Детективное агентство Дирка Джентли - Дуглас Адамс

– Трудновато было бы мне знать меньше моих учеников. Для этого пришлось бы сделать себе лоботомию, – негромко проворчал кто-то из гостей.

– Вот почему я просиживал днями за К-6, пытаясь с его помощью написать реферат, хотя мог бы сделать это за пару часов, сев за пишущую машинку. Меня увлек сам процесс объяснения машине, чего я от нее хочу. В сущности, я создал собственный процессор, систему подготовки текстов на языке Бейсик. Простая процедура поисков и замены слов занимала примерно часа три.

– Я что-то не помню ваших рефератов. Вы их писали?

– Откровенно говоря, нет. Это не были рефераты в буквальном смысле слова. Но причины, почему они мне не удавались, были весьма интересны. Например, я обнаружил… – Ричард умолк, улыбнувшись про себя. – Видите ли, в те времена я играл на органе в рок-группе, – пояснил он. – Но, увы, это ни в чем мне не помогало.

– Я этого не знал, – заметил профессор. – В вашем прошлом больше темных пятен, чем я догадывался. Качества, вот чего не хватает этому супу, – недовольно проворчал он, тщательно вытирая губы салфеткой. – Как-нибудь надо зайти на кухню и удостовериться, что выбрасываются лишь плохие куски говядины, а хорошие все же идут в котел. Итак, вы играли в рок-группе? Так-так. Святые небеса.

– Да, играл, – подтвердил Ричард. – Мы назвали ее «ОХО», что означает «Относительно Хороший Оркестр». Но, к сожалению, мы не оправдали названия. Мечтали стать Биттлзами начала 80-х. По сравнению с ними у нас были более благоприятные возможности, как финансовые, так и юридические. Поэтому мы могли сказать себе: «Ребята, нам нечего тревожиться за будущее». И мы не тревожились. Покинув Кембридж, я года три жил впроголодь.

– Кажется, в эти годы мы встречались с вами пару раз, чисто случайно, – заметил профессор. – Помню, вы сказали мне тогда, что дела у вас идут отлично.

– Да, насколько отлично могли идти дела у подметальщика улиц. Не представляете, сколько мусора в этом городе. Более чем достаточно, чтобы карьера подметальщика могла бы стать довольно прибыльной. Но я свой мешок с мусором чаще всего подкидывал напарнику.

Профессор сокрушенно покачал головой:

– Это была карьера не для вас, мой друг. Есть много таких профессий, где подобное великодушие, несомненно, обеспечило бы быстрое продвижение по служебной лестнице.

– Кроме этой профессии, я испробовал немало и других, но с тем же успехом. Впрочем, я сам нигде подолгу не задерживался. Я слишком быстро уставал, чтобы быть хорошим работником. Меня часто находили спящим либо на крыше курятника, либо на полу у картотеки, в зависимости от того, чем я в то время занимался. Проводить бессонные ночи у компьютера, пытаясь научить его играть «Три слепых мышонка», было моей заветной мечтой и главной целью.

– Уверен, что так оно и было, – согласился профессор. – Спасибо, – поблагодарил он официанта, забравшего у него тарелку с недоеденным супом. – Большое спасибо. «Три слепых мышонка», говорите? Хорошо, очень хорошо. Без сомнения, вам это удалось и этим объясняются ваше нынешнее благополучие и известность, не так ли?

– Не только этим, но и кое-чем другим.

– Я этого опасался. Жаль, что вы ничего не прихватили с собой. Это могло бы развеселить юную леди, которой приходится терпеть общество окаменелостей. Быстрый ритм «Трех слепых мышат», несомненно, развлек бы ее.

Склонившись над столом, профессор попытался отыскать взглядом девочку, сидевшую через два стула от него. Она, понуро опустив плечи, сидела, скучая, на своем стуле.

– Привет, – окликнул ее профессор.

Девочка удивленно подняла на него глаза, а затем, застеснявшись, потупилась и заболтала ногами.

– Что, по-вашему, хуже, юная леди, – обед или компания, в которой вы очутились? – спросил у нее профессор.

Не поднимая глаз, девочка хихикнула и пожала плечами.

– Вы поступаете благоразумно, не спеша с ответом, – одобрил профессор и продолжил далее свою мысль. – Лично я подожду, когда подадут тушеную морковь и лишь после этого сделаю выводы. Ее тушат с конца прошлой недели, и я опасаюсь, что этого будет недостаточно. Кстати, хуже тушеной моркови может быть лишь коллега Уоткин. Он сидит между вами и мною, тот, у которого такие дурацкие очки. Впрочем, разрешите представиться, меня зовут Крон. Когда у вас выдастся свободная минутка, вы можете подойти и дать мне пинка.

Юная леди снова хихикнула и с любопытством окинула взглядом Уоткина. Тот, выпрямившись на стуле, попытался вежливо улыбнуться.

– Что ж, малышка, – неловко начал он, а шалунья, разглядывая его очки, с трудом удерживалась от смеха.

Между нею и старым Уоткином понемногу завязалась беседа. Теперь, когда у девочки появился союзник в лице Крона, она почувствовала себя свободнее и повеселела. Ее отец, поймав довольный взгляд дочери, облегченно вздохнул.

Профессор, сделав доброе дело, смог снова вернуться к своей беседе с Ричардом.

Однако его молодой друг неожиданно спросил:

– У вас есть семья, профессор?

– Э… э… э… нет, – тихо ответил слегка растерявшийся профессор. – Лучше расскажите мне, что было дальше, после «Трех слепых мышат».

– Постараюсь быть кратким. Все в итоге кончилось тем, что я стал работать в компании «Передовые технологии Гордона Уэя»…

– У знаменитого мистера Уэя? О, расскажите, какой он?

Вопрос профессора вызвал у Ричарда, как всегда, досаду и раздражение – уж слишком часто ему его задавали.

– Он и лучше, и хуже того, каким его подают в нашей прессе. Впрочем, лично мне он нравится. Как всякий одержимый, он иногда утомляет. Но мы знаем друг друга еще с тех дней, когда наши имена ничего никому не говорили. Он отличный парень, но лучше не давать ему свой номер телефона.

– Это почему же? Что это значит?

– А то, что он относится к числу чудаков, которым лучше думается, если они говорят, не закрывая рта. Если у него появляется идея, он готов обсуждать ее с любым, кто попадется на глаза. Его устраивает даже автоответчик. Он охотно говорит и с ним. Уэй держит специальную секретаршу, которая только тем и занимается, что собирает у всех, кому он звонил, пленки с записями разговоров, перепечатывает их, сортирует, редактирует и передает ему каждое утро в голубой папочке.

– В голубой?

– Вы вправе спросить, почему он сам не прослушивает записи, – пожав плечами, сказал Ричард.

Профессор призадумался.

– Возможно, потому, что ему неинтересно разговаривать с самим собой, – наконец догадался он. – В этом есть логика. Известная логика.

Профессор попробовал поданную свинину под пикантным соусом. Задумчиво пожевав кусочек, он положил нож и вилку рядом с тарелкой.

– А какова во всем этом роль молодого Мак-Даффа? – спросил он.

– Дело в том, что Гордон Уэй попросил меня создать программное обеспечение для компьютера «Эппл Макинтош» по обработке финансово-отчетной документации – мощное, удобное, много картинок. Я уточнил, что конкретно ему нужно. Он, подумав, ответил: «В ней должно быть все. Я должен получить для этой модели компьютеров программу высшего класса с использованием также музыки, танцев и пения». Поскольку воображения мне не занимать, я воспринял все буквально и приступил к работе.

Представляете, профессор, с помощью цифрового шаблона можно представить все что угодно – нарисовать любую поверхность или промодулировать динамический процесс и так далее. А финансовые отчеты компаний – это всего лишь цифры. Я сел и написал программу, которая позволяет сделать отцифровку всего, чего хотите. Столбцовую диаграмму – пожалуйста, смешанную, круглую, как пирог, или обычную, общепринятую. Захочется отвлечься – к вашим услугам любой фон для вашей отчетности, вплоть до танцующих нимф! Можно превратить цифры в летающих чаек, и каждый взмах их крыльев будет определяться показателями работы различных отделений вашей фирмы, или создать такие анимационные фирменные знаки, которые будут говорить сами за себя.

Но для меня самым увлекательным и, пожалуй, самым забавным было превратить банковскую отчетность в музыкальную пьесу. Я полагал, что это так, шутка, нелепость, но корпорациям именно эта идея пришлась по душе. На нее-то они и клюнули.

Профессор не сводил внимательного взгляда со своего ученика.

– Понимаете, любое музыкальное сочинение можно перевести в сочетание цифр, – увлеченно продолжал Ричард. – А цифры способны передать ноту любой высоты…

– Вы хотите сказать, любой мотив, – уточнил профессор. Он держал перед собой поднятую кверху вилку с поддетой на нее морковкой.

Ричард улыбнулся:

– Мотив? Это вы удачно подсказали мне. Я возьму на заметку.

– Это позволит вам проще и точнее выразить вашу мысль. – Профессор, не попробовав морковку, снова вернул ее на тарелку. – А ваша программа пользуется успехом? – спросил он.

– Не здесь. Годовые отчеты большинства британских компаний будут звучать, как «Марш смерти» из оратории Генделя «Саул», а вот в Японии она с успехом осуществилась. Появилось немало веселых гимнов, но, если судить по всей строгости, они слишком бравурны и режут слух. Отлично пошли дела в Соединенных Штатах, что с коммерческой точки зрения самое главное. Хотя меня теперь интересует совсем другое: что получится, если из музыки убрать все, что касается финансовых дел, и, подменив цифры, получить, например, звук птичьего крыла? Что уловит тогда слух? Совершенно очевидно, что это будет не звон кассовых аппаратов, как того хотелось бы Гордону Уэю.