в подразделениях, руководят которыми их жены.

- Ну что же делать, если им это все не интересно, - сокрушенно вздыхаю я, оглядывая наши приборы и справочники.

- Бедные наши мальчики, - вздыхает она. - Надо их хоть чем-то порадовать...

И, посоветовавшись, мы решаем, что за неделю добьем изобретение, чтобы поскорее купить Костику аппаратуру с мягким басом, а Валерику - акваланг.

И, проводив в конце дня мальчиков на футбол, мы запираемся в кабинете и с головой уходим в работу.

1984

Репетиция

Я пытаюсь объяснить ей: "Коэффициент отражения от морской поверхности равен..." При этом ее глазки теряют поволоку, челюсти перестают хрустеть от сдерживаемой зевоты. "Заинтересовал!" - торжествую я и воодушевляюсь: "Коэффициенты отражения и рассеяния зависят от температуры морской воды и от ее солености", и тут она прерывает: "В Черном море вода ведь соленей, чем в Азовском, да?" - "Да", - с удовольствием соглашаюсь я, намереваясь удивить ее дальнейшими выкладками, но она определенно чем-то озабочена: "И теплее?" - "И теплее", - киваю я, но... "Я же говорю, что в Ялте лучше, чем в Бердянске!" - уверенно заявляет она и хочет продолжать, но я укоризненно вздыхаю. Она конфузится, подпирает щеку кулачком и просит: "Ну, дальше?"

Мне немного надо, и я тут же беру в разгон: "Уравнение Прусакова дает нам...", но вместо того, чтобы познавать, что дает уравнение Прусакова, она хихикает. "Что?" - беспокойно вопрошаю я. - "Что-то не так?" - "Смешная фамилия - Прусаков! - закрывает она ладошкой рот.- Прусак - это ведь жук такой, да? Или, нет - это косиножка!"

-Это таракан, - отрезаю я, и она, спохватываясь, замолкает, но я уже раздражен. "Косиножка!" - возмущаюсь я. - "Ты инженер - или кто? Зачем тебя шесть лет учили?" - "Пять с половиной", - виновато поправляет она и несмело предлагает: "Ну, давай дальше, а?"

Я бурчу еще пять минут, а потом показываю ей формулы, оригинальнейшим образом выведенные мною из уравнения Прусакова. Я так увлекаюсь, что забываю следить за ее реакцией, а когда стройное здание формул подведено под изящную крышу результата, увы, она спит, свернувшись клубком под чертежной доской. От нее веет убаюкивающим уютом, но я не поддаюсь, усталость борется во мне с желанием разбудить и сказать гадость, подыскивая слова, я озираюсь и вдруг встречаю заинтересованный взгляд Прусакова. "Ну-ка, ну-ка?" - щурится Прусаков, и я приосаниваюсь. Формула (9) дает полную оценку коэффициента рассеяния", - доказываю я Прусакову, в свете лампы на лоб его ложатся тени, и я повторяю все снова. Прусаков внимательно слушает с портрета, а внизу на диване безмятежно и ровно дышит она. Репетиция моей грядущей защиты продолжается...

1977

Экономия

Ляля и Коля уже целый месяц были женаты, и уже целый месяц Ляля управляла семейным бюджетом.

Они шли по улице, Ляля держала Колю под руку и делилась соображениями.

- До стипендии пять дней, - загибала она пальцы Колиной перчатки. Осталось как раз десять рублей. Экономно их расходуя, можно очень даже нормально прожить.

-Конечно, - согласился Коля, с уважением глядя на жену, а Ляля продолжала.

-Главное, надо планировать. Я это сразу усвоила, - с гордостью сообщила она. - Если будешь планировать и в меру экономить, не придется целый год сидеть на вермишели, как Ленка с Гришей!

И она повернулась к Коле за подтверждением, но взгляд ее вдруг скользнул дальше, за стеклянные витрины парфюмерного магазинчика. Там бушевала очередь, а на прилавке красовалась пленительная коробочка французской пудры.

- Как Ленка с Гришей, - машинально повторила Ляля и затеребила Колину перчатку. - Вообще-то, может, они и правильно делают... - в раздумье прошептала она, не сводя глаз с коробочки. - А то экономь да экономь - ведь скука, да? - и Ляля презрительно пожала плечами.

- В общем-то, наверное, скука, - кивнул Коля, и Ляля продолжала:

- Есть в этом что-то: тратить деньги как нравится, да?

- Что-то, конечно, есть, - подумав, сказал Коля, и Ляля, с трудом оставаясь на месте при виде вливающихся в магазин женщин, подытожила:

- Ограниченность - эта экономия, вот что! Надо быть смелее! - и она широко махнула рукой. - Трать - пока есть, а потом - хоть на вермишель! Ведь так?

- Так! - восхищенно глядя в ее блистающие глаза, воскликнул Коля, и она схватила его за руку и, пробормотав: "У нас еще есть две пачки", ворвалась в магазин.

1977

Они и я

Утром, когда я встаю, они еще спят, я бесшумно и быстро сную в полутемной кухне, стараясь как можно дольше сохранить их покой, и вот уже по квартире разносится аромат жареной колбасы, им пора вставать, я тихонько трогаю за плечи, я вызваниваю будильник..., я трясу кровать... наконец, я ударяю поварешкой в медный таз - они шевелятся, мычат и морщат веки.

Заросшие и сутулые, яростно трущие длинными руками глаза, они выходят на кухню, ковыряют яичницу и капризничают: "Холодная!" Я успеваю одеться, причесаться и накраситься, а они, смотрясь в зеркальце, решают, брить ли подбородки, а потом начинают метаться. Они носятся из комнаты в комнату, открывают дверцы шкафов, тупо смотрят поверху и истерически кричат: "Почему в этом доме все пропадает?" Я мигом достаю покоящиеся на старом месте запонки, и, нахлобучив шапки, они вылетают на лестницу, хлопнув дверью.

Я выхожу следом. Я тороплюсь, но тщетно пытаюсь облагораживать их дорогой и, как всегда, опаздываю на работу.

Они уже тут как тут. Сурово качая головой, они стучат по циферблатам, а потом весь день ходят вокруг и с важным видом раздают указания. Простояв за их любимыми сардельками, я опаздываю и с обеда, и они ворчат, что и близко не подпустили бы меня к учреждению, потому что голова моя забита черт знает чем.

Они правы: я думаю, какой галстук больше подойдет к их новой рубашке. Об этом, и еще о том, что вчера попалась кислая сметана, я рассказываю вечером, а они набрасываются с криком: "Сколько можно об одном и том же?" Глаза их сверкают голодным блеском, я ставлю на стол огромную миску борща, они уплетают и вторую, и восемь сарделек, а когда, штопая им носки, я сетую, что тяну одна весь дом, они благодушно выглядывают из-за "Мотор-ревю" и говорят, что могут сами себе все делать, и лично им ничего не нужно.

Я обреченно прибиваю отвалившийся крючок и, придя в комнату, чтобы помазать йодом зашибленный палец, обнаруживаю, что они, сопя, сидят под лампой и, стянув нитки махровым узлом, пытаются пришить себе вешалку. Я открываю рот, но они кричат, что не нуждаются в указаниях, и ядовито добавляют, что кроме самих себя о них некому заботиться; я отбираю, ужасное рукоделье, и они тут же снова утыкаются в журнал.