Свои среди чужих. Политические эмигранты и Кремль: Соотечественники, агенты и враги режима - Бороган Ирина Петровна

Зарубин спешил к двухэтажному особняку за высокой оградой с монументальными воротами, на которых вызывающе сверкал серп и молот на фоне земного шара в лучах металлического солнца и обрамлении колосьев пшеницы. Эта эмблема пролетарского государства была утверждена как официальный герб Советского Союза всего год назад, поэтому краски еще не успели потускнеть. В особняке размещалось советское консульство. Вот уже почти полгода Зарубин приходил сюда каждый день. Откровенно признаться, он был не слишком доволен собой: прошло уже шесть месяцев его пребывания в Харбине, а ему как агенту ОГПУ пока не удалось сделать ничего.

Войдя в здание консульства, Зарубин думал о своем положении. По всему выходило, что у него было мало шансов на успех. Начать с того, что все знали его как сотрудника советского консульства, поэтому выдать себя за эмигранта он не мог. Были и другие трудности: лишенный с детства возможности получить хорошее образование и набраться светских манер, Зарубин не очень вписывался в местную эмигрантскую среду.

За бурное десятилетие на полях сражений он приобрел ряд ценных для оперативника качеств, которые, однако, были абсолютно бесполезны для тайного агента в городе, населенном бывшими царскими чиновниками, офицерами, представителями богемы и интеллигенции. За годы в советской тайной полиции он научился многому, но не практическим тонкостям шпионского ремесла. Короче говоря, двери респектабельных домов в городе были для него закрыты. Или нет?

Отличие Харбина от других городов, населенных эмигрантами из России, состояло в том, что им управляли в основном русские. При этом Китай официально признал и советское консульство, которое в силу своего статуса официально взаимодействовало с «белой» городской администрацией. Никто не заподозрит ничего странного, решил Зарубин, если советский чиновник вроде него заведет знакомства в городском совете Харбина. Возможно, это станет его пропуском в мир белой эмиграции.

Большинство членов городского совета – эмигранты, решившие взять на себя ответственность за приютивший их город, – принадлежали к русской интеллигенции. Один из них, курировавший больницы и городские скверы, ранее прославился как исследователь Камчатского полуострова. У него была дочь по имени Анна – миловидная девушка, очень хрупкая и застенчивая[10].

Была одна загвоздка: Зарубин приехал в Харбин с женой. Ольга вышла за него замуж в 1918-м, всего через год после революции – в те времена, когда брак девушки с чекистом мог спасти всю ее семью. К тому же у них была четырехлетняя дочь Зоя. Но, рассуждал Зарубин, Анне совсем не нужно знать эти подробности. Как дочь представителя городских властей, она могла обеспечить Василию пропуск в круг городской элиты. Зарубин решил действовать.

Все шло по плану: он завел с Анной роман, завербовав своего первого агента. Но затем случилось неожиданное. Он влюбился.

Последствия не заставили себя ждать. Вскоре Ольга получила анонимное письмо, как потом выяснилось, от коллеги Зарубина по работе, который разоблачил тайную связь. Оскорбленная женщина передала информацию руководителю советской резидентуры в Харбине. Тот почуял опасность: его сотрудник больше не мог считаться благонадежным. Карьера Зарубина могла на этом закончиться, но он нравился шефу.

Единственным способом помочь Зарубину был перевод в другой отдел. Шеф резидентуры отправил в Москву телеграмму, адресованную Михаилу Трилиссеру, главе иностранного отдела – то есть руководителю всей разведки ОГПУ. Сын сапожника из Астрахани, Трилиссер состоял в большевистской партии с 1901 г. и во время Гражданской войны работал под прикрытием в зоне российско-китайской границы, шпионя за китайцами, японцами и белогвардейцами. Он питал слабость к оперативникам с Дальнего Востока.

Трилиссер согласился дать Зарубину второй шанс[11]. Проштрафившегося оперативника отозвали в Москву для обучения. Его любовница Анна поехала вместе с ним. Жена Зарубина, Ольга, также сотрудница OГПУ, вместе с дочерью осталась в Харбине.

В Москве, присмотревшись к Зарубину, Трилиссер решил оставить его в своем отделе. Пусть тот и оскандалился в Харбине, но был настойчив, смел и умеренно амбициозен. К тому же он был русским, а в советской разведке (ИНО), созданной латышами, евреями и грузинами, русские были редкостью.

С некоторых пор на это приходилось обращать внимание даже Трилиссеру. Недавно преемник Ленина Сталин официально заявил о возможности «построения социализма в отдельно взятой стране»[12], что означало отказ от планов начать мировую революцию в ближайшее время. Новая доктрина давала и негласный сигнал тайной полиции – стать более «национально-ориентированной», то есть более русской.

Зарубина спасли. Вскоре он получил назначение в советское посольство в Финляндии – еще одну страну, где обосновалась обширная русская эмигрантская община.

Но в Финляндию ему пришлось отправиться одному. Анну не выпустили из Москвы. Ее роман с Зарубиным оказался ловушкой: ей так и не дали разрешения на выезд. Много лет она безуспешно пыталась уехать в Харбин. В конце концов ее схватили при попытке пересечь границу, и она пять лет провела в сталинском ГУЛАГе.

После отъезда Зарубина русская эмигрантская община в Харбине осталась без присмотра. Москва не могла этого допустить – харбинские белоэмигранты считались серьезной угрозой для советского государства. Трилиссеру срочно требовалось найти другого агента на замену. Он выбрал молодого еврея Наума Эйтингона. Высокий черноволосый красавец с яркими глазами, Эйтингон был едва ли не полной противоположностью Зарубина.

Несмотря на молодость – ему исполнилось всего 25 лет, – Эйтингону было не занимать уверенности в себе. Он родился в небольшом городке под Могилевом в черте оседлости. Еврейский погром в родном городе, который он пережил в шестилетнем возрасте, не оставил у него никаких иллюзий в отношении царской России. Затем случилась Первая мировая война, а с ней и немецкая оккупация. Как и многие другие, он сумел выжить, лишь развив инстинкт самосохранения и навыки жизни в подполье. В 1917 г., в 18-летнем возрасте Эйтингон присоединился к эсерам. Члены этой боевой организации соблюдали строжайшие правила конспирации, и на их счету был длинный список покушений и убийств царских чиновников. Но вскоре Эйтингон перешел в другой лагерь. Он вступил в большевистскую партию, затем пошел работать в ЧК, советскую тайную полицию, которая как раз развернула репрессии против эсеров. Отныне бывшие соратники стали «контрреволюционерами». Эйтингон без колебаний выполнял новые приказы. В отличие от эмоционального Зарубина, он был хладнокровен и расчетлив. Из подобных ему людей и было сформировано первое поколение советской разведки – безжалостных оперативников с богатым опытом выживания в любых обстоятельствах.

Начальство в ЧК ценило Эйтингона за эффективность[13]. В начале 1920-х гг. он был переведен в восточный отдел, где стал отвечать за борьбу с контрреволюционными элементами на обширной территории, простиравшейся от Кавказа через всю Сибирь и Дальний Восток до границы с Китаем. Параллельно он учился на восточном факультете Военной академии в Москве.

К 1925 г. Эйтингон был куда более подготовленным и опытным оперативником, чем Зарубин, на место которого его отправили в Харбин.

Перед отъездом Эйтингона в Китай Трилиссер пригласил его в кабинет Дзержинского. Основатель ЧК был лаконичен: «Делайте все, что полезно для революции»[14].

Прибыв в Харбин, Эйтингон почти сразу завел роман с бывшей женой Зарубина. Вскоре они стали жить вместе. О чем бы ни шла речь – о преследовании бывших товарищей или о любви, Эйтингон никогда не колебался: он был человеком действия.

А тем временем в одной из самых дешевых гостиниц Бухареста красивая, черноволосая, с пронзительными карими глазами, 24-летняя женщина совершила свое первое убийство. Она весь вечер просидела в своем номере, прислушиваясь к шагам в коридоре. Пламенная коммунистка, она ждала подпольного курьера. Услышав стук, она поспешила к двери и увидела на пороге одного из товарищей по партии. Войдя, тот направил на нее пистолет и потребовал, чтобы она отдала ему полученный из Москвы пакет с инструкциями для Коминтерна, международной организации, которая объединяла коммунистические партии разных стран и планировала мировую революцию.