Интрижка - Джиана Дарлинг

Я фыркнула и вырвала руки из его хватки, нуждаясь в пространстве.

— Всегда есть выбор. И я не злюсь на себя за это. — Гнев вспыхнул сквозь душевную боль, и я подошла так близко, что почти встала на цыпочки. — Я бы сделала это снова.

Я видела неуверенность в изгибе его неулыбчивого рта, и мне очень хотелось искоренить ее, сжечь всю его значительную ненависть к себе и заменить ее своей любовью.

— Позволь мне любить тебя сегодня вечером. — Я взяла его застывшее лицо в свои руки и попытался сгладить горе.

— Позволь мне притвориться, что мне позволено любить тебя, что я твоя. Что завтра вместо того, чтобы сесть в самолет в одиночестве, я вернусь к жизни, которую мы разделяем.

Моя смелость оставила меня неуверенной, но в тоже время странно уверенной. Я чувствовала, как моя старая, тусклая и чувствительная кожа полностью соскользнула, оставив меня влажной, новой и блестящей. Даже если бы он дал мне отпор, сказал мне уйти прямо сейчас и никогда больше его не видеть, у меня будет это — новое я — и этого будет достаточно.

Я слушала дыхание моря на берегу и дыхание Синклера на себе в течение бесконечного времени, пока он не вздохнул глубоко и не прижал меня к себе, прижав одну руку к моей пояснице, а другую — за затылок, его пальцы скользнули сквозь мои влажные волосы. Это были всего лишь объятия, и я до сих пор понятия не имела, что он на самом деле ко мне чувствует, но почему-то этого было достаточно.

Я отстранилась и прижала руку к его груди, чтобы дать ему понять, что хочу, чтобы он остался на месте. Убедившись, что он понял, я начал медленно его раздевать, стягивая с него дорогие потертые туфли и ловко расстегивая застежку на его штанах, которая так ускользала от меня в первую ночь в его постели. Когда он был великолепно обнажен, я начала стягивать с себя одежду, но он схватил меня за запястье и покачал головой.

— Ты мне нравишься в моей одежде, — сказал он, взяв в руки подол футболки, — но она закрывает слишком большую часть этой кожи.

Я позволила ему стянуть ткань через мою голову и постаралась не дрожать, когда он сделал шаг назад и уставился на меня горящими глазами. Я чувствовала его взгляд по всему моему телу, ласкающий щедрый изгиб моей груди и щекочущий нежный изгиб кожи до самого разгоряченного ядра. Сила его признательности кипела в моей крови, пока я не почувствовала головокружение, словно выпила слишком много шампанского.

Он застонал и потянулся ко мне, притягивая мое тело к себе с такой силой, что у меня перехватило дыхание. Настала моя очередь стонать, когда он прижался к моим губам, возбуждая меня горячими ударами своего талантливого языка. Я была готова к жесткому траху, к чему-то грязному, что заставит меня покраснеть от смущения и похоти, но он изменил угол поцелуя, отстранившись и слегка посасывая мою нижнюю губу, а затем верхнюю. Его руки держали меня деликатно, как будто я ничего не весила, и когда он прижал колено к импровизированной кровати, чтобы уложить меня, мой спуск был настолько плавным, что мне показалось, будто я приземлилась на облако.

Я хотела показать ему, как сильно я его люблю, но он был надо мной, проводя длинными движениями своих широких пальцев вверх и вниз по моей коже, оставляя нежные посасывающие поцелуи рядом с моим ноющим телом, с моей тяжелой грудью. Он поклонялся мне всем своим телом, играл на моем, как на лучшем инструменте, и я задавалась вопросом, был ли это его способ выразить мне свои чувства. Если он любил меня своим телом, единственным способом, который знал. Когда он, наконец, поцеловал мой пульсирующий центр с открытым ртом, я распуталась, долго и медленно, как клубок пряжи, катящийся по полу.

Когда через минуту я открыла глаза, он смотрел на меня сверху вниз с загадочным выражением и слегка безумными глазами. Я не знала, что его беспокоило, но знала, как ему помочь. Схватив его за уши, чтобы втянуть его в долгий запутанный поцелуй, я раздвинула ноги и обвила ими его таз, наклонив бедра, чтобы открыться ему. Он отстранился, когда уже стоял у моего входа, слегка задыхаясь, его взгляд был рассеян, но сосредоточен на мне. Только тогда он медленно вошел в меня, не останавливаясь, пока не оказался настолько глубоко, насколько я могла принять его.

— Расскажи мне, — тихо приказал он, прижимаясь лбом к моему и покачивая бедрами.

Я ахнула.

— Скажи мне, — повторил он, полностью отстраняясь от меня, оставляя меня болезненно опустошенной.

Я изогнула позвоночник, чтобы вернуть его ко мне, но его страдальческое выражение заставило меня понять, чего он от меня хочет. Тем не менее, я ждала, пока он снова вонзится в меня, до конца. Он ждал, пока я заговорю, удерживая меня на грани своими длинными плавными движениями, пока, наконец, когда я дрожала и хныкала от нужды, я не прошептала:

— Я люблю тебя.

Он врезался в меня с гортанным стоном, вызвав мой и его собственный оргазм. Я прижала его к себе, не желая отказываться от ощущения его тела рядом со своим. Он что-топробормотал мне в волосы, притянул меня к себе и перевернулся на другой бок. Я обхватила одну его ногу между собой и подсунула голову ему под подбородок, соприкасаясь с ним как можно большей частью своего тела. Потому что я уже знала, что через несколько часов, как только взойдет солнце, я навсегда уйду от Синклера.

* * *

Продолжайте читать отрывок из книги «Секрет», второй части цикла «Эволюция греха».

Секрет: Глава первая

Зал ожидания перед воротами прибытия был переполнен людьми, ожидающими своих близких, и прежде, чем я успела полностью пройти за раздвижные стеклянные двери, меня окликнул чудесный голос, богатый и декадентский, как ложка шоколадного ганаша.

— Жизель, моя любовь!

Козима Ломбарди была одной из счастливчиков. Пожалуй, самый красивый человек, которого я когда-либо видела, она быстрыми шагами пересекла людное пространство, ее ониксовые волосы до талии развевались позади нее и привлекали взгляды всех в терминале. Не обращая на это внимания, она обняла меня своими длинными тонкими руками и прижала к себе так близко, что я оказался вровень с ее знаменитыми изгибами. Именно так обнималась такая женщина, как Козима Ломбарди: никаких границ и никакого смущения, только страсть.

Она отстранилась ровно настолько, чтобы