Эффект пустоты - Тери Терри
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Итак. Я каталась на велосипеде по лесу, и там есть место, где я всегда останавливаюсь. Был уже конец дня. Знаю, что происходило это двадцать девятого июня, потому что на следующий день мы уехали на все лето. Иначе, я уверена, услышала бы о ее пропаже.
Он кивает, пристально глядя на меня.
— Я заметила, как кто-то поднимается по тропинке снизу. Присмотрелась, увидела, что это девочка. На ней были джинсы и красная толстовка. Там крутой подъем, и до города довольно далеко, и я почти никогда никого не встречала. Поэтому я смотрела, как она приближается, и гадала, кто это.
Кай лезет в карман и достает фотографию.
— И ты думаешь, что это была моя сестра, наша Келиста? — Он протягивает снимок мне.
Беру его и вижу, что это другой снимок, не с листовки, но сомнений нет: те же длинные темные волосы, те же голубые глаза, слегка удивленный взгляд. Киваю.
— Это она. Я уверена.
— Даже спустя столько времени?
— Да. — Я замолкаю, не желая вдаваться в подробности, и в то же время чувствую потребность выложить все. — Я умею такое. Если на чем-то акцентирую внимание. У меня фотографическая память. Запоминаю все.
— Хорошо, продолжай. Что дальше?
И я рассказываю ему остальное. Как она ответила «нет» на мой вопрос, не заблудилась ли она, как я пошла за ней. Как на дороге остановилась машина и из нее вышел мужчина, как она села в автомобиль.
— Опиши его.
— Он выглядел обычно. Прости, я понимаю, что это не поможет. Короткие волосы, слегка лысоват. Среднего роста. Лет сорока с небольшим. Если подумаю, то, может, вспомню еще какие-то детали.
Кай хмурится. Покачивает головой.
— Мне очень жаль. Я так корю себя, что не заставила ее со мной поговорить, не вызвала полицию и ничего не сделала. Ничего.
Он поднимает взгляд, смотрит мне в лицо, его черты смягчаются. Снова качает головой.
— Что бы ни случилось с моей сестрой, в этом нет твоей вины. Я просто подумал… ладно. — Кай снова сует руку в карман и достает другое фото. — Думаю, ты могла видеть этого человека. — Его взгляд говорит больше слов: Кай его ненавидит.
Беру снимок. На нем пожилой мужчина с довольно длинными серебристо-седыми густыми волосами. Пронзительный взгляд голубых глаз, как у кинозвезды; его внешность или еще что-то (хотя это просто фотография) кажется мне смутно знакомой, словно я видела его в каком-то фильме, а потом забыла. Но это не тот человек, которого я видела с Келистой.
— Это не он. Этот совсем не похож.
— Ты уверена? В самом деле уверена?
Понимаю, что Кай хочет убедиться, и смотрю снова; действительно внимательно смотрю. Это странно, но совершенно определенно: что-то в этом лице пробуждает во мне некие глубинные воспоминания. Но не то, какой он здесь. Может, эти седые волосы здесь лишние? Морщу лоб, старательно роюсь в памяти, потом качаю головой. Это не то, о чем хочется знать Каю.
— Кто он?
— Был моим приемным отцом. Мать развелась с ним несколько лет назад.
— И ты думаешь, что он похитил твою сестру?
— Он сделал бы все что угодно, чтобы причинить боль маме. Ты съездишь со мной в полицию рассказать, что видела?
— Конечно.
— Можешь показать место, где вы встретились?
Я киваю:
— Да. Только это нужно делать днем.
— Завтра я снова приеду.
Прилив энергии, приведшей его сюда и распространившийся на меня тоже, начинает меркнуть в его глазах. Кай выглядит подавленным и усталым.
— Откуда ты сейчас приехал?
— Из Ньюкасла.
— Ты разговариваешь не как джорди[3].
Он отвечает полуулыбкой.
— Нет. Мы живем там всего лет пять; до этого жили во многих других местах. А изначально — в Германии. Ты тоже говоришь не как шотландка…
Качаю головой.
— Я не шотландка. Моя мама здесь родилась, но из Лондона мы переехали чуть больше года назад. Ее тетя Эдди умерла и оставила ей этот дом, поэтому меня притащили в эту глушь и… — Я резко замолкаю, поняв, что начинаю болтать. Заткнись, Шэй. Ему дела нет до твоих жалких семейных драм.
— Я лучше поеду. — Кай выпрямляется и тянет руку к своей байкерской куртке.
Я в нерешительности. Знаю, что сделала бы мама, будь она здесь.
— Ньюкасл слишком далеко, чтобы уезжать вечером и возвращаться утром. Тахта свободна, если тебя устроит.
— И компания имеется? — говорит он, и меня бросает в жар. Он переводит взгляд с меня на Рэмси и обратно, улыбается. Его глаза смеются, словно он догадался, о чем я думала. Кай дает понять: абсолютно нелепо считать, что он способен причинить мне вред.
— Ну тебе придется договориться с Рэмси. Может, он предпочитает спать в одиночку в кресле.
— А тебе не нужно посоветоваться с родителями?
— Здесь только я и мама. Она работает в пабе и вернется через несколько часов. Кроме того, она одобрит мое решение.
Его улыбка гаснет, словно не привыкла задерживаться надолго.
— Как и моя. Лучше я позвоню матери и передам ей, что ты рассказала.
Кай выходит из дома. Слышу, как он разговаривает на чужом языке — Кай говорил, что они из Германии — должно быть, на немецком. Слова не имеют для меня значения, но голос его звучит, как музыка. Когда он говорит по-английски, то тщательно произносит слова, и речь получается правильной, почти как по учебнику. Никаких следов ньюкаслского или какого-то другого выговора.
Набираю сообщение маме: «Он здесь и пока не убил меня. Можно ему переночевать на тахте? Хочет, чтобы, завтра я показала ему место, где видела его сестру, и рассказала полиции».
Мама отвечает очень быстро, через несколько секунд, и я понимаю, что она не выпускала телефона из рук, дожидаясь весточки от меня: «Конечно. Приготовь ему какой-нибудь ужин. Ты в порядке? Он милый?»
Его голос все еще звучит музыкой во тьме, но теперь она печальная, как во время сцены в опере, где все плохо. Милый ли он? Не в том смысле, в каком бывают милыми щенки. Есть что-то глубоко тревожное в его пристальном взгляде; чувствуется, что у него слишком много демонов внутри.
Кай снова заходит в дом, неловко медлит у двери. Гнев сменился грустью, такой глубокой, какой я в жизни своей не испытывала.
