Далекая от Солнца - Михаил Михеев

8

Он не спрашивал ничего. Девушка рассказала все сама. Она говорила минуты две, не более, и как ни фантастично было все, что Васенков услышал, он поверил в это сразу. Да, он находился на обитаемой Планете. Девушка назвала ее Планета Энн. Разумеется, это ничего не говорило Васенкову, но девушка пока не сообщала никаких астрономических ориентиров, по которым можно было понять, что это за планета. Условия жизни на ней были схожи с земными, и населяли ее, естественно, разумные существа, внешне почти не отличающиеся от земных людей. А если судить по этой девушке, то таких на Земле, по мнению Васенкова, еще пришлось бы поискать. Точного ее имени он, как ни старался, произнести не мог. На их певучем языке это звучало нечто вроде Ллииинн. Простая длительность звука, как мог заключить Васенков, коренным образом меняла значение слова. Непривычное ухо его не различало таких тонкостей, поэтому он попросил разрешения называть ее просто Линн. Она кивнула согласно, хотя и улыбнулась чуть. Возможно, это слово обозначало что-либо па их языке, но она не стала объяснять. Липн свободно говорила по-русски и по-английски - в специальном Институте по изучению Третьей Планеты преподавались именно два этих языка. Вопросов, разумеется, у Васенкова было множество. Однако он считал, что узнает все в свое время, а пока старался не быть излишне любопытным. Меньше всего ему хотелось походить на малограмотного простачка, попавшего в окружение технических чудес. Конечно, чудес здесь не было. Было тонкое владение тайнами строения материи. Высочайшая, доведенная до совершенства техника - и все! Васенков это так и принимал. Он считал себя способным инженером и, тем не менее, многого объяснить себе не мог. Это действовало на самолюбие, и он не хотел выражать своего удивления вслух. А удивительного было сколько угодно! Например, эти стены! В комнате, в которую они попали из лаборатории, также не было ни окон, ни дверей. Линн просто подошла к стене... и шагнула прямо в нее, как будто стена была из неощутимого, хотя и видимого вещества. Васенков, идя следом, оторопело замешкался. Линн оглянулась, он шагнул поспешно, и стена тут же сомкнулась за его спиной. Он обернулся, потыкал в стену пальцем, взглянул на Линн... и ничего не спросил. Комната была вначале пуста. Столик и две мягкие скамеечки появились незаметно, не то из-под пола, не то из стены - он даже не заметил, откуда именно. - Сейчас я буду вас кормить,- сказала Линн.- Вы хотите есть? Васенков подумал. - Что-то не пойму. А я долго к вам летел? - Не очень? Она уклонилась от точного ответа, он не стал, переспрашивать. Легонько, одним пальцем Линн толкнула легкий столик к стене. Потом прямо из стены достала тарелочку, за ней другую... третью... Васенков отвернулся, присел на скамеечку и уставился на потолок. По чешуйчатой поверхности потолка побежали, вздрагивая и переливаясь, разноцветные зелено-голубые сполохи, похожие на игру северного сияния... и Васенков услыхал музыку. Он повертел головой, пытаясь определить, откуда она доносится, и тут же догадался, что музыка рождается внутри него, в его сознании, вот от этих зелено-голубых мельканий. Он закрыл глаза - и музыка стихла. Цветовая психотехника! И Васенков даже обрадовался, что хоть что-то из увиденного смог понять и объяснить. Линн подкатила к нему столик и начала снимать крышки с тарелочек. Кушанья выглядели весьма необычно, но пахли вкусно. Зато столовый прибор мало чем отличался от земного. Васенков с удовольствием взял в руки вилку нехитрую четырехзубую конструкцию из приятного золотистого металла. И подумал, что если даже здесь не сконструировали ничего, что могло бы заменить вилку, то это значит, она и на Земле просуществует еще долго, пока люди не сотворят какие-либо питательные таблетки или не начнут выдавливать съедобную пасту из тюбиков прямо в рот, как космонавты. Тарелочек перед Васенковым стояло много, и он не знал, с чего начать. Как бы ни оправдывало его незнание местных обычаев, ему не хотелось выглядеть смешным. Линн и тут догадалась о его затруднениях. Ничего не говоря, она начала есть сама. Поглядывая на нее, Васенков подвинул к себе тарелочку с чем-то похожим на вермишель. По вкусу еда напоминала рыбу. Съел котлету, похожую на мясную, но это оказалось не мясо. Немного освоившись, он просто подвигал к себе одну тарелочку за другой и запивал чем-то, похожим на крюшон. А потом Лиин толкнула столик, и он уехал сквозь стену. Когда столик вернулся, на нем стояла большая круглая ваза, как будто хрустальная. Через ее края на стол свешивались большие фиолетовые цветы странной формы, с четырьмя клиновидными лепестками и ярко-золотистыми длинными тычинками. Кажется, цветы были настоящими - в вазу была налита вода. Васенков устроился поудобнее на скамеечке, вытянул ноги... и вдруг почувствовал, как скамеечка под ним шевельнулась, задвигалась. - Не пугайтесь,- сказала Лини. И Васенков понял, что сидит в мягком покойном кресле и руки его лежат на подлокотниках. - Вам удобно? - спросила Линн. Спинка его кресла, словно живая, качнулась взад... вперед, как бы отыскивая наилучшее для Васенкова положение. - Спасибо! - сказал он.- Мне уже хорошо.

9

Линн молчала. Васенков выжидательно сложил руки на коленях. Он не собирался начинать разговор. Он не напрашивался в гости, и, коли уж его сюда привезли, пусть объяснят сами, зачем он здесь понадобился. И если здесь считают, что это начало контакта двух культурных миров, двух цивилизаций, то, прямо говоря, начало плохое. При таком уровне культуры можно было придумать что-либо умнее похищения... Линн протянула руку и взяла из чашки цветок. У цветка оказался длинный, как у кувшинки, стебель, он прочеркнул по столу мокрую полосу. Потом Васенков явственно почувствовал, что Линн смотрит на него. И ему показалось - он даже как-то ощутил это, что Линн уже знает, о чем он думает и о чем хотел бы узнать и говорить. И хотя ему нечего было стесняться ни своих мыслей, пи будущих слов, он почувствовал неловкость не за себя, а за Линн, словно уличил ее в подглядывании в замочную скважину. Он насупился и покраснел. И Лини тотчас опустила глава. - Извините меня! - сказала она тихо. Васенков только вздохнул. - Я не буду больше так делать, - продолжала Линн,- не сердитесь. - Ничего,- сказал Васенков.- Я уже не сержусь. Он поднял глаза к потолку и прислушался к музыке. Непонятные мелодии набегали, сменяли одна другую. Казалось, музыка пытается подстроиться к его настроению... он вздрогнул от неожиданности, услыхав звуки Четвертой симфонии Чайковского, до того она показалась неуместной в этом неземном пластмассовом мире. И тут же симфонию сменили певучие неторопливые созвучия. Васенков прислушался с любопытством... чуть бы потише! - и музыка послушно притихла. Положив руки на стол, Лини перебирала сине-фиолетовые лепестки цветка. Золотистая пыльца пачкала ее пальцы. Она уже не смотрела на Васенкова. Он решил, что ему незачем повторять свои вопросы вслух. Лини начала говорить сама. Она негромко и слегка нараспев произносила слова, изредка останавливаясь, очевидно, подбирая нужное ей выражение на чужом, малознакомом ей языке, и Васенков не мог не признать, что она справлялась со своей задачей хорошо. - Я согласна,- сказала она,- мы привезли вас сюда без вашего согласия, мы поступили не очень...- она запнулась. Васенков великодушно пришел ей на помощь: - Не очень хорошо,- подсказал он. - Не очень хорошо, да, - послушно повторила Лини. - Это плохой начал... плохое начало, - поправилась она сама, - для контакта двух цивилизаций. Она повторила слова, которые он еще не успел произнести, улыбнулась чуть виновато. "Как они это умеют? - подумал Васенков.- Парапсихология!..". Он нервно постучал по подлокотнику кресла пальцами, хотел спросить. Но Линп по-прежнему не смотрела на него, и он не спросил. За все время разговора она ни разу не подняла на него глаза. - Встреча с вами, - продолжала Линн,- это еще не начало контакта. Это случайная встреча. После нее... после нее все останется как был... как было. Вы ничего не будете о нас знать. - Почему? - спросил Васенков. И подумал: "А как же я? Я-то ведь уже знаю... Куда же денут меня?". Но эта мысль мелькнула и исчезла, не вызвав особенной тревоги. Почему-то Васенков был уверен, что с ним здесь ничего плохого не может случиться. .- Вы боитесь нас? - спросил Васенков. - Да,- согласилась Линн. - Мы боимся, потому что многого еще не понимаем. Вся история вашей Планеты - это войны и войны без конца. Мы не можем без страха смотреть на экранах картины ваших сражений. У нас не было этого. Мы сражались только с природой, которая всегда была к нам... немилостива. У вас все шло иначе. "Да, у нас все шло иначе!"... - подумал Васенков. - У вас много, очень много хорошего,- продолжала Лини.- Нам бы очень хотелось встретиться. Но это время еще не пришло. Мы должны подготовиться к встрече. Поэтому Верховный Совет Планеты - Совет Трехсот решил познакомиться с представителем вашего мира. И вот вы здесь. - На Земле более трех миллиардов представителей. Почему ваш выбор пал именно па меня? Или это произошло случайно? - Не совсем. Вы гражданин страны, которая особенно настойчиво ведет разведку окружающих планет, - сказала Линн. Васенков хотел быть объективным: - Американцы тоже ведут. - Да, мы знаем,- согласилась Линн. - Но вы, русские, первыми начали строить общество будущего, нам легче вас понять. Поэтому мы выбрали вашу страну. Нужен был представитель этой страны, который мог бы ответить нам на вопросы. - Вот как? - сказал Васенков. - Мне будут задавать вопросы? Кто, вы? - Нет. Совет Трехсот. - О чем же? Линн помолчала. - Вы не знаете? - спросил Васенков. - Примерно знаю. Лучше будет, если вы услышите их на Совете. Мы запишем на диктографе ваши ответы, ваши мысли, ваши эмоции и попытаемся составить представление о вашем земном характере. - Чем же наш характер так непонятен? - Своей нелогичностью. Здесь, у нас, наши дела, наши поступки всегда подчиняются логической необходимости: так нужно! Вы у себя на Планете часто говорите: Я так хочу! И делаете поступки, совершенно непонятные для нас. - Пожалуй, это будет нелегко вам объяснить, - сказал Васенков. - А вы не считаете, - не утерпел он, - что скучно и утомительно все время жить по закону так нужно? - Может быть,- согласилась Линн.- Но мы не привыкли жить иначе. - Значит,- решил уточнить Васенков, - основное, что мешает встрече,- это неустройство наших домашних дел? - Не только это, - сказала Линн. - Есть опасность более грозная. Ваши микробы. - Микробы? - Много поколений тому назад мы у себя на Планете уничтожили все инфекционные болезни и полностью потеряли способность вырабатывать иммунитет. Вы можете свободно жить среди нас, дышать нашим воздухом. Но мы уже не можем дышать тем воздухом, которым дышали вы. Эта комната, в которой мы сидим, изолирована от атмосферы Планеты специальным полем биозащиты. - Неужели я так опасен? Вы же окуривали меня вашим газом. - Это была только поверхностная обработка экзоном. Она не сможет уничтожить всех ваших микробов. Все поры вашего тела наполнены вирусами, большинство из них смертельны для нас. Вы один способны погубить все население нашей Планеты. - А как же вы сидите со мной? - спросил Васенков. - Я проходила специальную процедуру иммунизации против ваших болезней. Это очень трудно... и очень неприятно. И она все-таки тоже не защищает полностью. - Ну, а люди, которые меня сюда привезли? - Пилоты, выполнившие Особое Задание, - пояснила Лини.- Они тоже проходили иммунизацию. - Они дышали воздухом моей Планеты. Они остались живы? Линн не ответила. Она оторвала от цветка лепесток, положила его на стол. За ним рядом другой... третий. На цветке остался один лепесток. - Неужели? - только и мог сказать Васенков. - Да, - кивнула Линн. - Последним погиб сменный пилот. Он успел усадить вас в противоперегрузочное кресло, включить кислород... На космодром Диск привели уже автоматы. - Отчего же они умерли? - Вирус сто девяносто второй. Вы называете его - грипп. Для вас это простой насморк. Для нас пока это - смертельная болезнь. - Подумать... У вас такая техника, медицина... А пилоты умирают от простого гриппа. Неужели вы не могли найти вакцину? - Наши медики думали, что нашли. Процедура иммунизации защищает от многих болезней, но не от всех. Одних вирусов гриппа на вашей Планете более двухсот. Это наши медики обнаружили столько. А сколько их на самом деле, не знает никто. - Значит,- решил уточнить Васенков,- находясь в моем обществе, вы рискуете заразиться каким-либо неведомым вирусом? Почему вы не отгородитесь от меня вашим полем биозащиты? Склонив голову, Лини разглаживала на коленях последний оставшийся на цветке лепесток. - Мне нельзя... отгородиться от вас... полем биозащиты, - наконец сказала она. - Но почему? - настаивал Васенков.- Вы таким образом проверяете надежность новой вакцины? Или еще чего-нибудь? Лини тихо вздохнула. - Не спрашивайте меня. - Это что, секрет? - Не сердитесь... Хорошо, я объясню. Поле биозащиты изолирует полностью. Я перестаю чувствовать вас, а мне это важно. Не просто уловить вашу мысль, ее возникновение, ее развитие. Я тогда лучше понимаю вас...- Помолчав, она добавила убежденно: - Мне очень нужно верно понять вас. - Очень нужно...- повторил Васенков.- Ну, а я? После того, как я буду вам не нужен, куда вы денете меня? - Вас отправят обратно, сразу после Совета. - А вы не боитесь, что я у себя на Планете раскрою вашу тайну? - Нет. - Вы возьмете с меня слово? - Тоже нет. - Не понимаю тогда, - нахмурился Васенков. - Просто у вас в памяти сотрут все воспоминания, начиная с того момента, как вы очнулись под колпаком биообработки. - Вот оно что... - Васенков задумался.- Любопытно, конечно, как это вы сделаете. А у меня, случайно, не сотрут чего-либо моего, земного? Знаете, мне не хотелось бы кое-что забывать. - Вашего не тронут. Только то, что связано с нами. - Это сотрут все? - Все! - И даже вас? Васенков сказал это с улыбкой. Но Линн не улыбалась. Она, впервые за все время разговора, подняла глаза, они были чуть печальны. - Меня сотрут в первую очередь. Она смяла в руке цветок с единственным лепестком. Потом медленно раскрыла ладонь. Ладонь была пуста. Цветок исчез. Васенков подумал, что Линн уронила его на пол, и взглянул под стол. Под столом тоже не было ничего. Васенков откинулся па спинку кресла. Оно уже не казалось ему таким удобным и мягким. Он почувствовал, что устал, устал от чудес, от разговора с Липн, от ее неземных и прекрасных, до боли непривычных глаз. И почувствовал, что ему хочется домой, на свою родную, понятную Планету Земля. - Сейчас начнется Обсуждение в Совете Трехсот,- сказала Линн.