Весна безумия - Нелли Ускова

И, честно говоря, поставила меня этим вопросом в тупик. Ответить: «Потому что кроме неё со мной никто не дружит. Потому что Инга — моя лучшая подруга. Потому что она крутая, или потому что она «мой» человек», — всё это было правдой, но звучало, как оправдание. Я промолчала, лишь пожала плечами, снова оставив Галочку без сплетен.

Мы подружились с Ингой в шестом классе, и это вышло совершенно случайно. Ингу вдруг начали травить её же лучшие подружки — Оля Игнатова и Дина Муравьева. Тогда я не знала, что стало причиной их размолвки, но Дина откровенно издевалась над Ингой, портила вещи, обзывала, толкала, а Оля лишь подпевала. Мне было жаль Ингу. Она в то время ходила растерянная, грустная и, как ни странно, совершенно не отвечала девчонкам на оскорбления, хотя мальчишкам могла с размаху заехать сумкой по лицу за любую неосторожную шутку.

И в один из дней, когда у нас должна быть проверочная работа по математике, я застала плачущую Ингу в туалете, всю мокрую. Дина облила её водой из ведра технички. Инга распереживалась и за внешний вид, и за тетради с учебниками. И от уверенной дерзкой девчонки не осталось и следа. Буквально за две недели бывшие подружки её раздавили. И почему-то никто в школе ни разу не заступился за неё.

Звонок уже прозвенел, я забежала в туалет помыть руки после столовой, а там Инга раскладывала тетради на подоконник, чтобы их хоть немного просушить.

— Инга, на, возьми мою кофту. Может, тебе ещё чем-то помочь? — предложила я.

Она без стеснения сняла мокрые блузку и майку и натянула на голое тело кофту, закуталась в неё, кивнула.

— Спасибо.

На урок мы так и не попали, я осталась с ней в туалете и помогала Инге высушить вещи. Мне хотелось хоть как-то поддержать её. А к следующему уроку мы сели за одну парту, я поделилась с Ингой учебниками, запасной тетрадью, и после этого случая между нами сама собой завязалась такая дружба, о которой я в детстве не могла и мечтать.

Глава 4. Только не он!

Уже одеваясь в прихожей, я, как всегда, предупредила маму:

— Я к Инге, и потом у неё опять останусь.

Сонечка, завидев меня с сумкой, сразу поняла, что я ухожу. Убежала в комнату и притащила пять своих любимых книжек:

— Яна, читять! — требовала она и дёргала меня за юбку.

— Куда же от тебя, настырной мелочи, денешься, — улыбнулась я. Пришлось раздеваться и идти за сестрой.

Это двухлетнее чудо обожало, когда я читала ей сказки. Папа и мама не котировались в качестве чтецов, поэтому Соня по полной программе эксплуатировала меня. Я Колобка и Теремок знала уже наизусть, но малявка настойчиво требовала чтения именно этих сказок, хотя я потихоньку перетягивала её на сторону Чуковского.

Что-что, а читать для Сони я любила. Она всегда прижималась к моему боку и внимательно слушала. Правда, иногда норовила раньше времени перевернуть страницу. Но я наслаждалась этими моментами с сестрой. От её макушки сладко пахло свежеиспечённой сдобной булочкой и тёплым молоком, а ещё кондиционером для белья с ароматом магнолии. Им мама стирала наше постельное бельё. Поэтому, подозреваю, что и от меня пахло магнолией. Я знала, как выглядит этот цветок только по картинкам, но зато запах могла услышать за несколько метров.

А ещё я любила делать Соне «ёжика»: свернуть губы трубочкой и быстро-быстро вдувать и выдувать воздух рядом с её ушком. Получался звук фырчащего ёжика. Она зажималась и начинала так заразительно смеяться, с похрюкиванием, что даже я не могла удержаться и тоже начинала хохотать.

Я смотрела на сестру и в очередной раз ловила себя на мысли, что мы с ней совсем не похожи. В Сонечке я находила черты и мамы, и папы, но совершенно не видела в сестре себя. Соня получилась кареглазая, темноволосая, а нос остренький, как у лисёнка.

Да и в родителях я почти не видела себя: мама высокая, кареглазая и черноволосая. У мамы в крови текла татарская кровь, а папа — сибиряк, но он тоже темноволосый и высокий. А я у них получилась миниатюрной со светло-русыми волосами и голубыми глазами.

Меня всегда терзали сомнения: либо меня удочерили, либо перепутали в роддоме. Но папа говорил, что я похожа на его бабушку, даже привёз мне фото из деревни. Правда, сколько я ни вглядывалась в чёрно-белый затёртый снимок, не видела сходства с этой крупной женщиной в белом платке.

Да и до двух лет родители не смогли найти ни одной моей фотографии. Мама говорила, что моя бабушка (её мама) сильно болела как раз в этот период, и было не до съёмок. Потом бабушка умерла, и фотографии появились, но сомнения у меня остались.

Человеку, который неплохо разбирается в селекции и генетике, такая непохожесть казалась маловероятной, но хоть группа крови у нас с папой совпадала. Только это и утешало.

Короткие сказки задержали меня ненадолго. Мама снова поймала меня в прихожей:

— Может, хоть поужинаешь с нами? Ян, мы тебя вообще не видим! В последнее время постоянно ночуешь у Инги. Когда её мама объявится?

— Она объявляется. Периодически. Но сегодня её не будет, — натягивала куртку я и заматывалась шарфом.

Мать Инги раньше работала в салоне красоты в нашем районе, а потом познакомилась с мужчиной из Москвы и сразу после Нового года переехала к нему. А потом и на работу устроилась поближе к своему бойфренду.

Хоть из нашего городка ехать до Москвы на электричке всего час, мать Инги всё равно редко навещала дочь. И теперь Инга была предоставлена сама себе. Подруга совершенно не переживала по этому поводу. У них были не самые близкие отношения, но мать всё равно постоянно звонила Инге, переводила деньги и за последние две недели приезжала три раза.

— Бедная Инга, совсем одна. Пусть тогда заходит к нам чаще. Возьми ужин с собой!

— Ну мам! У Инги есть что поесть, я уже спешу!

Но мама молча вручила мне пакет с эчпочмаками и поцеловала в щёку. Отчего-то так тяжко вздохнула, что я почувствовала себя виноватой.

А Инга мне уже раз десять за последние пятнадцать минут написала:

«Ты где?»

«Мама и Теремки удерживали меня в плену, но я вырвалась и бегу к тебе».

Мне не терпелось рассказать Инге про Тимофея, поэтому я начала говорить уже с порога, а закончила рассказ на кухне.

— Ян, рили?! Клячик?! Только не он! — она даже перестала чай по кружкам разливать и хмуро уставилась на меня.

— Почему? Ты что-то про него знаешь? — я