Драгоценности фрау Элизабет - Наталья Попова

Все расселись. Согласно этикету места в центре стола друг напротив друга занимали главные персоны. С нашей стороны НикСтеп и губернатор, со стороны немцев – в центре фон Штольц, справа от него банкиры, слева оба Дитера. Я, как всегда, сидела справа от своего шефа. Официанты, бесшумно скользя вокруг стола, наполнили бокалы. Банкет начался. Зазвучали умные и достойные, слегка высокопарные речи о взаимовыгодном сотрудничестве, о перспективах развития совместного бизнеса. Третий тост мой директор оставлял всегда за собой и традиционно предлагал всем поднять бокал за меня – единственную даму. При этом он покровительственно поглядывал на меня. Эффект такого эпатажа был двойным: во-первых, он снискал себе славу галантного мужчины, а во-вторых, он всякий раз как бы призывал присутствующих еще раз оценить сокровище, принадлежащее только ему. Сначала я злилась и дергалась. Но, так как это повторялось каждый раз, постепенно перестала обращать на это внимание.

После первого же подобного банкета я сделала для себя вывод, что переводчик – профессия голодная. Я переводила, не прерываясь ни на минуту, потому что, пока закусывал один, говорил другой, и так по кругу. Я даже не брала в руки вилку и нож. Мне было просто некогда перекусить. Не буду же я говорить с набитым ртом или просить: «Подождите, пожалуйста, я прожую». Все, чем я довольствовалась на банкетах, был стакан минеральной воды или сока. Только и успевала сделать глоток, как снова нужно было переводить очередную фразу очередного оратора. Так что, съестное изобилие вреда моей фигуре не наносило. Хоть это радовало. Спиртного на банкетах я не пила принципиально. Не хватало еще и мне выглядеть под стать захмелевшим мужикам. У меня всегда должна была быть ясная и трезвая голова. Поэтому мой бокал с традиционным шампанским так и оставался полным. Я поднимала его только для того, чтобы чокнуться за очередной тост с присутствующими за столом.

Банкет набирал обороты. Я исподволь наблюдала за фон Штольцем. Он держался непринужденно и уверенно, ел и пил все, что ему предлагалось, принимал участие в разговоре, живо реагировал на шутки и хохмил сам.

Ох, уж этот мне юмор! Приходилось все время импровизировать, чтобы люди не спрашивали, где нужно смеяться. Дело в том, что анекдоты – одна из самых сложных разновидностей перевода. Менталитет разный. Немцы, например, не могут понять, что смешного в том, что отключили горячую воду, когда человек стоит под душем весь в мыле. Как это отключили воду?! А что случилось? Да ничего не случилось! Для нас это – норма жизни и комичная ситуация, а для них это непременно следствие какой-нибудь катастрофы. А раз катастрофа, то что же здесь смешного? Или наши анекдоты про чукчей или молдаван! Ну, как им это объяснить?! С английскими и немецкими анекдотами и того хлеще. В основном они построены на игре слов. Одно и то же слово в разном контексте или в разном написании, но при одинаковом произношении, имеет разное значение. В этом весь прикол. Для тех, кто знает язык, конечно, понятно и смешно. А для других?! Вот и попробуй растолковать подвыпившим дядям, в чем здесь шутка юмора. Выкручивалась как могла. Слава богу, все были довольны, всем было весело. Вдруг я поймала на себе пристальный взгляд нашего бензинового короля.

– Валерий Михайлович, Вы что-то хотите сказать? – вежливо предложила я свою помощь.

– Ты кто по национальности? – вдруг спросил он, глядя на меня исподлобья.

– Я – русская, – слегка растерянно ответила я.

– А почему же ты так говоришь по-немецки? Наблюдаю за тобой, а ты без запинки уже два часа чешешь, и даже анекдоты рассказываешь, – изрек он заплетающимся языком. – Вот я – немец, Вагнер моя фамилия, а родного языка не знаю. Мне даже завидно стало. Будешь меня немецкому учить?

– Ну, если Вы хотите, то давайте попробуем, – осторожно ответила я, не зная, чего от него ожидать дальше.

– А Вы, господин фон Штольц, наверно, смеетесь надо мной? Немец, а родного языка не знает, – обратился он к Францу.

Фон Штольц, услышав свое имя, вопросительно уставился на меня. Что я должна была делать? Не переводить нельзя. Переводить дословно опасно, не зная, куда повернет в своих рассуждениях окосевший Вагнер. Я в осторожных выражениях переводила, что де господин Вагнер тоже немец, только родился уже в России, что он сожалеет о том, что, не зная языка, не может напрямую поговорить с господином фон Штольцем, хотя он ему очень симпатичен и им было бы о чем поговорить. Фон Штольц внимательно слушал и понимающе кивал. А дальше дело приняло совсем неожиданный оборот.

– Мы русские – народ гордый! – вдруг рявкнул Вагнер, и бухнул кулаком об стол так, что подпрыгнули и жалобно звякнули, стоявшие рядом, тарелки и рюмки.

Затем положил руки на стол, опустил на них голову и мирно захрапел.

Вот тебе, бабушка, и Юрьев день! Все слегка обалдели. Мы переглянулись с НикСтепом. Пора было вводить план «ЭЭ». Нужно было нейтрализовать немцев, чтобы потихоньку вынести тело Вагнера.

В большом зале ресторана играла музыка, и я пригласила гостей посмотреть, как танцуют и развлекаются русские. Пришлось пообещать, что каждому найдется партнерша для танцев. Мое предложение было поддержано. Даже губернатор решил пойти вместе с нами. Как только мы вошли в зал, на нас сразу все обратили внимание. Губернатор был в городе человек известный. Да еще и присутствие иностранных мужчин вызвало живой интерес. Сразу у входа за столиком сидела большая компания, где было много молодых женщин. Мы подошли к столику. Губернатора встретили аплодисментами.

– Барышни, прошу вас потанцевать с нашими гостями, а то они совсем заскучали – обратился он к дамам.

Заиграла медленная музыка, и дамы разобрали кавалеров. Фон Штольц пригласил на танец меня.

Медленный танец для партнеров, танцующих вместе впервые, своего рода интимная близость. Даже если вокруг много танцующих пар, эти двое остаются как бы наедине. Тела соприкасаются, отчетливо слышно дыхание и биение сердца партнера, ритм движений становится общим. Это завораживает и обостряет все чувства.

Вы никогда не обращали внимания на то, что каждый человек имеет свой собственный, неповторимый запах? Так вот! Нравится человек или нет, зависит от того, воспринимается ли его запах на уровне подсознания! Проще говоря, твой это запах или не твой. И с этим ничего нельзя поделать. Природа мудра. В такие минуты решается судьба человека. Искра либо появляется, либо уже никогда. Я бы даже сказала, что выражение «любовь с первого запаха», значительно точнее передает суть этого уникального явления. Все остальное – происки нашего ума, расчет, называйте как хотите. Но это не любовь! Запах высекает первую искру! А дальше в любовную игру вступают руки. Энергия любви мощным потоком льется сквозь руки, проникает в тело партнера и наполняет его трепетом и радостью. В такие минуты слова не нужны. Они, как правило, только все портят. Каждый человек страстно желает любви. Любить и отдавать свою любовь – вот смысл жизни! Но большинство людей, из боязни быть неправильно понятыми, а тем более отвергнутыми или осмеянными, предпочитают спрятаться за словами, обстоятельствами, условностями. Внутренний страх «меня не любят», сидящий почти в каждом, и есть основной разрушитель нашего Я и счастья человека. Хотя, этот же страх заставляет нас двигаться, совершать какие-то поступки в надежде обратить на себя внимание. Успехи на работе и желание нажить побольше – это тоже проявления этого же страха. Все направлено на то, чтобы нас заметили, оценили и полюбили! Вот вам и единство и борьба противоположностей! Вот почему среди людей столько глубоко несчастных. Внешне, вроде, все хорошо. Семья, дети, заботы. А счастья-то нет! Нет ощущения свободы, полета, радости! И человек, сохраняя внешнюю форму, уподобляется выпитому яйцу. Форма есть, а содержание отсутствует! Если когда-нибудь, вам доведется испытать это дивное чувство, заклинаю вас, доверьтесь ему! Отбросьте все страхи и сомнения! Таким чудом Господь может одарить каждого, но только избранные способны понять и принять это! Любовь – бесценный дар, но и великая опасность! Она приносит счастье только сильным и смелым!

Франц принял меня в свои объятия. Именно так! По другому и сказать нельзя. И я почувствовала себя в его руках младенцем, которого лелеет любящая мама. Сквозь его ладони в меня текла нежность, и я ощущала это физически. Ко мне пришла любовь! Мы смотрели друг другу в глаза, и нам все было ясно. Мы танцевали молча, наслаждаясь нашей близостью. И все остальное было неважно.

С тех пор прошло уже столько лет, а я всякий раз при воспоминании о нашем первом танце переживала величие и сладость этого события.

Очарование момента развеяла наступившая тишина. Музыка стихла. А дальше все снова заговорили, зашумели, стали приглашать нас к своему столу. Но мы-то пришли не просто погулять. Нас ждало продолжение банкета. Усевшись снова за стол, все поняли, что деловая атмосфера нарушена окончательно, и возвращаться к серьезным разговорам просто нелепо. Все, кроме меня, были сыты. Памятуя о недавнем выносе тела Вагнера, пить больше тоже никто не хотел. Завершение банкета было бы самым логичным. Фон Штольц был главной персоной, приглашенной на банкет. По этикету он должен был проявить инициативу и дать знать хозяину банкета, что он удовлетворен и намеревается уйти. Они переглянулись и поняли друг друга. НикСтеп был в таких делах человеком бывалым. Он мгновенно почувствовал, что все ждут отмашки хозяина банкета, чтобы чинно разойтись.