Вальс под дождем - Сергей Бугримов

Казус не заставил себя долго ждать. Извращенец-старикашка оказался крепким тридцатилетним атлетом, с наглой физиономией и тупым отсутствующим взглядом. Он криво ухмыльнулся, когда Остин, задав ему несколько несущественных вопросов, набрался смелости и шепнул ему на ухо, что, дескать, если он еще хоть раз либо словом, либо взглядом обидит Катрин, то будет иметь дело непосредственно с ним. А это значит, что он рискует быть, как минимум, кастрированным.

Норберт Хайденрайх очевидно впервые в жизни столкнулся с человеком, посмевшим в такой открытой форме угрожать ему столь незавидными перспективами. Достойный потомок неандертальцев генетически был запрограммирован на то, что есть хозяева, которым необходимо беспрекословно подчиняться, и все остальные, жалкие ничтожные личности, которые лишь путаются под ногами и мешают жить, а потому их следует просто убирать с дороги, любым способом.

Остин Фишборт, в свою очередь, впервые в жизни попал в подобную ситуацию.

Впервые в жизни, он, защищая честь дамы, выразил открытый протест. Да и честь дамы, как таковую, он защищал тоже впервые. По существу Остин вызвал неандертальца на поединок. И тот принял вызов не раздумывая. Норберт схватил юношу за пояс, поднял над собой, и швырнул на землю. А для убедительности пнул противника ногой по ребрам. Решив, что с мальчишки достаточно, Хайденрайх символически сплюнул и побрел к особняку, где собралась уже значительная толпа зрителей. Однако управляющий не учел один нюанс. Остин действительно не попадал еще в такую передрягу, а потому и счет поражений пока еще был не открыт. А раз так, то и страх быть побитым отсутствовал совсем. Ну, или почти совсем. Этот страх просто не знал, в какой момент нужно проявлять себя, и счел за лучшее пока что спрятаться и не показываться, до поры до времени. Но все это ерунда, по сравнению с характером юноши, доставшийся ему от деда. А характер у сэра Рональда Фишборта был еще тот.

Остин вскочил и ринулся на врага. Подбежал, и со всей силы, на какую только был способен в данный момент, зарядил Норберту прямо в пах; разумеется, с помощью ноги. Последний взвыл от боли и повалился на траву, катаясь и завывая, словно футболист, выпрашивающий у судьи пенальти. Не прошло и нескольких мгновений, как неандерталец уже стоял во весь свой двухметровый рост, с налитыми кровью глазами и раздувающимися ноздрями. Ну, вылитый бык перед матадором! Единственное, чего не доставало, так это рогов. Но это, как известно, дело наживное.

Норберт бросился на юношу. Откуда ни возьмись, в руке у него появился нож. Поединок начал принимать серьезный оборот. По толпе зрителей пробежал возбужденный гул. Что же касается судмедэксперта Сары Докич, то она, как обычно, вставив наушники и слушая свой любимый тяжелый рок, занималась телом покойного Лесли Донахью, заранее огородив место работы и строго настрого запретив кому бы то ни было ей мешать. И естественно она, полностью поглощенная исследованием трупа, под грохот барабанов и визг соло гитары, не видела и не слышала того, что происходило буквально в двух шагах. Впрочем, в двух шагах, это несколько раньше, теперь же место поединка переместилось во внутрь особняка. Остин убегал, а Норберт догонял. Классическая схема.

На каком-то повороте сержант Фишборт вспомнил, что имеет оружие. Он выхватил пистолет и повернулся к преследователю. Намереваясь всего лишь напугать противника, Остин громко выкрикнул:

– Стоять! Буду стрелять!

Неандерталец вылетел из-за угла и, толи не расслышал, толи просто игнорировал слова какого-то сопляка, продолжал нестись на юношу. Остин, как раз, находился возле окна, и мгновенно среагировал, воспользовавшись этим моментом. Он сделал шаг навстречу противнику, и когда тот, на полном ходу, уже намеревался всадить нож по самую рукоятку в грудь дерзкого юнца, нагнулся, и резко выпрямился. Ноги Норберта оторвались от пола, спина Остина послужила трамплином, и двухметровая горилла, в лице управляющего особняком Лесли Донахью, выпорхнула в окно. Звон разбитого стекла, хруст разлетевшейся в щепки рамы, и глухой звук упавшего на землю тела. Высунувшись из оконного проема второго этажа, молодой человек взглянул на поверженного противника, и удовлетворенно выдохнул. Появившись на выходе, сержант Фишборт получил свою заслуженную порцию аплодисментов от благодарных зрителей. Но самой лучшей наградой оказалась улыбка Катрин. Она стояла в стороне и, скрестив руки на груди, казалась невероятно счастливой. Еще бы! Из-за нее, и такая драка! К тому же победил как раз тот, кто и должен был победить. Так думала девушка целую минуту. Этой же минутой славы наслаждался и Остин, пока удар в челюсть не отбросил его к стене.

Норберту Хайденрайху надоело валятся без сознания и служить поводом для насмешек. Он очнулся, вспомнил последние события, скрипнул зубами, молниеносно приблизился к герою торжества, и выразил уже свои поздравления.

Остин почувствовал на своем горле чьи-то крепкие пальцы. Взгляд затуманился, в голове зашумело. Он погрузился в темную бездонную пустоту.

Неандерталец был вне себя от ярости. Он сдавливал горло своего обидчика, совершенно не думая о том, что за убийство представителя закона, да еще при исполнении, грозило, ни больше, ни меньше, пожизненное заключение. Но разве такая мелочь могла остановить разъяренную груду мышц под управлением крохотного, с голубиное яйцо, мозга.

Еще мгновение, другое, и сержант Фишборт уже махал бы крылышками, взмывая ввысь, в царствие небесное.

Норберт Хайденрайх почувствовал острую боль в области почек, и через секунду, получив контрольный удар в солнечное сплетение, распластался рядышком с Остином.

Джек Коуфман хрустнул пальцами, как делал почти всегда после короткого кулачного поединка, и нагнулся над юношей.

– Малыш, ты в порядке? – Его голос выдал явное волнение.

– Кажется, да, – прозвучал тихий неуверенный ответ.

Остин сидел на вытоптанной траве и непонимающе оглядывался вокруг. Память, очевидно, на время покинула его, отойдя куда-то по нужде. Но вот перед его взором возникло прелестное личико Катрин. Розовые щечки были влажны от слез, и от этого ее лицо казалось еще более прелестным. Сказочное явление милого сердцу образа (а то, что для Остина, с первого же взгляда, девушка стала совсем небезразлична, можно даже не уточнять) незамедлительно возвратило память на свое место. Он, как мог, ободряюще ей улыбнулся, и вновь закрыл глаза от возобновившегося головокружения.

– Так, этого срочно в больницу, – коротко распорядился Джек, подгоняя конкретным недвусмысленным жестом бригаду «скорой помощи». – А этого голубчика, – скосил он хмурый взгляд на, продолжающее пребывать в бесчувственном состоянии, тело управляющего, – в медпункт следственного изолятора.

– Что здесь случилось? – вдруг материализовалась Сара Докич. Из ее болтающихся на шее наушников отдаленно хрипело что-то невразумительное. – Что с Остином? Боже, кто это его так?! – Словно разъяренная тигрица, она окинула испепеляющим взором ближайших к ней ротозеев, коими оказались сотрудники дорожной полиции, прибывшие сюда, как это частенько практиковалось, для помощи в оцеплении места преступления.

Сара готова была разорвать любого, посмевшего обидеть Остина, из чего следовало, что к юноше у нее были… Впрочем, оставим это пока. Женское чувство, как правило, не поддается логическому анализу, и то, что для мужчины яснее ясного, для женщины сплошные сомнения. И главное сомнение для каждой женщины, это сам мужчина. Она любит его двадцать четыре часа в сутки, она ревнует его двадцать четыре часа в сутки, она верна ему двадцать четыре часа в сутки, и за все это она ненавидит его двадцать четыре часа в сутки. И что же в таком случае она делает? Отделяет одно от другого, другое от третьего, третье от четвертого. Консервирует и ставит в холодильник. Кто знает, какая из консерв, когда пригодится!

Пробираясь ночью на кухню и заглядывая в холодильник, присмотритесь, не стоит ли там баночка, излучающая сладкий запах женского коварства.

Однако вернемся к нашим героям.

Сара уже взяла себя в руки и повторила вопрос более сдержанно и более по-дружески.

– Так что же, все-таки, произошло?

– Это ты меня спрашиваешь? – холодно, еле сдерживая раздражение, ответил Джек. – Парня чуть не отправили на тот свет! А ты, в своих наушниках, ни черта не видишь и не слышишь!

– Прости, патрон, – потупилась Сара, – я не думала, что… Так это этот Остина так отделал? – заметила она приходящего в себя неандертальца. Тот что-то промычал, и в следующую секунду получил от Сары сильнейший удар ногой в область мужского достоинства. Ему явно в этом плане сегодня не везло. – Получай, урод! – последовал очередной удар. На этот раз, все той же стройной ножкой, но теперь уже в квадратную челюсть.

Неандерталец счел, что самое правильное будет, не искушать судьбу и выпасть в осадок, то есть лежать и не дергаться. Если мужчина еще как-то соображает, куда бьет, то вот женщина, да еще разъяренная, бьет куда попало, и, как правило, попадает по самым неудачным для пострадавшего местам.