Искусство и Кофе - Софья Ролдугина

— Прошу прощения, — не моргнув глазом, откликнулся Рокпорт. — Поверьте, все мои слова и поступки продиктованы исключительно мыслями о вашем благе, Виржиния.

Мэдди успела убрать битое стекло, вытереть лужу и смести чаинки в ведро, а теперь старательно натирала тряпкой уже чистый пол, с любопытством вслушиваясь в наш диалог. Я пообещала себе позднее рассказать подруге о том, кто такой этот человек в старомодной одежде, из-за которого так изменилось поведение и Эллиса, и мое.

— Охотно верю. Однако впредь воздержитесь, пожалуйста, от опрометчивых заявлений. Поверьте, я бы не сделала то, что не одобрила бы леди Милдред.

Взгляд Рокпорта стал острым, как стальная кромка.

— А как же Иден? Ваш отец? Одобрил ли бы он то, что вы сейчас делаете?

Это был нечестный удар. Я отвернулась.

— Вам лучше знать. Вам он уделял больше времени, чем мне или моей матери. Можно подумать, что вы были его семьей, а не мы. И он не спросил ничьего мнения, когда решил заключить эту абсурдную помолвку.

— Виржиния, мы уже много раз обсуждали…

— Молчите.

— Юная леди, вы, кажется…

— Молчите, — я прижала пальцы к губам, будто бы в жесте бессознательном, болезненном. Глухо всхлипнула, продолжила хриплым шепотом: — Прошу прощения, я сейчас не могу с вами говорить. Оставьте меня, пожалуйста. Поговорим позже, если вам будет угодно.

Очень хотелось незаметно сомкнуть в кольцо «на удачу» большой и указательный пальцы — так делала Мэдди, когда что-нибудь просила.

…долгая пауза — и затем вздох:

— Как вам будет угодно, Виржиния. Сейчас уже поздно. Но мы вернемся к этому разговору. Непременно. Доброй ночи!

— Доброй ночи и вам.

Я медленно выдохнула и прикрыла глаза — так велико было облегчение… а в следующую секунду прокляла свою невезучесть.

— Леди, автомобиль к двери подан, как велено было. Изволите пройти?

Веселый, обволакивающе-приятный голос Лайзо прозвучал для меня сейчас похоронным колоколом.

Маркиз Рокпорт, уже распрощавшийся было, медленно развернулся и уставился на Лайзо тяжелым взглядом поверх очков. Губы сложились в тонкую презрительную линию.

— Кто это, Виржиния? Ваш новый… водитель, о котором бродит столько интересных… слухов?

Кажется, спина у меня в ту же секунду покрылась холодной испариной.

«Что делать? — метались лихорадочно мысли. — Возмутиться снова — как вы можете верить слухам, ах! Нет, не пойдет… Упасть в обморок? Нет, это только возбудит подозрения… Накричать на него? Что делать, что?»

Решить я ничего так и не успела. Обернулась на Лайзо — и застыла, пораженная.

От головокружительной красоты Лайзо, от его опасного шарма, от колдовской притягательности не осталось ровным счетом ничего. На месте обаятельного гипси теперь стоял сущий идиот. Нижняя губа у него была слегка оттопырена, как у капризного ребенка; брови чуть-чуть задраны в совершенно естественном выражении глуповатого удивления; глаза немного косили; щеки, кажется, стали круглее — ума не приложу, как он этого добился! Да и вся фигура Лайзо как-то перекосилась: ссутуленные плечи, одно выше другого, горбатая спина…

Лайзо тихо шмыгнул носом и, опасливо покосившись на Рокпорта, спросил бесхитростно:

— Ежели, это, леди сейчас автомобиль не нужон, я, это, на улице обожду. Не серчайте, я ж по дурости вперся, а тута господа… Прощеньица прошу.

Рокпорт моргнул, потер переносицу, оглянулся на меня недоуменно — и поинтересовался:

— Этот человек — Лайзо Маноле? Ваш водитель?

То, что минуту назад я притворялась взволнованной и заплаканной, сейчас вышло мне на руку. По крайней мере, дрогнувший голос вряд ли выглядел подозрительно.

— Да, он.

— Мне его описывали иначе, — взгляд у Рокпорта стал задумчивым.

— И как же? — удивление и интерес даже изображать не пришлось, само вышло.

— Более, гм, впечатляюще, — искренне — какая редкость! — признался маркиз.

Лайзо тем временем неловко переминался с ноги на ногу, посматривая то на меня — глазами побитой за дело собаки, то на Рокпорта — испуганно.

Я с трудом сдержала смешок.

— Что вы, мистер Маноле всегда был таков, сколько я его знаю. Зато лучше водителя не найти, да и чинить автомобили он умеет. Его порекомендовал мне один весьма надежный человек… Лорд Рокпорт, сожалею, но сейчас я действительно не могу с вами разговаривать. День был ужасный. Еще после того происшествия на выставке у меня страшно разболелась голова. Так, что я даже не смогла поехать в театр — пришлось остаться в кофейне… Прошу меня извинить.

Выражение лица у Рокпорта смягчилось.

— Так во всем виновато ваше самочувствие… Да, я помню, Иден тоже страдал от головных болей. В таком случае, прошу извинить меня за настойчивость, Виржиния. Может, поговорим завтра? Или послезавтра…

— Непременно, — слабо улыбнулась я. — Может, вы навестите меня… Нет, лучше я вас, — поддалась я иррациональному желанию не пускать маркиза на порог моего особняка. — Расскажете мне о вашем путешествии в Алманию. Наверное, это было очень интересно.

— Непременно расскажу, — Рокпорт кинул последний взгляд на пялящегося в пол Лайзо и, что-то решив для себя, шагнул к двери. — Доброй ночи, юная леди. Как бы то ни было, я очень рад был увидеть вас.

И, тепло улыбнувшись на прощание, он вышел из кофейни.

На сей раз я лично закрыла дверь — заодно и убедилась, что снаружи никто не подслушивает. Обошла зал, задернула все шторы — и обернулась к Лайзо. Тот, к счастью, не стал терзать мой измученный ум и вновь стал самим собою.

— Что это было, мистер Маноле? — я нахмурилась и подпустила в голос суровости.

Лайзо улыбнулся — беспечно и широко:

— Да так, шутка одна, леди. Пусть кое-кто голову поломает.

Мы смотрели друг на друга некоторое время — а потом вдруг расхохотались одновременно и, право, я не веселилась так уже лет пять. Грудь стало колоть от недостатка воздуха, щеки разгорелись, в затылке появилась странная легкость, а смех все не кончался и не кончался. И когда я уже испугалась, что мне станет дурно, Лайзо вдруг протянул руку и коснулся моих волос. Легонько, самыми кончиками пальцев — по растрепавшимся вихрам.

А ощущение было такое, будто меня окатили холодной водой.

— Что?..

— Перышко запуталось, — странно улыбаясь, Лайзо отступил на шаг, в полутень от бумажной ширмы. — Если вы и впрямь плохо себя чувствуете, леди, не лучше ли нам поехать домой?

— Да, пожалуй, — растерянно согласилась я. Нет, самочувствие у меня было хорошим — и даже слишком. Но оставаться в кофейне дольше я просто боялась. Вдруг еще что-нибудь случится? И так впечатлений уже довольно для одного вечера.

Мэдди, похоже, давно уже стояла в дверях зала, взволнованно тиская мокрую тряпку, и даже не пыталась сделать вид, что занята работой — смотрела на нас и слушала разговор, не скрываясь. Мне следовало бы рассказать хоть что-то о Рокпорте сейчас, да и Лайзо не повредило бы чуть больше услышать о моем женихе… Но я чувствовала, что в таком состоянии могу наговорить больше, чем нужно, а потом пожалеть об этом.

Лайзо был прав — пора возвращаться домой.

Когда мы проходили через кухню, Георг перед тем, как попрощаться, спросил:

— Маркиз Рокпорт не говорил, зачем он вернулся?

Я покачала головой.

— И о помолвке пока не заговаривал?

— Нет.

— Тогда зачем… — начал было Георг, а потом нахмурился и отвернулся. — Впрочем, это не мое дело. Доброй ночи, леди Виржиния.

— Доброй ночи, Георг.

Мэдди проводила меня до самого автомобиля. Я сначала хотела предложить ей поехать ко мне и ночевать сегодня в особняке — просто так, в порыве заботливости, но потом вспомнила, что нынче в кофейне оставалась миссис Хат, которая уже час как мирно спала на втором этаже и пропустила все веселье.

…Наверное, в автомобиле я задремала. Просто на мгновение прикрыла глаза, давая себе отдых от впечатлений, затылок коснулся мягкого подголовника… И тяжелый, беспокойный полусон-полузабытье слетел с меня лишь тогда, когда машина дернулась, попав колесом в яму на дороге.

Потом, кажется, меня осторожно вели по лестницам наверх, поддерживая под локоть. В спальне пахло вербеной и немного дымом — камин топили. Магда помогла мне умыться розовой водой, ополоснуть гудящие от усталости ступни, переодеться в ночную сорочку — и уложила спать, заботливо, по-матерински подоткнув одеяло.

«Надо было мне взять какую-нибудь книгу о Нингене или хотя бы подборку газетных статей», — успела я подумать уже сквозь дрему.

Наверное, поэтому сны этой ночью были такими странными.

…Жара на острове делает воздух густым, как карамель, царапающим горло. Не спасает даже влажный ветер с океана, да и слаб он — в час тишины и безмолвия.

Жара.

Вдоль полосы прибоя бредут двое. Длинные пологие волны омывают их босые ноги, горькие брызги оседают на подвернутых штанинах. У того, что идет справа, кожа цвета выбеленной временем кости — мертвенная, слегка желтоватая; у его льняной рубахи длинные рукава, полностью скрывающие руки, и высокий зашнурованный ворот. На голове — широкополая черная шляпа, настолько нелепо-чуждая здесь, под ослепительным солнцем, у голубой воды и золотого тонкого песка, что это даже смешно.