Вот такая любовь - Харриет Гилберт

– Ваш отец был бы вами доволен.

Лили сделала над собой усилие, чтобы не ответить на эту реплику. Было неприятно, что чужой человек знает, что могло бы понравиться ее отцу, а она не имеет об этом понятия. Девушка вышла из просторной ванной комнаты, где они разговаривали, и остановилась на лестничной площадке.

– А как мне заказать воду?

– Я уже сделал это для вас. Цистерну привозят по утрам, но будьте бережливы.

Лили пробормотала слова благодарности.

– Но как вы узнали, что я приеду? – вновь задала она вопрос.

– Я знаю обо всем, что здесь происходит.

– Да, похоже, что так оно и есть, – вынуждена была согласиться девушка. Конечно, ведь он владеет здесь обширными угодьями, и, без сомнения, на него работает много людей. – Вы хотите мне еще что-нибудь показать?

У Лили было только одно желание – отделаться от него: жара совершенно разморила ее; кроме того, девушке хотелось побыть одной в доме, где жил и умер ее отец.

– Я понимаю, что вы устали с дороги, но есть еще кое-что, что мне следует вам показать.

«А нельзя ли это отложить?» – тянуло ее спросить, но тогда он вновь заявится и всюду будет совать свой аристократический нос.

Лили нехотя спустилась за ним по лестнице и прошла через кухню в прачечную. Электричества нет, следовательно, стиральной машины тоже; ее заменяла глубокая каменная раковина. Насколько сильно подруга отца должна была любить его, чтобы стирать вручную, – хотя конечно же у них была служанка.

Витторио Росси открыл дверь, ведущую из прачечной в тенистый внутренний двор; и вот здесь у Лили перехватило дыхание. Она начинала понимать, почему ее отец жил здесь.

В середине окруженного высокой каменной стеной, вымощенного булыжником дворика росло громадное дерево, густые ветви которого сгибались под тяжестью плодов. У его корней цвела герань, множество незнакомых Лили алых и розовых цветов. В огромных керамических вазах росли тимьян и розмарин, один из углов дворика зарос виноградной лозой, на которой зрели темно-красные кисти ягод. В тени стоял простой стол со стульями. В воздухе распространялся чудесный аромат. Стол и стулья привлекли ее внимание.

– Мой отец работал здесь? – мягко спросила она, подойдя к столу и погладив его поверхность рукой.

– Откуда вы знаете?

Лили пожала плечами.

– Просто мне кажется, что его душа все еще здесь.

– Значит, вы все-таки не лишены человеческого тепла, понимания, чувств. – В его словах слышалось удовлетворение.

Лили подняла голову и посмотрела на человека, который считал себя вправе причинять ей боль своими словами.

– Да. Почему это вас удивляет? Он был моим отцом.

– Вы никогда не приезжали к нему сюда.

Тягостное молчание, которое возникло между ними, нарушали только цикады. Лили опустила глаза, избегая его взгляда, в котором читалось осуждение.

– В детстве мне не разрешала мать, а потом меня никогда и не приглашали, – ровным голосом сказала она, затем подняла глаза и выдержала взгляд Витторио. – Я никогда не переживала по этому поводу, и это, похоже, сильно тревожит вас; вы обвиняете меня в отсутствии дочерней любви, синьор Росси. Если вы действительно так хорошо знали моего отца, то вам должно быть известно, что он меня сюда ни разу не приглашал?

Лили заметила дрожание маленькой жилки у его рта. Он злится? Вероятно, женщины не часто разговаривали с ним так резко. Он ничего не ответил, и Лили продолжала:

– Этот внутренний дворик хорошо ухожен, и, как я заметила, за домом следили. Почему?

Он медленно подошел к ней и остановился рядом:

– Потому что я знал, что в конце концов вы приедете, – хотя бы для того, чтобы получить дивиденды от наследства, оставленного вам отцом, – холодно пояснил он.

Слова Витторио вновь задели девушку за живое, но у нее хватило самообладания, чтобы не показать этого и не доставить ему удовольствия лишний раз.

– Похоже, это не дает вам покоя, Витторио Росси.

Он приподнял брови, и глаза его потемнели.

– Вы очень проницательны. Лили Мейер. Да, я сильно желаю ссоры.

– Если бы я могла понять, чего вы, в конце концов, хотите, я непременно помогла бы вам; вы определенно чем-то очень озабоченный человек.

Произнеся это, девушка подумала, что неправильно выбрала слово: надо было сказать «обеспокоенный», а не «озабоченный». И ей хотелось, чтобы он не стоял к ней так близко.

– Возможно, у меня есть причина для этого, – сухо ответил Витторио.

– Может быть, вы мне ее изложите?

– Пожалуй, еще слишком рано.

– Слишком рано? – изумилась она.

– Слишком рано в плане развивающихся между нами отношений.

Лили нервно улыбнулась:

– Отношения не развиваются, – итак, что же вы хотели показать мне? Этот внутренний дворик, где работал мой отец? Вы надеетесь, что вид его растрогает меня и я окажусь настолько сентиментальной, чтобы не продавать дом?

Он иронично улыбнулся:

– Сомневаюсь, что вы можете быть сентиментальной, хотя и не исключено, что сердцем способны кое-что почувствовать.

Лили ощутила на себе его холодный, оскорбляющий ее взгляд, но ничем не проявила это, хотя и не имела привычки сдерживаться: мать не уделяла ей особенного внимания, отец был далеко, братьев и сестер у нее не было, как не было и по-настоящему близких друзей.

Не получив ответа, Витторио неожиданно твердо заявил:

– Не имеет никакого значения, что вы решите. Дом не будет продан.

Лили почувствовала в его словах затаенную угрозу. Витторио обладает в этих местах значительной властью, возможно, достаточной для того, чтобы заставить ее поступать так, как угодно ему. Однако, это ее не испугало. Девушка посмотрела ему в глаза:

– Может быть, к тому времени, когда я буду уезжать, вам придется сильно пожалеть о том, что вы сейчас сказали.

Лили не отдавала себе отчета в том, что, собственно, она имела в виду, просто машинально ответила угрозой на угрозу.

– Не исключено, что вы никогда отсюда не уедете, – неожиданно сказал Витторио, и Лили почему-то показалось, что он знает, что говорит: в его словах звучали сила и убежденность, от которых ее сердце замерло. Внезапно его рука поднялась и коснулась ее щеки: словно крыло пролетающей бабочки задело ее разгоряченную кожу, и у девушки перехватило дыхание.

Лили хотела отступить, но не смогла: пальцами Витторио провел по ее щеке и взял за подбородок, удерживая ее на месте, а его губы приникли к ее губам. Они были горячими и шелковистыми, они воспламеняли ее чувства, лишая способности двигаться. Девушке показалось, что тело ее таяло от жары и его поцелуя. Лили пыталась возбудить в себе неприязнь к Витторио, оторваться от него, но она ничего не могла поделать с собой, испытывая незнакомое, сладостное чувство, словно ее никогда раньше не целовали.