Русская история в легендах и мифах - Матвей Гречко

Выслушав их, Иван согласился вернуться, но с тем условием, что он окружит себя доверенными, «опричными» людьми, призванными истреблять лиходеев и выводить измену из государства. Бояре согласились.

Митрополит Филипп и Малюта Скуратов. Николай Неврев. 1989 г.

Царь вернулся в Москву. Его едва узнали: черты его лица были искажены злобой, он глядел исподлобья, а беспокойные глаза беспрестанно перебегали из стороны в сторону. Мало того: он почти облысел, и борода его тоже сильно поредела.

Царь объявил свой план: отныне Русское государство переставало быть единым целым, а делилось на земщину и опричнину. В опричнину царь записывал только тех людей, которых считал себе верными. Вся остальная Русь называлась земщиной, управление ею доверялось боярам.

Грозный поселился в Александровской слободе, в укрепленном замке, обведенном валом и рвом, куда никто не смел ни въехать, ни выехать из него без его ведома. В трех верстах от слободы стояла воинская стража.

Численность опричников быстро увеличивалась и вскоре достигла шести тысяч человек. Они давали царю клятву не иметь никакого дружеского сообщения, не есть и не пить с земскими людьми. Летописцы утверждают, что им даже вменялось в долг насиловать, грабить и убивать земских. Символом опричников стали изображение собачьей головы и метла в знак того, что они кусаются, как собаки, оберегая царское здравие, и выметают всех лиходеев.

Обидеть царского опричника считалось смертельным преступлением. За это у земского отнимали все имущество, сажали в тюрьму или казнили. При тяжбе с земским в суде опричнику верили на слово, чем вовсю пользовались царские любимцы. Опричник, заезжая в лавку, мог подбросить что-то, а потом заявить приставу, что купец украл у него большую сумму денег. И лавка подвергалась разорению. Или заведет опричник с земским на улице разговор, а потом вдруг схватит его и начнет обвинять, что земский ему сказал поносное слово – опричнику верят.

Опричники стали привилегированным сословием, а земское население – совершенно бесправным. Само собой, ни о каких законах и речи не было, в стране царил произвол. «Если бы Сатана хотел выдумать что-нибудь для порчи человеческой, то и тот не мог бы выдумать ничего удачнее» – заметил Горсей.

«Все московиты считают, что самой природой назначено обвинять друг друга право и неправо по любым поводам: они наносят друг другу разные бесчестие, один часто приходит в дом другого и тайно приносит свои вещи, а потом говорит, что они же унесены от него воровски. Великий же князь охотно слушает, когда один другого в чем-то обвиняет: ведь у него появляется повод убить того, кто обвинен».

Многие авторы умиляются показному благочестию, царившему в слободе. Но на самом деле обычаи, заведенные Иваном, позволяют назвать опричнину деструктивной сектой, пародирующей обрядовую сторону православия, а по сути – близкой к сатанизму.

В Александровской слободе существовало подобие монастыря. Триста доверенных опричников носили черные рясы поверх вышитых золотом кафтанов, а на головах – маленькие черные шапочки – тафьи. Иван назвал себя игуменом, Вяземского назначил келарем, Малюту Скуратова – пономарем, сам сочинил для братии монашеский устав и сам лично с сыновьями ходил звонить на колокольню. В двенадцать часов ночи все вставали и шли к полуночной, а в четыре утра – к заутрени. Богослужение длилось от четырех до семи часов утра. Сам царь так усердно клал земные поклоны, что у него на лбу образовались шишки.

Далее следовал завтрак или даже обед, учитывая, что вставали в четыре утра. Ели в трапезной; Иван, как игумен, не садился за стол, а читал перед всеми житие дневного святого, а обедал уже после один. Все наедались и напивались досыта; остатки выносились нищим на площадь.

Все чинно? Пока – да. Но дальше начинались ужасы: после обеда царь Иван ездил пытать и мучить опальных; в них у него никогда не было недостатка, их приводили целыми сотнями. Пытки и казни служили Ивану развлечением, после кровавых сцен он казался особенно веселым. Современники писали, что он всегда дико смеялся, когда смотрел на мучения своих жертв. Монашествующие опричники работали палачами, и у каждого из них под рясою был для этой цели длинный нож.

«…Орудие из четырех колес изобретено для пыток самим нынешним великим князем: к первому колесу привязывают одну руку, ко второму – другую, таким же образом – каждую ногу к остальным двум колесам. Каждое колесо поворачивают пятнадцать человек, и будь казнимый хоть железный, хоть стальной, но шестьюдесятью человеками, беспощадно тянущими в разные стороны, он разрывается на части. Сам же князь обычно созерцает самолично эту казнь, и когда человека разрывает, он громко кричит, ликуя, на своем языке: “Гойда, гойда!”[1], как будто бы он совершил нечто выдающееся. Вся толпа знати и простонародья, стоящая кругом, обычно вторит своему государю теми же словами и рукоплещет».

Затем в назначенное время отправлялась вечерня, после братия собиралась на вечернюю трапезу, снова молились, и царь ложился в постель, а слепцы попеременно рассказывали ему сказки.

Монашеский устав не мешал опричникам предаваться самому дикому разврату. Царь хвастался, что лично изнасиловал тысячу девиц. Если он где-то видел красивую женщину, то по его приказу несчастную хватали, и он тешился над ней несколько дней, а после отдавал опричникам. Опричники иногда раздевали женщин догола и заставляли их ловить кур. После этого многие из них сами лишали себя жизни. Выжившие иногда могли вернуться домой. Но не всегда…

«…У некоего знатного мужа, его главного писца, по имени Мясоедовский… была насильно похищена жена вместе со служанкой и задержана на несколько недель. Потом он (Иван Грозный… – М. Т.) приказал повесить ее и служанку в дверях мужнина дома, где они и провисели две недели, пока не были сняты по приказу государя. И ее муж был вынужден выходить и входить через эти двери под трупом жены. Еще более ужасную вещь сделал он с другим своим писцом: он похитил и обесчестил его жену, а потом повесил ее в той комнате в доме писца, где тот обычно принимал пищу, прямо над столом; и писец был вынужден совершать свою горчайшую трапезу за столом, над которым висела задушенная жена, до тех пор, пока не унесли ее тело по приказу государя».

Историки некоторое время подвергали сомнению эти сплетни, но, увы, они подтвердились. Гваньини лишь напутал имя дьяка, в действительности Мясоед было его прозвищем, а звали его Константин Семенович Вислово.

«Заканчивая повествование о его благочестии, нельзя не привести один памятный акт, его милосердное деяние. В 1575 году вслед за моровым поветрием начался большой голод, уничтоживший лучших людей… Города, улицы и дороги были забиты мошенниками, праздными нищими и притворными калеками; в такое трудное время нельзя было положить этому конец. Всем им было объявлено, что они могут получить милостыню от царя в назначенный день в слободе. Из нескольких тысяч пришедших 700 человек – самых диких обманщиков и негодяев – были убиты ударом в голову и сброшены в большое озеро на добычу рыбам; остальные, самые слабые, были распределены по монастырям и больницам, где получили помощь».

Перечень жертв Ивана Грозного огромен. Людей не просто казнили, а мучили, убивали с выдумкой, с неимоверной садистской жестокостью.

Престарелого конюшего Ивана Петровича Челяднина царь вдруг обвинил в том, будто он хочет свергнуть его с престола и сам сделаться царем; царь призвал конюшего к себе, приказал одеться в царское одеяние, посадил на трон, сам стал кланяться ему в землю и говорил: «Здрав буди, государь всея Руси! Вот ты получил то, чего желал; я сам тебя сделал государем, но я имею власть и свергнуть тебя с престола». С этими словами он вонзил нож в сердце боярина, а затем приказал умертвить его престарелую жену.

Опричиники. Николай Неврев. 1870-е г.

Князя Михаила Воротынского, талантливого полководца, успешно разившего татар, обвинили в чародействе. Царь приказал подвергнуть его пытке огнем в своем присутствии, сам, как рассказывают, подгребал жезлом своим уголья под его тело, а потом отправил измученного Воротынского в ссылку на Белоозеро. Несчастный умер в пути.

Молодого князя Бориса Телепнева посадили на кол, где он промучился 15 часов, прежде чем умер. А в это время перед его глазами опричники насиловали его престарелую мать.

Жену казначея Никиты Фуникова, сестру князя Вяземского, за то, что она не могла сказать, где хранятся деньги ее мужа, царь велел раздеть на глазах ее пятнадцатилетней дочери, посадить на грубую веревку, протянутую от одной стены до другой, и несколько раз протащить от одного конца до другого, фактически перепиливая ее тело пополам. После этого ее отправили в монастырь, но по дороге женщина умерла.