Рождение легиона - Gedzerath

– «Вернись и сражайся, как полагается, бесчестная тварь!» – заорал белый, когда стихавшая было драка вновь всколыхнула утомленные первым моментом схватки ряды пони, разделяя нас схватывающимися в копытопашную телами – «Ты просто грязь из-под копыт, Раг! Слышишь? Грязь из-под копыт! Я вас… Плеткой…».

«Так это был Свит Страйк?!» – недоуменно подумала я, почесывая оцарапанную щеку, по которой пришелся чей-то скользящий удар. Околачивающаяся рядом со мной Рэйн уже вступила в драку с лезущими на меня гвардейцами, с глухим уханьем, напомнившем мне взревывание недовольной чем-то коровы, отмахиваясь от неудачников, попавших под ее копыто, но стоило мне взобраться на ее спину, как я поняла, как опрометчиво было бросаться в эту драку вот так, не дождавшись подхода остальных кентурий. Количество гвардейцев увеличивалось с каждой минутой, и вскоре, мы оказались в полном окружении. С трудом удерживая на весу немногочисленные оставшиеся у нас щиты, края которых уже казались измочаленными от многочисленных ударов и рывков чужих копыт, мы медленно продвигались вперед, в неизвестность.

– «Командир, наши!» – донесся до меня задыхающийся голос одного из легионеров, когда наши щитоносцы уперлись, наконец, в шеренгу таких же деревянных корыт. Кентурия вздрогнула и медленно сжалась вокруг небольшой группы легионеров, кучковавшихся вокруг квадратного знамени легиона, удерживаемого одним-единственным единорогом, чей шлем лишился половины положенной ему по уставу щетки-гребешка.

– «П-примипил?» – тупо уставился на меня кентурион Желли. Вся левая половина его морды заплывала, превращаясь в один огромный синяк, но даже несмотря на явно оглушенное состояние, похоже, являвшееся следствием полученного удара, правый глаз моего фрументария задорно блестел, пока единорог продолжал сжимать в копытах упертое в снег древко – «Ну, значит, повоюем!».

– «Все бы вам драться, морды!» – обвиняюще каркнула я, перекрикивая шум клубившейся вокруг нас драки – «А где остальные?».

– «Кто где. Новичков разбили на кучки, и кажется, уже выкинули за край поля, а остальные – вон они, держатся. Честно говоря, я увлекся, Раг, и прошу привлечь меня к ответственности за то, что бросил бой на самотек, и сам принялся… Нет, давно я так не дрался! Прости, я неадекватен, но…».

– «Ясно» – махнула копытом я. Похоже, обычно сдержанный, аки Штирлиц, шагнувший за четвертый десяток лет, единорог не удержался, и решил оторваться, вспомнив былые деньки в лихой копытопашной – «Что произошло?».

– «Да как обычно!» – сплюнув красным, отозвался Фрут, прикладывая к наливавшейся гематоме ком снега – «Стоит только частям из разных городов собраться в одном месте, как начинается кавардак. То соревнования устроят, то силой меряются, то… А эти, мэйнхеттенские – они гораздо опасней кантерлотских зазнаек, да и подраться не дураки. И кажется, они очень не любят именно тебя».

– «Не любят, значит…» – вновь, как и в старые, добрые времена, с полоборота завелась я, взбешенная словами кентуриона – «Ну, хотя теперь они меня любить не начнут, но бояться – бояться точно будут!».

– «Что ты задумала, командир?».

«Увидишь» – подумала я, хлопком крыльев поднимая отяжелевшее тело над дракой, и с каждым их взмахом, поднимаясь все выше и выше. Судя по мельтешению носящихся вокруг фигур, пегасы из Первой не сдавались, и уже украсили свободные участки поля сбитыми с неба соперниками. Сопя и рыча, они носились вокруг, и резко замедляясь, обрушивались на первого из подлетавших к ним гвардейцев, несколькими ударами выводя его из строя, после чего вновь принимались летать над дракой, отмахиваясь от пристававших к ним соплеменников слитными ударами облаченных в сталь копыт.

«Значит, решили подраться, а заодно и поставить на место, прогнав с парада плетьми?».

На земле все было не столь радужно. Серо-красные фигурки отступали, сжимаясь в каре возле трепещущего на ветру алого штандарта, теснимые со всех сторон гвардейцами, словно золотистые волны, накатывающимися на мрачный, серый утес. Где-то на краю поля, под охраной таких же бело-золотых пони, метались мрачно понурившиеся фигурки легионеров Четвертой, выставленные прочь новыми хозяевами замерзшего поля, а где-то вдали, закрывая стены столицы, уже поднималось облако поднятого с земли снега, подбрасываемого в воздух сотнями копыт, спешащих к нам на помощь.

«Свои, свои же ударили в спину! Не просто устроив пьяный дебош в одном из баров, не драку в казарме, а соорудив настоящую провокацию, желая выставить нас дураками в глазах сотен тысяч пони! Ну, вы смогли меня разозлить!».

Поднимаясь все выше и выше, вскоре, я оторвалась как от своего эскорта, бросившегося ко мне при виде улетавшего куда-то командира, так и от ринувшихся мне наперерез гвардейцев. Не пытаясь соревноваться с ними в скорости, я, однако, легко уходила от преследования, практически вертикально поднимаясь над землей хлопками широко раскрывавшихся крыльев. Распялившие пальцы громадных маховых перьев, они свистели и хлопали, с каждым ударом отправляя мою тушку все выше и выше, пока, наконец, в какой-то момент, я не остановилась, сгруппировалась… И начала свой стремительный разгон.

Что ж, это было действительно страшно. Романтики неба, возможно и видели в стремительном падении что-то возвышенное, освобождающее их от оков земного бытия. Пегасы, возможно, воспевали в душе лишь ощущение скорости, когда бьющий в мордочку ветер больно стегает по глазам, стараясь вдавить их поглубже в череп, выворачивая веки, а уши – оторвать и унести куда-то прочь. Я ощущала лишь бездну, раскинувшуюся где-то подо мной. Ждущую. Притаившуюся до поры. Наполовину сложенные крылья, а затем и все тело, принялись сотрясаться, когда в бешеный свист ветра вплелась новая, басовитая нота. Уже знакомый жар хлестнул по моей спине, бросая меня вперед, словно хороший пинок, и летевшие мне навстречу пегасы, как чужие, так и свои, остановившись, вдруг порскнули в разные стороны, освобождая мне путь.

«Ну и ну. Неужели и у меня точно такая же, испуганно-удивленная морда?».

С высоты, я видела, как золотая волна все-таки сдвинула с места серо-красный валун, медленно тесня его к краю импровизированного плаца, прочь от опустевшего палаточного лагеря, над которым поднимались дымы забытых жаровен и костров. Грохот за спиной превращался в настоящий рев, и, решившись, я широко распахнула крылья, бросаясь вперед, проходя над линией золотисто-белого прилива.

Что ж, на этот раз, мне удалось увидеть всю картину целиком, а не в виде коротких обрывков, которые успевала ухватить моя кувыркающаяся в падении тушка. И наверное, именно тогда я зареклась когда-либо использовать свою способность против пони, как бы те ни были не правы.