Криминальный кураж - Марина Серова

— Бэлый, бэлый, савсэм гарачий! — мастерски скопировал фразу из гайдаевской комедии Мародерский, и глаза его вновь полыхнули янтарным огнем.

— Ему больше не наливать! — в один голос воскликнули Лавкины.

И тут я удосужилась опустить глаза на некрашеный пол. Буроватые пятна на нем сказали все значительно яснее, чем слова Ваньки. Разбавленные дождем, они стекали с ботинок Сидоренко. И руки его тоже были заляпаны красным, будто Ванька по недомыслию окунул руки в кетчуп. Или в кровь…

— Сядь, выпей, — приказала я, вскочив и чуть не силой усадив приятеля на стул. Налила ему полстакана водки, не дожидаясь помощи мужского пола. Сунула в руку маринованный огурец. Сидоренко покорно выпил, отдышался, хрустнул огурчиком. На меня все смотрели как-то странно. Будто на сумасшедшую.

— Теперь рассказывай, что ты увидел, — властно потребовала я.

— Так, не наливать уже двоим, — пьяно хихикнула Гала. — Что-то у нас массовое сумасшествие.

— Вроде бы и закуски много, — поддержал «прекрасную половину» Сашка, заговорщицки глядя на меня, словно одолжил мне пару сотен баксов и теперь намекает на их возвращение древним, истинно женским способом.

— Нет, подождите, — взмахнула узкой холеной рукой Анастасия и коснулась пальцами моего локтя. — В самом деле, что случилось?

Ее слова подействовали на гостей не хуже холодного душа, и все в ожидании уставились на Сидоренко. Тот похлопал голубыми глазами, потихоньку принимая нормальную окраску, провел рукой по волосам, закурил и сбросил столбик пепла в освободившуюся салатницу с остатками майонеза и перышками лука на стенках. После чего заговорил, вспомнив о том, что он ученый и к жизни должен относиться соответственно:

— Случилось что-то страшное. На заднем дворе лежит Пират… вокруг него лужа крови. И… короче, Андрея нигде нет. А рядом топор весь в крови. Шашлыки уже в угли превратились. Вот и все.

Да, действительно, вот и все. И если это не бредовая фантазия одурманенного алкоголем Ваньки, то вечеринка принимает чересчур зловещий оборот. В духе так почитаемого современностью Стивена Кинга.

— Сегодня первое апреля? — как-то жалобно и тускло обратилась к собравшимся Галина. Даже волосы ее неожиданно потускнели.

— Таким шуткам не время и не место! — рявкнул Мародерский, в янтарных глазах которого отразилось ужасное предположение. А я поднялась, стремясь помешать разрастанию всеобщего маразма, и вышла на задний двор.

Собака и впрямь лежала в луже крови. И при взгляде на нее становилось плохо, а шашлыку явно захотелось выпрыгнуть из желудка. Но я достаточно насмотрелась подобных зрелищ за время работы частным детективом и теперь сумела удержать себя в руках, а шашлык в желудке. На это, правда, потребовалось немалое усилие воли. Я сразу же протрезвела, звон в голове, как и дурман от общества Мародерского, разом улетучились. Топор в кровавой лужице выглядел… не сказать чтобы страшно, скорее, как-то странно. Бедняга Пират лежал рядом, уже окостеневший. Его недавно подвижное тело замерло навечно, приняв до странности угодливую позу, словно несчастное животное о чем-то молило повергшую его руку.

Тут же во мне включился профессионализм, выработавшийся за годы работы. Так, если снаружи никто пройти не мог, значит, убийца среди нас. Поручиться я могу только за двоих — за себя и Сидоренко. Ванька не способен на убийство, его тошнит от одного вида или запаха крови. Ну а я занимаюсь расследованиями и к киллерскому ремеслу равнодушна. Потому что если кого-то убью, придется расследовать собственное преступление и наказывать саму себя.

Да-а, замечательно вечер закончился. Шашлыки, водочка труп и… Стоп, труп собаки здесь есть, это ладно. Но где же тело Перцевого? Или он сам, если жив?

— Не подходить! — боковым зрением уловив шаги, рявкнула я, и Мародерский испуганно отпрыгнул в сторону. — Звоните в милицию, это в любом случае странное дело, — заявила я, приняв на себя командование ситуацией. И пробежалась взглядом по лицам компании, тоже вышедшей из домика. Такие разные лица. Растерянное — у Сидоренко, напряженные — у Могилевского и Лавкина, напуганное — у Галы. Только Астраханцева была невозмутима, подобно статуе. Светка явно еще не сообразила, как реагировать и что думать, но в озорных ее глазах уже скапливались слезинки. И я — командующий этой странной армией, единственный трезвомыслящий и знающий, что делать, человек.

Герман среагировал первым. Выудив из кармана мобильник, он настучал номер и отрапортовал напряженным, звенящим голосом:

— Произошло убийство. Исчез человек. Адрес…

Я удовлетворенно кивнула и заявила:

— В доме ничего не трогать. Идемте в комнату, пусть милиция разбирается.

Все последовали моему совету, прозвучавшему в форме приказа. Только Анастасия Астраханцева, задержавшись, поинтересовалась приглушенным голосом:

— Откуда такая уверенность в себе и способность справиться с ситуацией?

Ну надо же, а она сохраняет хладнокровие! Впрочем, я ведь тоже его сохраняю, так что это еще не повод подозревать ее. Хотя… Неужели я начала кого-то подозревать? Включился рефлекс — расследовать преступление, особенно когда оно произошло у тебя под самым носом.

Я пожала плечами, оставив вопрос без ответа.

— Мы найдем Андрея в живых? — спросила Астраханцева.

— Мы, — выделив это первое слово, четко и максимально доходчиво откликнулась я, — мы не будем искать Перцевого. Вдруг он мертв? — а я подозревала именно это. Слишком уж много крови там, где лежала собака. — Иначе мы можем затоптать следы, которые помогут милиции раскрыть дело. Как только приедет милиция, они обыщут дом. Вынести тело отсюда не могли, скорее всего. Но даже если и так — ничего уже не сделаешь.

Анастасия задумалась, выудила из кармана сигарету и чиркнула зажигалкой. Спохватившись, предложила сигарету и мне, и мы закурили, философски глядя друг на друга.

В комнате все на первый взгляд оставалось по-прежнему: стол с остатками пиршества, батарея бутылок на деревянной некрашеной столешнице, строй опустевшей тары под подоконником. Только люди вели себя странно для празднования. Светка рыдала, прижавшись к плечу всегда готового поддержать и выказать сострадание Сидоренко. Ванька ритмично поглаживал ее волосы. Супруги Лавкины о чем-то общались с Мародерским, оба взмахивая руками, а Гала еще и медно-рыжими волосами.

— А ведь его убил кто-то из нас… — кивнув в сторону двери, ведущей на задний двор, приглушенно произнесла сокраментальную фразу Анастасия, и я поразилась ее проницательности. — Только кто? Таня, как вы считаете?

— Никак, — отрезала я. — Я никак не считаю. У меня нет на это полномочий.

— В самом деле, вы же нас всех видите впервые в жизни, — не желала заткнуться Настя. Ее глаза холодновато-отрешенно блестели. — Только с Сидоренко знакомы давно, насколько я поняла. Но он — тип совершенно безопасный. Очаровательный человек, ученый до мозга костей, совершенно неприспособленный к жизни.

Я не поняла, к чему была эта ее последняя глубокомысленная сентенция. Да и не желала понимать, если честно. В голове образовался тугой комок безразличия. Отдохнула, называется. Ох, не стоило приезжать сюда… Да что толку сейчас-то об этом думать. Раньше надо было.

Наконец за окнами раздался визг тормозов, и мы всей толпой вышли встречать сотрудников органов правопорядка.

— Вызов от вас поступал? — осведомился один из мужчин в форме, морщась и щурясь в попытке защитить глаза от вездесущих дождевых капель. А я пристально рассматривала лица — на всех было написано безразличие и тусклая обреченность. И на каждом легко читалось: в такой вечер люди дома с женами сидят, горячий чай пьют, а нам тут на вызов надо ехать. Ни одной знакомой физиономии среди милицейской группы не было, хотя у меня немало приятелей и знакомых в милицейских отделениях Тарасова. Я же в прокуратуре работала некоторое время, да и потом, уже в качестве частного детектива, со многими приходилось общаться.

— Поступал, — четко отрапортовала я, среагировав до того, как кто-то из компании начал бы забрасывать мента словами. — Идемте.

Увидев внушительную батарею бутылок, менты понимающе перемигнулись: мол, ясно как день, кто-то кого-то порешил по пьяному делу. Банально, яйца выеденного не стоит.

Но при виде мертвой собаки их физиономии приняли совершенно иное выражение, которое один из них, с лейтенантскими звездочками на форме, озвучил:

— Из-за этого нас вызывали? В конце концов, убийство собаки — не уголовное дело. Знаете, сколько их ночами перебивают? — возмутился мент, и два его товарища согласно закивали. — Вам надо было «зеленых» вызывать, а не нас. За ложный вызов придется заплатить штраф.

— Собака убита топором, — невинно заметила я, ощущая на спине чье-то горячее дыхание и три пары глаз, сверлящих затылок.