Настоящая ложь - Эмили Локхарт

Ждала.

Конец апреля 2017 года

Лондон, Англия

Семью неделями ранее, в конце апреля, Джул проснулась в хостеле на окраине Лондона. В комнате умещалось восемь коек: тонкие матрасы, обтянутые казенными белыми простынями. Сверху спальные мешки. Вдоль стен выстроились рюкзаки. В воздухе витали слабые запахи тел и пачулей.

Она спала прямо в спортивной одежде. Вскочив с кровати, зашнуровала ботинки и пробежала почти тринадцать километров через весь пригород, мимо пабов и мясных лавок с наглухо закрытыми в столь ранний час ставнями. Вернувшись с пробежки, девушка продолжила тренировку в общей комнате отдыха, выполнив привычный курс упражнений: прямые и боковые планки, выпады ногами, отжимания и приседания.

Джул проскочила в душ, пока не проснулись ее соседки и не вылили на себя всю горячую воду. Потом она забралась обратно на верхнюю полку двухъярусной кровати и развернула шоколадный протеиновый батончик.

В комнате еще царил полумрак. Она раскрыла книгу «Наш общий друг» и стала читать при свете фонарика сотового телефона. Толстый викторианский роман Чарльза Диккенса о сиротской доле ей подарила Имоджен.

Джул считала Имоджен Соколофф своей лучшей подругой. Имми любила книги о брошенных детях, потому что и сама была сиротой. Она родилась в Миннесоте. Мама-подросток, давшая ей жизнь, умерла, когда Имми исполнилось два года. Девочку удочерила семейная пара, которая жила в пентхаусе в Нью-Йорке, в Верхнем Ист-Сайде.

Пэтти и Гилу Соколофф в то время было под сорок. Они не могли иметь детей, а в рамках своей адвокатской деятельности Гил уже несколько в качестве волонтера занимался защитой прав детей в системе опеки. Он всегда выступал за открытое усыновление. И вот, после нескольких лет ожидания новорожденного малыша, Пэтти и Гил решили взять ребенка постарше.

Они просто влюбились в пухлые ручки и веснушчатый носик двухлетней девчушки, забрали к себе, назвали Имоджен, а ее прошлое имя осталось только в картотеке. Ее фотографировали и тискали. Пэтти готовила ей горячие макароны со сливочным маслом и сыром. Когда маленькой Имми исполнилось пять, ее отправили в Гринбрайар, частную школу на Манхэттене. Там она носила бело-зеленую форму и училась говорить по-французски. По выходным маленькая Имми играла в «Лего», пекла домашнее печенье и ходила в Американский музей естественной истории, где ей особенно полюбились скелеты рептилий. Она отмечала все еврейские праздники и, когда подросла, прошла нетрадиционную церемонию бат-мицва[13] в лесах на севере штата.

С этим все оказалось не так-то просто. Мать Пэтти и родители Гила не считали Имоджен еврейкой из-за ее биологической матери. Они настаивали на формальном процессе религиозного обращения, что позволило бы отложить церемонию на год, но в знак протеста Пэтти покинула синагогу, куда всегда ходила ее семья, и присоединилась к светской еврейской общине, которая проводила церемонии в уединенном местечке в горах.

Так случилось, что в возрасте тринадцати лет Имоджен Соколофф острее, чем когда-либо, осознала свой статус сироты и увлеклась чтением историй, созвучных ее судьбе. Начала она с книг об осиротевших детях, которые были частью школьной программы. Таковых было немало.

– Мне понравились наряды, пудинги и конные экипажи, – признавалась она Джул.

Июнь прошлого года они вместе провели в доме, который семья Имми арендовала на острове Мартас-Винъярд[14]. В тот день они подъехали к фермерскому ларьку, где покупатели могли сами составить себе букет.

– Я залпом проглотила «Хайди»[15] и начиталась еще бог какого старья, – сказала Имми. Она склонилась над кустом георгинов с ножницами в руках. – Но в какой-то момент мне уже хотелось блевать от всех этих книг. Вечный оптимизм и восторги этих девиц просто достали. Прямо-таки воплощение самоотверженной женственности. Послушай только: «Я умираю от голода! Вот, съешь единственную оставшуюся плюшку!» «Я не могу ходить, я парализована, но все равно вижу светлую сторону жизни, и я счастлива, счастлива!». Я тебе так скажу: «Маленькая принцесса»[16] и «Поллианна»[17] впаривают нам кучу мерзкой лжи. Как только до меня это дошло, я поняла, что пора с ними завязывать.

Выбрав букет, Имми вышла из цветника и забралась на деревянную ограду. Джул все еще возилась в клумбах.

– В старших классах я прочитала «Джейн Эйр», «Ярмарку тщеславия», «Большие надежды»[18] и тому подобное, – продолжала Имми. – Там уже, я бы сказала, описывались амбициозные сироты.

– Это же книги, которые ты мне давала, – вспомнила Джул.

– Да. Скажем, в «Ярмарке тщеславия» Бекки Шарп – бездушная, расчетливая машина. Она ни перед чем не остановится. Джейн Эйр бьется в истерике и постоянно чем-то недовольна. Пип из «Больших надежд» все время все путает и стремится разбогатеть. Все они хотят лучшей жизни, гонятся за ней, но их нравственность вызывает вопрос. Вот чем они интересны.

– Мне они уже нравятся, – сказала Джул.

Имми поступила в колледж Вассара[19], куда ее приняли по результатам блестящего эссе о тех самых персонажах. Она сама признавалась, что учиться не очень-то и хочет. Потому что терпеть не может, когда ей что-то навязывают. Если профессора задавали читать древних греков, она этого не делала. Точно так же, как отказывалась читать Сьюзен Коллинз[20] по совету своей подруги Брук. И когда мать сказала, что учиться надо усерднее, Имми вообще бросила колледж.

Конечно, Имми оставила Вассар не только потому, что на нее давили. Все оказалось гораздо сложнее и запутаннее. Но свойственное Пэтти Соколофф желание контролировать все и вся, безусловно, сыграло свою роль.

– Моя мать верит в американскую мечту, – заявила Имоджен. – И хочет, чтобы я тоже верила. Ее старики родом из Беларуси. Они полностью купились на эту ерунду. Мол, здесь, в США, любой может достигнуть небывалых вершин. Неважно, с чего ты начал, но в один прекрасный день ты сможешь управлять страной, разбогатеть, обзавестись собственным особняком. Верно?

Этот разговор состоялся тем летом, на Мартас-Винъярде. Джул и Имми загорали на пляже Мошап, расположившись на большой хлопковой подстилке.

– Красивая мечта, – сказала Джул, закидывая в рот картофельные чипсы.

– Семья моего отца тоже на нее повелась, – продолжила Имми. – Его бабка с дедом приехали из Польши и поначалу жили в многоквартирном доме. Потом его отец сколотил небольшое состояние и приобрел магазин деликатесов[21]. Мой отец должен был подняться еще выше, первым в семье поступить в колледж, что он и сделал. Стал известным адвокатом. Родители безмерно им гордились. Для них все умещалось в простую схему: оставь позади бывшую родину и открой для себя новую жизнь. И если ты не сможешь осуществить американскую мечту, за тебя это сделают твои дети.

Джул любила слушать Имми. Она никогда не встречала кого-либо, кто бы говорил так свободно. Монологи Имми казались сбивчивыми и бессвязными, но вместе с тем в них слышались любопытные и глубокие мысли. Она даже не задумывалась, что может наговорить лишнего, как и не старалась оттачивать фразы. Просто выплескивала все, что хотела, как человек, который сам задается вопросами и отчаянно хочет, чтобы его выслушали.

– Земля возможностей, – сказала Джул, просто чтобы посмотреть, в какую сторону вырулит Имми в своем спиче.

– Это то, во что они верят, но я не думаю, что так оно и есть на самом деле, – ответила Имми. – Скажем, достаточно минут тридцать посмотреть местные новости, чтобы убедиться в том, насколько больше возможностей существует для белых. И для тех, кто говорит по-английски.

– И для тех, кто говорит с таким акцентом, как у тебя.

– Ты имеешь в виду, с акцентом Восточного побережья? – уточнила Имми. – Да, думаю, да. И еще для физически здоровых, не инвалидов. О, и, конечно же, для мужчин! Мужчины, мужчины, мужчины! Мужчины по-прежнему расхаживают по Соединенным Штатам, как по огромной кондитерской, где все торты предназначены только им. Тебе так не кажется?

– Я не позволяю им раскатывать губы на мой торт, – ответила Джул. – Черт возьми, это мой торт, и я съем его сама.

– Да. Ты бьешься за свой кусок пирога, – сказала Имми. – И получаешь шоколадный торт с шоколадной глазурью из пяти коржей. Но для меня главное не это – можешь называть меня глупой, но я не хочу никаких тортов. Я, может, вообще не голодна. Я просто пытаюсь быть собой. Существовать и наслаждаться тем, что меня окружает. Я знаю, что это роскошь, и мне, наверное, чертовски повезло обладать такой роскошью, но я пытаюсь ценить это, люди! Позвольте мне просто быть благодарной за то, что я здесь, валяюсь на этом пляже и не чувствую, что должна постоянно куда-то стремиться.