Польская супруга Наполеона - Сергей Нечаев

По приказу из Парижа генерал Ян-Генрик Домбровский и сенатор Юзеф Выбицкий обнародовали 3 ноября 1806 года в Берлине воззвание, в котором давали понять полякам, что император думает о восстановлении их отечества. После этого уцелевшие остатки польских легионов Домбровского вместе с французскими войсками вступили в Познань и Варшаву, и там их ждал полный энтузиазма прием.

И вот теперь Наполеон входил в зал, где должна была состояться встреча. Он влетел туда, как на плац, быстро, уверенно и… довольно равнодушно. Но в залитом огнями помещении, где в тот день блистали первые красавицы и лучшие драгоценности Польши, казалось, все стремилось показать императору французов, какая нация хиреет здесь в неволе. И Наполеону понравились то ли громкие титулы и обожествление его персоны, то ли глаза всех этих женщин, в которых связанный с ним восторг пробивался сквозь известную всеми миру, но такую непонятную для французов славянскую грусть; в любом случае, его жесткий взгляд вдруг оттаял, выражение его лица изменилось, и на нем появилась улыбка. Рассматривая местных красавиц, смиренно склонившихся в поклоне, он не смог удержаться от восклицания:

– О, какое множество прекрасных женщин в Варшаве!

Оптимисты тут же сделали вывод – это может быть судьбоносно для польской нации.

Много позже возникнет и получит распространение много версий встречи Наполеона с Марией Валевской. Одна из них будет состоять в том, что в Блони якобы молодой адъютант Мюрата граф Шарль-Огюст Флао де Ля Бийярдери, всем известный соблазнитель и знаток женщин, по-рыцарски предложил Марии Валевской перенести ее через грязь, чтобы она могла увидеть Наполеона поближе. Подхватив красавицу на руки, граф якобы вполне оценил ее прелести и не преминул потом рассказать об этом министру иностранных дел Талейрану (по данным некоторых историков, сам Флао был незаконнорожденным сыном Талейрана), у которого, как говорили, всегда был «полон карман красивых женщин». И этот старый хитроумный лис будто бы и «устроил» Валевскую скучавшему в длительном походе Наполеону. Впрочем, эта версия не находит подтверждения ни в воспоминаниях современников, ни в исторических документах. Скорее всего, она плод банального великосветского злословия. Правда, в воспоминаниях генерала Гаспара Гурго, который сопровождал Наполеона в ссылке на острове Святой Елены, упомянуто, что он якобы несколько раз слышал от императора, будто «Валевскую устроил ему Талейран». Однако сама Мария Валевская, а вместе с ней и большинство ее биографов, излагают обстоятельства знакомства с Наполеоном совершенно иначе.

По этому поводу Мариан Брандыс выражает следующее мнение:

«Читателям может показаться смешным, что столько места уделяется решению столь ничтожных мелочей. В конце концов, какая разница, где впервые встретились Валевская и Наполеон – там или где-то в ином месте, при тех или иных обстоятельствах? Самое главное, что они вообще встретились и это привело к известным последствиям».

Согласимся с известным писателем-историком и допустим, что в Варшаве Наполеон вспомнил про юную польку, так поразившую его на почтовой станции в Блони. Встреча та длилась не больше минуты, но образ прекрасной розовощекой девушки запал императору в душу. Следует отметить, что он обладал необычайно цепкой памятью на лица, к тому же, лицо Марии Валевской забыть было просто невозможно. Расположившись в приготовленном для него дворце, Наполеон приказал приготовить себе ванну, очень горячую, как он любил, и погрузившись в воду, отдался мечтам о прелестной блондинке.

– Найдите мне эту молодую женщину, – приказал он обергофмаршалу Дюроку и его людям. – Любыми средствами. Я хочу ее видеть!

После этого, вспомнив, что императрица Жозефина изъявила желание приехать к нему в Варшаву, он написал ей письмо:

Дорогой друг, я прошу тебя вернуться в Париж. Сезон ужасный, дороги отвратительные, а ехать так далеко, что я не могу допустить, чтобы ты решилась на путешествие в Варшаву, где меня пока удерживают мои дела. Ты будешь добираться сюда месяц, заболеешь по дороге. Твоя поездка была бы безумством. Я не меньше, чем ты, расстроен нашей разлукой и хотел бы проводить с тобой долгие ночи. Но приходится покоряться обстоятельствам.

Жозефина настаивала, и чуть позже Наполеон написал ей еще более категоричное письмо:

Невозможно позволить женщине подобное путешествие: дороги отвратительны, к тому же, они ненадежны. Возвращайся в Париж, будь там радостна и всем довольна; возможно, я скоро приеду. Мне смешны твои слова о том, что ты выходила замуж, чтобы быть рядом со своим мужем. А я-то думал, что женщина создана для мужчины, а мужчина – для родины и славы: извини меня за мое невежество; чего только не узнаешь от прекрасных дам. Прощай, друг мой. Поверь, что мне непросто запрещать тебе приехать; говори себе: это доказательство того, как я дорога ему.

Как видим, Наполеону была присуща не только решительность и отвага на поле боя, но и предусмотрительность в повседневной жизни.

Для исполнительного Мишеля Дюрока, поверенного в сердечных делах императора, невыполнимых задач не существовало. Собственно, за это его и ценили. Рассуждал он так: девушка говорила по-французски, то есть явно была не простой крестьянкой. Если так, то справки о ней следует наводить в высших кругах варшавского общества.

Болтовня в девичьей дружбе – нормальное явление, и всем известно, что доверять свои тайны даже лучшей подруге стоит далеко не всегда. Вот и Эльжуня, подруга Марии, к тому времени уже успела многим «по секрету» рассказать о том, как они ездили встречать французского императора. Еще бы, ведь это так романтично! Дошла эта информация и до Дюрока, а дальше все уже было, как говорится, делом техники…

В тот же вечер Наполеону было доложено, что Мария Валевская, урожденная Лончиньская, вот уже три года находится замужем за графом Валевским. Он ровно вчетверо старше Марии, и даже его первый внук намного старше ее, однако граф принадлежит к весьма знатному роду и достаточно богат. У нее есть от него сын. Наполеона эта информация вполне устроила. Он с довольным видом потер руки и отправил Дюрока к военному министру временного польского правительства князю Понятовскому.

– Скажите ему, – приказал он Дюроку, – что я заинтересовался этой дамой и желаю с ней встретиться. И, конечно же, как можно скорее.

Обергофмаршал передал это распоряжение князю, в голове которого мгновенно выстроился план, как можно использовать эту зарождающуюся благосклонность Наполеона в политических целях.

– Передайте Его Величеству, – сказал он, – что если он изволит разрешить мне устроить бал завтра вечером, он непременно увидит там эту молодую женщину.

Дюрок отправился с этим приятным сообщением к своему императору, а князь Понятовский собрал членов правительства и информировал их о своем плане. Замысел Понятовского был встречен с восторгом и быстро оброс всевозможными деталями и уточнениями.

Всем показалось весьма перспективной идея о том, что уважение Наполеона к их патриотизму и энтузиазму дополняется его чувствительностью к редкостной красоте полек. Родившийся план руководителей польского сопротивления был весьма оригинален: положить в постель Наполеона польку, которая совершит «патриотический адюльтер».

Анна Потоцкая в своих «Мемуарах» пишет:

«Момент для этого был самый благоприятный – наступила Масленица. Но для веселья имелось одно препятствие. Дело в том, что лучшие дома мы предоставили нашим освободителям, а сами хозяева, подобно нам, ютились в нескольких маленьких комнатках, где мы расположились с грехом пополам и об устройстве больших балов даже не думали.

Один только князь Понятовский мог устроить у себя в замке большой бал, но его стесняло присутствие там императора.

После долгих переговоров было решено, что первый бал даст Талейран, обер-камергер и министр иностранных дел».

После этого князь Понятовский лично встретился с Марией Валевской. Он пришел к ней и, желая показать, что ему все известно, много смеялся, а потом пригласил ее на бал. Она покраснела и смущенно ответила ему, что не понимает, в чем дело. И тогда он объяснил ей, что на встрече, устроенной в честь императора, Наполеон обратил было внимание на княгиню Любомирскую, но теперь обергофмаршал Дюрок рассказал, что его повелитель выказывал княгине некоторое внимание только потому, что она напоминала ему одну прелестную незнакомку, увиденную им на почтовой станции Блонь. Князь Понятовский объяснил, что ему известно, что это была графиня Валевская, что это открылось, благодаря словоохотливости сопровождавшей ее подруги Эльжуни.