Вторая любовь - Джудит Гулд

Дороти-Энн сделала глубокий вдох.

— Хорошо, Фредди. Если мне необходимо танцевать с дьяволом, быть посему, — произнесла она смиренно.

И сейчас на крыше «Сан-Франциско Палас» Дороти-Энн стояла несокрушимая, как скала, ее глаза блуждали по затянутому туманом небу. Она прислушивалась, тщетно пытаясь уловить шум вертолета. Ветер набросился на нее, заставляя все время перемещаться в клочьях тумана, чарующие огни окружающих зданий то сверкали, то меркли, словно накрываемые волнами никогда не кончающихся мощных приливов и отливов в постановке какого-то космического театра.

Что же задерживает Фредди? Туман? Неужели он слишком густой для вертолета? Может быть, его привезут из аэропорта на лимузине?

Господи, это ожидание просто невыносимо! Как ей хотелось ощутить уютные объятия Фредди и его силу! Никогда еще Дороти-Энн так не нуждалась в них. Да еще и сюрприз, который она ему приготовила.

Молодая женщина не могла дождаться того момента, когда увидит выражение его лица:

— Я беременна, дорогой. Я ношу нашего четвертого ребенка, — скажет она ему.

О, как бы ей хотелось, чтобы муж поспешил! Почему его все еще нет? Уже становится поздно. Если он не появится в ближайшее время, ей придется спуститься вниз и в одиночку встретиться с жаждущей толпой.

За ее спиной распахнулись широкие зеркальные двери, и длинные до полу белые шторы скользнули в ночь подобно привидениям.

— Эй, детка! — раздалось хриплое контральто, и Венеция Флуд, отодвинув занавески, вышла на террасу. — Ты дождешься своей смерти, если не вернешься в дом!

Дороти-Энн улыбнулась ей.

— Как ты думаешь, зачем я в это завернулась?

— Это! — Венеция хмыкнула, безутешно качая головой. — Ты ведь знаешь, что по слухам сказал Марк Твен?

Дороти-Энн засмеялась.

— Кто же этого не знает: «Самая холодная зима в моей жизни — это лето, проведенное в Сан-Франциско».

— Если бы спросили меня, я бы сказала, что он прав, — заметила Венеция. — Но не только лето. То же самое и с зимой, и с весной, и с осенью. Это все влажность. Холод пронизывает просто до костей.

Венеция Флуд работала вице-президентом по связям с общественностью в компании «Хейл». Высокая и красивая негритянка говорила с чистейшим акцентом штата Алабама.

Ее рост достигал шести футов, а кожа сияла цветом чистейшего меда. Раскосые глаза хищника, резко очерченные высокие скулы и густая копна длинных, распрямленных черных волос. И к тому же гордая, царственная манера держаться, которая встречается только у детей Африки или на показах мод.

Венеции исполнилось тридцать восемь, и она была лучшей подругой и доверенным лицом Дороти-Энн. Будучи топ-моделью, мисс Флуд рассталась с подиумом, когда еще была лучше всех, мудро решив, что в деловом мире ее ждет более долгое будущее, чем в индустрии красоты, использующей молодость.

Став теперь исполнительным директором, Венеция все еще сохранила страсть к одежде — одеяниям, создающим образ, а только такие она и носила, и в частности творения Иси Мияки, ее любимого модельера Его туника из шелка цвета устриц, надетая ею в этот вечер, казалась произведением искусства с архитектурной чистотой линий, и почти монашеской из-за предельной простоты.

— Мне кажется, я знаю, что ты здесь делаешь. — Венеция покосилась на Дороти-Энн. — Разве тебе никто никогда не говорил? Если смотришь на чайник, он никогда не закипит.

— Тебе легко советовать. — Беспокойный взгляд Дороти-Энн все еще всматривался в клубящийся туман.

— Прекрати волноваться, — возразила подруга. — Фредди появится тогда, когда появится. Но я должна попросить тебя поскорее спуститься вниз. Дереку только и удается, что удерживать диких зверей на привязи.

Дерек Флитвуд, председатель корпорации «Отели Хейл», являлся третьим исполнительным директором компании «Хейл», после Дороти-Энн и Фредди.

— Засуетились не только аборигены, пресса тоже начинает оч-чень нервничать, — зловеще добавила Венеция. — А это делает нам оч-чень плохую рекламу.

— Но я не могу спуститься одна, без Фредди! — запротестовала Дороти-Энн.

— Ты можешь, должна и сделаешь это, — твердо заявила ей подруга, обхватывая Дороти-Энн за плечи и утягивая ее внутрь. — С этим туманом одному Господу ведомо, когда появится твой муж.

Венеция захлопнула за собой дверь, театрально передернула плечами, отпустила Дороти-Энн и рухнула в ближайшее кресло.

— А теперь, дай-ка я взгляну, как ты выглядишь.

Венеция оглядела Дороти-Энн с ног до головы быстрым профессиональным взглядом. Потом пальцы с красными ногтями взлетели, подхватили что-то здесь, что-то пригладили там на черном кашемировом платье, ниспадающем на пол, с круглым вырезом, облегающими рукавами три четверти и шлейфом.

Наконец бывшая манекенщица отступила и еще раз критически оглядела Дороти-Энн.

— Когда ты так укладываешь волосы, то становишься похожа на Грейс Келли[2] в ранних ее фильмах. — Последовал одобрительный кивок. — И мне просто нра-а-авится, как тебя преображает это платье. Девочка! Разве я тебе не сказала, что «Comme des garçons» находится прямо на твоей аллее?

— Я все время боюсь наступить на подол, — с раздражением отозвалась Дороти-Энн. Она взяла пальцами юбку с двух сторон, приподняла ее и посмотрела на себя. — Или, что еще хуже, это сделает кто-нибудь другой!

— Батюшки! — Венеция резко взмахнула щедро увешанным браслетами гибким запястьем. — Доверься мне. Оно выглядит великолепно — особенно, когда струится вокруг тебя. И я рада, что ты послушалась моего совета и надела все украшения из черного оникса с бриллиантами. — Негритянка помолчала. — Ну? Готова спуститься вниз и показать им, что такое на самом деле убийственный наряд?

— А как же моя речь?! Фредди должен был принести ее.

Венеция успокаивающе помахала рукой.

— Обо всем уже позаботились. Фредди передал мне ее по факсу из Аспина. Одну копию я положила на пюпитр там внизу, а вторую — в твою сумочку. Просто на всякий случай. Все, что от тебя требуется, это спуститься вниз, подождать, пока тебя представят и прочитать текст. — Она ободряюще улыбнулась. — Звучит не слишком сложно, верно?

— А перерезание ленточки?

— Дерек передаст тебе пару гигантских золоченых ножниц. Я знаю, что вы с Фредди собирались перерезать ленточку вместе, но раз его нет, поймай взгляд губернатора. Попроси его оказать тебе честь и помочь. Это точно попадет на первую полосу!

Дороти-Энн вздрогнула.

— Я… Я не уверена, что готова ко всему этому.

— Разумеется, готова. Теперь бери-ка эту безумно дорогую сумочку от Джудит Лейбер, а то это сделаю я, и ты ее больше никогда не увидишь! Ах, да, чуть не забыла. Еще одно. — Венеция взяла собственную сумку и достала пару очков в тонкой черной оправе. Она протянула их Дороти-Энн.

Та нахмурилась.

— Это еще что такое?

— Что это? Ты испытываешь мое терпение. Честное слово. Как ты думаешь, на что это похоже?

— Венеция! Ты же знаешь, что мне не нужны очки.

Подруга улыбнулась.

— Об этом знаешь ты, об этом знаю я, но они этого не знают. — Она отогнула дужки и опытной рукой надела очки на Дороти-Энн.

Та огляделась и насупилась. Поднесла руку к глазам и нахмурилась еще больше.

— Они ничего не меняют!

— Да нет, деточка, меняют. Это всего-навсего простые стекла в оправе, но… — Венеция взяла ее под руку и заставила повернуться к большому зеркалу. — Видишь?

Дороти-Энн уставилась на свое отражение. Повернула голову в одну сторону, в другую.

— Я не могу в это поверить! — в ее голосе слышались нотки удивления.

Венеция усмехнулась.

— Очки — последний штрих, тебе не кажется? Ты не выглядишь ни на один день старше и остаешься по-прежнему красивой, но они придают тебе своего рода… солидность. Эдакий серьезный вид. Поверь мне, мужчины станут больше тебя уважать, а женщины не ощутят особой угрозы с твоей стороны. А теперь, давай отправимся вниз и покончим с этой церемонией, хорошо? Ты же меня знаешь. Я не могу дождаться того момента, когда мы спустимся вниз и устроим им!

3

Это была не просто церемония открытия, а целое событие. Мраморные стены и отделанный позолотой холл украшали розовато-белые розы. Безупречные цветы красовались повсюду. Буйно теснились в гигантских садовых вазонах. Гирлянды по спирали увивали мраморные колонны, соединяющиеся в арки — напоминание об Алеппо. Гроздьями свешивались с огромных хрустальных четырехрожковых люстр. И словно гигантские флаги, цветы закрывали стены, окружали дверные проемы, балюстраду главной лестницы и перила антресолей.

На каждом квадратном дюйме стояли официально одетые господа и дамы. Ничего подобного никто раньше в Сан-Франциско не видел. Вестибюль отеля представлял собой оранжерею из роз, нарядов и редких драгоценностей.