Божественная Зефирина - Жаклин Монсиньи

Вдруг ей кажется, что она бредит. Чей-то голос, перекрывающий рев пламени, кричит слова, смысл которых она не понимает. Словно во сне, она видит, как чья-то тень преодолевает огонь. Около Зефирины возникает черный силуэт. Этот человек набрасывает на нее мокрое покрывало. Мощные руки заворачивают ее в пропитанную водой ткань, хватают и несут прочь, словно соломинку. По тому, какой она ощущает жар, Зефирина догадывается, что ее спаситель преодолевает стену огня. Девушка задыхается под шероховатой тканью, икает, барахтается. Она слышит постепенно удаляющиеся звуки пожара. Ее уносят подальше от этого пылающего костра. Покрывало сползает с ее лица.

Полной грудью Зефирина вдыхает свежий ночной воздух… дыхание жизни. По спине у нее пробегает дрожь. Она жива… жива!

– Так… все кончено!

Услышав эти слова, сказанные ей на ухо, Зефирина открыла застывшие от только что пережитого страха глаза. Она приходила в себя в объятиях мужчины, черты которого не могла различить. В красноватых отблесках пожара она лишь угадывала контуры мужского лица, выделявшегося на фоне звездного неба. Это лицо склонилось над ее собственным лицом.

Со всех сторон доносились крики:

– Палатки горят… станьте цепью… не давайте огню распространяться… принесите ведра… пожар у благородных девиц!

По аллеям бежали люди. Мужчина нес Зефирину в прохладу рощи. Находясь под защитой его крепких рук, она не могла управлять своим телом. Ее колени непроизвольно дрожали, зубы стучали от страха. Одни части ее тела горели, как объятая пламенем палатка, другие же заледенели.

– Спокойно, все хорошо! – с нежностью заговорил вновь незнакомец.

Он сбросил плащ, с которого стекала вода, потом опустился на одно колено и хотел положить Зефирину на мягкую траву. В безотчетном порыве она вцепилась в камзол этого мужчины, о котором ничего не знала. Словно животное, устрашенное лесным пожаром, она искала убежища у широкой груди человека, который спас ее из ада.

– Не… не оставляйте меня одну! – простонала Зефирина, судорожно икая.

Ее руки обвились вокруг шеи спасителя. Она не давала ему уйти, крепко прижимаясь к нему.

Мужчина приблизил свое лицо к ее лицу так, что почти касался его, словно хотел проникнуть в ее истинные намерения. Блестели в темноте его черные глаза, обладавшие такой силой, что Зефирина, смущенная этим сверкающим взглядом, откинула голову назад. Ее почерневшие в огне волосы торчали вокруг лба, словно ореол, тысячами крохотных буйных прядей. Рубашка, прожженная во многих местах, позволяла свободно видеть ее обнаженное тело.

Ощущая на себе мужской взгляд, Зефирина внезапно осознала, в каком она виде. Она лихорадочно постаралась натянуть бесформенные лохмотья тонкого батиста на свою юную трепещущую грудь. Со спокойной властностью мужчина отодвинул ее руки в сторону, сказав с коротким смешком:

– Не прячьте то, что прекрасно!

У него был низкий певучий голос, в котором слышались нотки иронии. От его насмешливого тона Зефирина вдруг пришла в себя. Ей хотелось подняться, убежать, избежать новой опасности.

Слишком поздно. Сверкающие глаза смело и решительно погрузились в ее собственные. Она протестующе застонала. Губы незнакомца слились с ее губами во властном поцелуе, заставившем ее задрожать. Как-то смехотворно-беспомощно Зефирина ударила наглеца в грудь; она пыталась сопротивляться, пыталась оттолкнуть его. Совершенно не смущаясь, мужчина еще крепче сжал ее в объятиях. Его поцелуй стал еще более страстным.

Зефирина находилась во власти этого рта с мясистыми губами, которые раздвигали ее губы, покусывали язык, проникали ей внутрь, ласкали ее небо, зубы и возвращались влажные и горячие, словно для того, чтобы напиться из источника.

Никогда еще Зефирину так не целовали, никогда Гаэтан и никто из мужчин с ней так не обращался. Захваченная чудесным вихрем, Зефирина заметила со смешанным чувством ужаса и еще сохранившейся трезвости ума, что она отказалась от всякого сопротивления, находясь в объятиях незнакомца. Более того, быстро всему научившись, она даже вернула ему его долгий поцелуй с многообещающим пылом. Трепеща, приникнув к этому возвращающему ее к жизни рту, Зефирина забывала про все свои страхи; она хотела бы навсегда остаться около этого мужчины, лица которого она даже не знала, но который защищал ее своей силой.

Крики приближались. Чьи-то силуэты мелькали вокруг огня.

– Там… там… около рощи… там раненый… это женщина!

Почти грубо мужчина вырвался из ее объятий.

Всего одну секунду он своим горящим взором рассматривал лицо Зефирины, проведя двумя пальцами по ее губам. Зефирине показалось, что среди доносившихся со всех сторон криков и взрывов она услышала:

– Жаль…

Легкий смешок подчеркнул это слово.

Тотчас же став вновь невозмутимым, что указывало на наличие большого самообладания, незнакомец нежно опустил Зефирину на траву.

«Вы – лорд Мортимер? Не покидайте меня!» – хотела было крикнуть Зефирина. Она еще хотела спросить его, кто он такой, умоляя его не покидать ее. С горящими щеками, не способная произнести ни единого слова, она смотрела на него сквозь полуприкрытые ресницы. Он разогнулся, выпрямился во весь рост над ней. Зефирина протянула руку.

– Не… уходите! – удалось ей прошептать.

Словно во сне она отчетливо увидела, как он поднял руку… наверное, послал ей воздушный поцелуй…

Шагая широким шагом, гибкой, кошачьей походкой, незнакомец исчез в ночи.

Зефирина издала невнятное жалобное восклицание. Какая-то золотая повозка перевернулась в небе. Она вновь упала на траву, потеряв сознание.

ГЛАВА XXII

ТРИ ПИСЬМА ЗЕФИРИНЫ

– Это несчастный случай!

– Это неосторожность!

– Какая-нибудь плохо погашенная свеча, наверняка!

Когда Зефирина пришла в себя, она подумала, что, выйдя живой из огня, умрет от удушья. Действительно, вокруг нее царила такая суматоха, что ей не хватало воздуха.

По меньшей мере добрая сотня людей – вельможи, лакеи – топтались на лужайке. Они волновались, давали советы, дергали ее, поднимали, усаживали, затем вновь укладывали, чтобы тотчас же поднять ее вновь… Движимые самыми лучшими намерениями, они чуть не погубили ее.

У каждого было свое лекарство. Одни хотели всю ее намазать растительным маслом, другие были сторонниками того, чтобы всю ее целиком погрузить в большой сосуд с вином, уверяя, что ванна из бордосского вина – первейшее средство от ожогов. Некоторые отдавали предпочтение воде из родника. Дамы бежали к своим палаткам. И возвращались с мускусом, серой, амброй, семенами настурции, луком-резанцем, лошадиным навозом и даже засохшей грязью, перемешанной с коровьей мочой!