Калейдоскоп жизни: экзотические, драматические и комические эпизоды личной судьбы ветерана журналистики - Всеволод Овчинников

Словом, зажатыми в какие-то тиски мы себя отнюдь не чувствовали. На сей счет ходила басня. Дескать, кто-то из правдистов после полуночи выбросил в окно пустую водочную бутылку, которая угодила постовому по голове. Разразился скандал, приехала милиция. Стали нюхать каждого, кто выходил из здания. Невиновного так и не установили. Ибо водкой пахло поголовно от всех, и только от лифтерши тети Поли пахло портвейном «три семерки».

Девятнадцать строк из передовой

После семи лет работы в Китае и семи – в Японии я вернулся в Москву. Тогдашний главный редактор «Правды» Михаил Зимянин решил назначить меня заведующим отделом Азии и Африки. Я упирался руками и ногами: мол, не лежит душа к административной работе. Но партизанский вожак белорусских комсомольцев был неумолим. По его словам, тех, кто любит быть начальником, как раз и не следует выдвигать на руководящие посты.

И вот я уже как член редколлегии остаюсь вечером «на хозяйстве», веду очередной номер «Правды». Через меня идет вся правка, я же должен решать, куда втискивать поступающие под занавес обязательные материалы.

– Указ на первую полосу поставили, но из передовой вылез «хвост» девятнадцать строк, – сигнализирует из типографии выпускающий.

– Так попросите автора срочно сократить!

– Дело в том, что автор – первый зам главного. Может быть, вы сами сходите к нему?

Дмитрий Горюнов (переведенный в «Правду» из «Комсомолки», чтобы освободить там место главного редактора для Алексея Аджубея – зятя Хрущева) на мое появление прореагировал раздраженно:

– Что вы ходите по пустякам! Тут всего и делов-то: найти абзац нужного размера и убрать. Сколько вам надо? Девятнадцать строк? Пожалуйста!

Горюнов чиркнул синим карандашом, расписался и отдал мне полосу, которую я, не глядя, послал в типографию. Назавтра после редколлегии мне доложили, что некий пенсионер из Тюмени просигнализировал «об очень неприятной нестыковочке».

В передовой говорилось: «Американская военщина пытается поставить на колени народы Азии, Африки, Латинской Америки». И далее с абзаца: «Именно такую политику последовательно и настойчиво проводит Советский Союз».

– Похоже, мы влипли! – вздохнул Горюнов, узнав, что данный текст прошел не только на периферию, но и на Москву. – Слава богу, пока еще никто не позвонил. Скоро двенадцать. Нам надо продержаться до часа. Тогда все в ЦК и МИДе пойдут обедать, а во второй половине дня до газет уже никому нет дела…

Из сейфа появилась бутылка коньяка. Мы заперлись и благополучно просидели до половины второго.

Девять миллионов подписчиков – и ни одного звонка. А стоило ли удивляться? Ведь наши тогдашние передовицы состояли из настолько выверенных формулировок, что глаз невольно пробегал их по диагонали.

Тухлые яйца как ключ к карьере

Мое первое знакомство с восточной, а точнее сказать с китайской кулинарией, было внезапным, но судьбоносным. В том смысле, что данный эпизод открыл мне путь к работе за рубежом.

Дело было в конце 1952 года. Я уже больше года трудился в редакции «Правды» и как первый в коллективе профессиональный китаист имел перспективу работать в Пекине. Но в 26 лет об этом, разумеется, нечего было и мечтать. На постоянную работу за рубеж посылали только людей со стажем и именем, как минимум сорокалетних.

В первые годы существования КНР китайская тема была приоритетной. Поэтому, когда автор книги «Сражающийся Китай» Константин Симонов вернулся из очередной поездки в эту страну и привез нам свои новые очерки, его лично приветствовал главный и все члены редколлегии.

Симонов рассказал о своих впечатлениях и в качестве экзотического сувенира передал коробку с какими-то глиняными комками. Он, мол, получил их от китайских друзей во время проводов в пекинском аэропорту.

– У нас ведь есть молодой китаист. Этот, как его, Овчинников, – сказал главный редактор. – Позовите его сюда!

Увидеть сразу все руководство «Правды» да еще живого Константина Симонова было для меня полной неожиданностью.

– Вы ведь специалист по Китаю, товарищ Овчинников, – обратился ко мне Ильичев. – Может быть, вы знаете, что это такое?

– Конечно, знаю, – самоуверенно ответил я. – Это императорские яйца. Их обмазывают глиной и хранят полгода. Поэтому среди иностранцев они известны как «тухлые яйца».

– А вы можете съесть такое яйцо? Конечно, могу, – нахально подтвердил я, хотя о китайской кухне знал только понаслышке.

– Тогда покажите нам, как это делается!

Я взял одно из яиц, дважды ударил им об стол. Сначала обсыпалась глина, смешанная с кунжутным семенем. Потом лопнула бурая скорлупа. Стал виден черный желеобразный белок, позеленевший желток. Зрелище было кошмарное, а запах – еще хуже. Собрав волю в кулак, я отколупнул скорлупу, засунул перетухшее яйцо в рот и съел его.

Все были поражены, а именитый гость – особенно. По словам Симонова, маршал Лю Бочэн – «китайский Чапаев » – угощал его императорскими яйцами в Чэнду, но писатель при всем уважении к хозяевам отведать их так и не решился.

– Теперь я убедился, что среди правдистов действительно есть специалист по Китаю! – сказал Константин Михайлович.

Хочу отдать должное Ильичеву. Он тут же вызвал заведующего отделом кадров и сказал ему:

– Оформляйте Овчинникову загранпаспорт. Он достаточно подготовлен, чтобы ехать на постоянную работу в Китай!

Так я стал самым молодым зарубежным собкором не только в «Правде», но и вообще в стране. А «суньхуа дань» – императорские яйца – стали для меня ключом к журналистской карьере.

Русский с китайцем…

Поезд Москва – Пекин

В конце марта 1953 года я впервые уезжал на постоянную работу за рубеж. Страна еще находилась под впечатлением похорон Сталина. В поезде Москва – Пекин циркулировали слухи, будто на Транссибирской магистрали неспокойно: Берия, мол, выпустил из тюрем уголовников, которые шастают по вагонам. Поэтому лучше питаться в купе, а на остановках выходить по очереди.

Путь предстоял долгий: до пограничной станции Отпор (ныне Дружба) – семь дней. Да еще два с лишним дня на китайском поезде от станции Маньчжурия до Пекина. Мы с женой ехали в довоенном «СВ» с отдельным санузлом. Родственники принесли на Ярославский вокзал столько еды, что хватило бы на кругосветное путешествие. У нас были кастрюля пирожков, жареная курица, трехлитровая банка огурцов, большая жестянка черной икры, копченая колбаса, варенье. Из-за отсутствия холодильника требовалось использовать все это ускоренными темпами. И все же было интересно охотиться на остановках за местными деликатесами – от горячей картошки до копченого омуля.

Путешествие по Транссибирской магистрали в целом оказалось более приятным, чем мы ожидали. Потом многократно повторяли его, добавляя к отпуску лишние две недели. Главное было подобрать хорошую компанию с гитарой. А поскольку данным поездом также ездили в отпуск коллеги из Пхеньяна и Ханоя, найти попутчиков было легко.

В Отпоре из состава всех высадили. После таможенного и пограничного контроля пассажиров доставили в китайскую гостиницу на станции Маньчжурия. Там мы с наслаждением приняли душ. Но еще больше порадовал ресторан. К жареной индейке подали салат из помидоров и огурцов. А свежие овощи в марте тогда москвичам и не снились.

Северо-Восточный Китай в 1931—1945 годах был японской колонией. В марионеточном государстве Маньчжоу-го дислоцировалась Квантунская армия, для которой модернизировали транспортную сеть. После обшарпанной Сибири нас удивили щегольские вокзалы с крытыми перронами. Пугали только люди – каждый прикрывал рот и нос марлевой повязкой. Рядом, в Корее, шла война, в ней участвовали китайские добровольцы. И были опасения, что американцы применят бактериологическое оружие.

И вот наконец Пекин. Старое здание вокзала находилось напротив городских ворот, за которыми расположена площадь Тяньаньмэнь перед императорским дворцом. Не меньше, чем древние постройки, удивляли потоки рикш и велосипедистов при полном отсутствии других видов транспорта.

Корпункт «Правды» помещался возле главной торговой улицы Ванфуцзин, в переулке с поэтическим названием Колодец сладкой воды. Это был типичный пекинский «сыхэюань», то есть четыре одноэтажных флигеля, обрамлявших квадратный дворик. Красные переплеты окон, оклеенных папиросной бумагой. Земляные голы, застланные циновками, из-под них выползали скорпионы. Буржуйки, чтобы греть воду для ванной и отапливать помещение зимой. Даже в сравнении с московской коммуналкой бытовые условия, мягко говоря, не впечатляли.

Зато за завтраком мы были восхищены тем, что китаец-повар поставил на стол большое блюдо фруктов, где кроме груш, винограда и бананов, были неведомые нам манго, папайя. А про жареных голубей или экзотические китайские кушанья и говорить нечего.

Расположенный в пяти минутах ходьбы от корпункта Центральный универмаг наповал сразил обилием товаров по вполне доступным для нас ценам. Жена не устояла перед соблазном купить первые в ее жизни часики, а также шерстяные нитки синего цвета, которые вот уже полвека так и лежат у нас на антресолях.