Происшествие на Чумке - Валентина Иванникова

А сейчас старшина приказывал — повертывай в эту сторону! И все силы ефрейтора Нечитайлова обратились на выполнение приказания. Причем в голове пронеслась первая критическая мысль по адресу товарища: «Ишь, поэтическая душа, счет повел: одна женщина — троим десять дней работы...»

Но машину нельзя было провести по пескам.

— Стой! — крикнул Хромов. — Мы к ним пешими доберемся.

Он открыл дверцу и еще на ходу машины спрыгнул, побежал к борющимся, толкущимся на месте всадникам. Борис, отпихнув замешкавшегося Сатарова, бросился за старшиной.

Двести, триста метров — разве это расстояние для здоровых, молодых людей! Но и Хромову, и Нечитайлову, бегущему за командиром след в след, каждый шаг давался с невероятным трудом. Ноги вязли в песке, будто кто схватывал сапог так, что хоть оставляй его или вытаскивай обеими руками за ушки. Горячий воздух вставал невидимой, но вполне осязаемой стеной — не пускал дальше.

А женщина уже кричала, звала на помощь. Старшина и ефрейтор рвались вперед изо всех сил. Пот катил градом у них по лицам, и было до такой степени жарко, что озноб охватывал тело.

Если б время позволяло, сибиряк Нечитайлов непременно бы вспомнил, как он однажды в полую воду бежал, спасаясь от разбушевавшейся реки. Ноги вязли в снежном месиве, хоть вытаскивай валенки руками, а тело распалилось, несмотря на ледяной ветер... Как сейчас: жара, а озноб — даже зубы стучат...

Однако предаваться воспоминаниям было решительно некогда.

Человек в белом, видя, что военные приближаются, что с женщиной ему не удается сладить, решился на крайнюю меру. Он начал ожесточенно настегивать лошадей. Конь его спутницы под первыми ударами присел, потом прыгнул, взвихрив песок. В сером вихре мелькнуло что-то яркое: ни старшина, ни Борис не разобрали — что. Они следили взглядом за неожиданно помчавшимися лошадьми. Очевидно, те вырвались на твердую почву такыра и теперь быстро удалялись, нахлестываемые человеком в белом.

А где же его спутница?!

— Товарищ старшина! — прокричал, задыхаясь, Борис. — Ее сбросило... Сбросило...

В опадающем песчаном вихре обозначилось яркое пятно — платье сбитой на землю женщины. Она не поднималась. Жива ли?

Но когда старшина, а вслед за ним Борис приблизились вплотную, то увидели, что женщина не только жива, но и, пожалуй, невредима. Она сидела на корточках, выбирала из песка, складывая в тюбетейку, небольшие разноцветные камешки и была вся поглощена этим занятием.

— Хоть бы ты объяснила, красавица, что произошло?! — воскликнул озадаченный Борис. Он почитал себя и командира в некотором роде спасителями, а спасенная уделяла им ноль внимания — даже обидно!..

Женщина выпрямилась, повернулась и оказалась действительно красавицей, причем очень молоденькой: под тонкими гордыми бровями сияли два черных глаза, свежие губы могли поспорить с вишневым атласом тюбетейки, а зубы — с жемчугом ее узора. Ни растрепанные волосы, ни пыль, осевшая на влажный лоб и щеки, не портили прекрасного лица.

— Ну и ну! — присвистнул Борис и попятился.

— Что произошло? — повторил старшина вопрос, поведя рукой широко вокруг.

Всадник с лошадьми уже скрылся за барханом на горизонте. Солнце попрежнему палило пустынную, безмолвную равнину. И старшине даже на миг почудилось, что, может, ничего и не произошло.

Но женщина заговорила горячо и быстро. Наверное, рассказать ей надо было о многом. Она произнесла, сопровождая мимическими объяснениями, целую речь, из которой, хоть в ней и попадались отдельные знакомые слова, военные ровно ничего не поняли.

А Сатаров все еще продолжал лениво бежать к месту происшествия.

— Пойдем к машине, Борис, — сказал Хромов. — Здесь уже делать больше нечего.

— А как насчет камешков? Может, гражданочка их не все собрала? — откликнулся Нечитайлов, кладя в тюбетейку к другим таким же поднятый им полупрозрачный, будто молоком облитый, осколок.

Ни он, ни старшина не подозревали, что это и есть флюорит, не подозревали, что они сами стали участниками события, где быль чудесным образом переплеталась со старой сказкой.

Девушка прижала к груди, как сокровище, свою тюбетейку и закивала головой, показывая в сторону машины.

— Рядовой Сатаров, считайте, что вы опоздали в строй и заслужили наказание, — жестко сказал старшина доковылявшему наконец-то солдату.

И они все вместе двинулись обратно.

— Тепа, — шепотом резюмировал Борис, — первое взыскание схватил, отличник!

Сатаров растерянно заморгал, заикаясь, начал было переводить по слову то, что ему говорила девушка, но Хромов остановил.

— Выслушайте сначала весь рассказ. Потом передадите в общих чертах. И пошли быстрее! Мы замешкались, — обратился он к Борису, — на целый час.

— Нагоним, товарищ старшина, — заверил Борис. — Да неужто провозились час?

— Здесь... и там, когда расчищали дорогу. В общей сложности, — уточнил старшина.

Пока они добирались к машине, девушка рассказывала.

...Она из селения Соныаксай, куда приезжали в нынешнем году ученые из самой Москвы. Искали, собирали что-то. Она с подругами тоже нашла в горах диковинку.

— Вот, — девушка ласково, любуясь, погладила камешки, покоящиеся в тюбетейке.

Но нашла, когда ученые уже уехали. Надо догнать, показать, отдать! Председатель колхоза тоже сказал: «Надо, поезжай». Кстати в город собрался гостивший у них инструктор по хлопководству.

— А хлопок разве у них растет? — поинтересовался Хромов.

Нет, хлопком никогда их колхоз не занимался. Ошибочно инструктор заехал... С ним и отправилась она в город. В пути — срам и глупости — он начал говорить, что полюбил ее, что возьмет в жены, если она покажет сокровище, которое везет в город. «Пусть посылка следует по назначению», — отвечала она. Тут его словно бешеный шакал укусил: с дороги он потянул ее в пески, сказал, что знает караванную тропу. А она видит: никакой тропы нет, лошади увязают по брюхо... и, может, за тем вон барханом ей просто смерть...

— Очень могло быть! — вставил замечание Борис, которому нетерпелось утвердиться спасителем юной красавицы.

...Да, неизвестно, чем бы все кончилось, если б они не пришли на помощь... Увидев машину, но смекнув, наверное, что шофер не сунется в пески, «инструктор» обнаглел: схватил за повод ее коня, полоснул ножом по курджуму с драгоценной поклажей. Все рассыпалось... Но она все подобрала — не беда. Вот только кони...

— Не о конях толк, — горько сказал старшина. — Конокрада поймать легче, чем того, кого мы упустили... «Инструктора» этого самого...

— А что же, он?.. — задохнулся Борис от страшной догадки.

— Ничего мы, конечно, пока не знаем... Во всей этой истории разберутся люди поумнее нас с вами. Садитесь, поехали! — заключил старшина.

Борис не задавал больше вопросов, хотя, тревожные и острые, они вставали без счета в мозгу. Он вообще сразу примолк и даже Сатарову, который вознамерился сесть на свое прежнее место, рядом с водителем, жестом показал, чтобы он отправлялся в кузов.

Старшина дал девушке мешочек для камней, усадил ее в кабину. Хотел было сам садиться рядом, но передумал, обошел машину, стал на подножку со стороны шофера и, занося ногу в кузов, сказал Борису:

— Если что, я тебе постучу.

Борис согласно кивнул.

Доехали до города они без приключений.

Ну, а о том, как ловили «инструктора» по хлопководству, интересующегося ископаемыми, будет другой рассказ.

ДЖИГИТ

Ефрейтор Андрей Остапчук вместе со своим напарником преследовал неизвестного.

Горная тропинка то вилась по склону, то ныряла в ущелье, то карабкалась на кручу. Незнакомец был проворен и ловок. Он шел очень быстро, сторожкой походкой охотника.

Андрей Остапчук не знал, что это шпион, заброшенный к нам иностранной разведкой. Об этом знал лишь командир, разославший на поиски шпиона пограничников. Но Остапчук готов был все силы положить, чтобы точно выполнить приказ — подойти к неизвестному незаметно и задержать его.

По внешнему виду незнакомец, — конечно, белудж. О белуджах Андрею было известно немногое: в здешних местах они, выходцы из сопредельной страны, редки.

Белая рубаха незнакомца, перехваченная у талии витым кушаком, напомнила Андрею одежду Гюли, девушки из колхоза, расположенного неподалеку от заставы. Гюли — дочь чабана и сама отличный чабан, уважаемая всеми колхозница. А этот? Раз уж отдан приказ взять его, то ясно: он — тот, кто именуется на границе словом «нарушитель»...

Нарушитель и, теперь почти по пятам за ним, двое пограничников спустились в долину.

Хансай, горная река, разлился перед ними. За Хансаем бродили отары овец и находилось довольно далеко от колхоза жилище колхозного чабана.

Уж Андрей-то знал здешние места и здешних жителей... А этому «гостю» идти сюда незачем; как шакал, метнется небось от жилья...