Молодой Сталин - Саймон Монтефиоре

Дума была “отрицанием народной революции”, – писал Сталин. “Разбить эту ловушку… беспощадная борьба с либеральными врагами народа – вот что нам нужно теперь”. Император потерял страну – чтобы вернуть ее себе, он должен был “вторично завоевать необъятную Россию”3.

Сталин и его друзья Сванидзе и Аллилуевы жили в особое время. Наместник контролировал только центр Тифлиса и свои гарнизоны. О том, что происходило в остальном городе, пишет Анна Аллилуева: “С винтовками проходят рабочие по улицам. Это дружинники… В их рядах шагают новые друзья. На низких поджарых лошадках появлялись они на окраинах Тифлиса. Мы всегда останавливались, любуясь ловкостью всадников. <…> У них повязанные башлыками головы, они в бурках и высоких мягких сапогах. Это пастухи и крестьяне пришли с гор…”4 Сосо торжествовал. “Революция гремит! – писал он. – Вновь раздался клич храбрых, вновь зазвучала затихшая жизнь”5.

Джибладзе был предводителем меньшевистских дружин. Сталин, Цхакая и Буду Мдивани руководили большевиками. Фракции союзничали, каждая контролировала свои рабочие районы6. Тифлисские пригороды “оказались в руках вооруженных рабочих”, – писал Троцкий. В Дидубе и Надзаладеви царила такая свобода, что эти районы прозвали Швейцарией. Но даже теперь, через год после “Кредо”, Сталин склонялся к грузинскому варианту марксизма, за что его критиковали в Объединенном комитете. Один из кутаисских подручных Сталина, яростный Серго Кавтарадзе, вышел из себя и назвал Сталина предателем.

“Я не хочу с тобой ссориться. Поступай как знаешь!” – спокойно ответил Сталин. Затем он зажег сигарету и не мигая посмотрел Кавтарадзе в глаза. Вероятно, именно тогда, после этого заседания, они подрались. Кавтарадзе запустил в Сталина лампой[85]7.

Сестры Сванидзе организовали театральное представление; сборы шли на нужды радикалов. Они с гордостью представили Сталина Минадоре Торошелидзе – та была под впечатлением от его речи. “Товарищи, – произнес Сталин. – Вы думаете, мы победим царя голыми руками? Никогда! Нам нужно три вещи: первая – оружие, вторая – оружие и третье – оружие!” Он начал добывать оружие. “Одной из его первых акций – и самой дерзкой – было ограбление среди бела дня трех тифлисских арсеналов, – пишет Давришеви. – В то время вооружались все, неважно какой ценой!”8

Резня в Баку и погромы в Одессе накалили обстановку в Грузии. Сталин носился между Баку и Тифлисом – в обоих городах люди пытались штурмовать тюрьмы. Казалось, что революция вот-вот победит. В Петербурге совет во главе с Троцким бросил вызов царю и объявил себя параллельным правительством[86]. В Москве большевики устроили крепость из большой фабрики на Пресне. Но царь готовился к мести: он поддерживал националистов-черносотенцев – антисемитов, которые организовали собственные боевые бригады и по всей России убивали евреев и социалистов. В фаворе были жестокие генералы, войска пришли в боеготовность. Император приказал генерал-майору Алиханову-Аварскому разбить в Грузии гурийских крестьян и чиатурских горняков: за дело взялись казаки.

22 октября черносотенцы убили семерых грузинских школьников из Первой мужской гимназии. Разгорелся бой, погиб сорок один человек, шестьдесят пять были ранены. Террористы Сталина постоянно нападали на казаков и черносотенцев9.

22 ноября на Армянском базаре в Тифлисе завязалась перестрелка между армянами и азербайджанцами. Погибло двадцать пять мусульман. Сталин и социал-демократы приказали своим подручным разнять врагов – они думали, что бойню спровоцировала охранка. Тифлис, как писал Троцкий, “кипел котлом” и был на грани гражданской войны. Отчаявшийся наместник признал, что потерял всякую власть над городом, и выдал меньшевику Джибладзе 500 винтовок для усмирения враждующих. Боевые дружины прекратили бойню, но вернуть оружие отказались.

Давришеви заметил, что большевики не принимали в этом участия: без Сталина Камо не мог решить, что делать. Во время этого столкновения Сталина в Тифлисе не было. Где же он был?10

Пока Николай готовился отвоевать свою мятежную империю, а революция приближалась к своему пику, Сталин отправился в Финляндию, чтобы лично познакомиться с “горным орлом” – Лениным.

Глава 16

1905. Горный орел. Сталин знакомится с Лениным

“Я надеялся увидеть горного орла нашей партии, великого человека, великого не только политически, но, если угодно, и физически, – вспоминал Сталин, – ибо Ленин рисовался в моем воображении в виде великана, статного и представительного”. 26 ноября 1905 года на партийном собрании Сталина и еще двоих избрали представителями от Кавказа на конференцию большевиков в Санкт-Петербурге. Около 3 декабря Сталин под псевдонимом Иванович отправился в столицу империи на встречу с Лениным. Пока Сосо и его товарищи поездом добирались на север, царская реакция усилилась: арестовали Троцкого и Петербургский совет. Сталин согласно инструкциям пришел в петербургскую редакцию эсдековской газеты “Новая жизнь”, но обнаружил, что она подверглась налету полиции. Грузинские делегаты ходили по улицам, пока не встретили друга на Невском проспекте. Это примечательная особенность эпохи: в то время такой человек, как Сталин, мог идти по главной улице столицы и наткнуться на знакомого. Такое случалось регулярно. Но в этот раз любоваться видами времени не было. Друг приютил их на два дня, пока они не встретились с женой Ленина – Крупской. Та передала им новые псевдонимы, деньги и билеты до нового места конференции – Таммерфорса, города в Финляндии. В полуавтономном великом княжестве Финляндском свободы 1905-го сохранились еще на год.

Сталин и еще сорок делегатов-большевиков, кое-как замаскировавшись под учителей, совершающих дневную прогулку, отбыли из Петербурга на поезде и приехали в Таммерфорс (ныне Тампере) в 9:09 24 декабря. Они остановились в пристанционной гостинице “Бауэр”; многие жили в двухместных номерах. Крупская писала о конференции: “С каким подъемом она прошла! Это был самый разгар революции, каждый товарищ был охвачен величайшим энтузиазмом”.

На следующее утро, в Рождество, Ленин открыл конференцию в Доме рабочих, где размещалась финская красная гвардия – большевистская милиция[87]. Сталин предвкушал встречу со своим героем и предполагал, что Ленин специально опоздает, чтобы сторонники с восторгом ожидали его. Он был поражен тем, что Ленин явился “раньше делегатов” и “по-простецки” беседовал “с самыми обыкновенными делегатами конференции”. А был ли он великаном? “Каково же было мое разочарование, когда я увидел самого обыкновенного человека ниже среднего роста, ничем, буквально ничем не отличающегося от обыкновенных смертных…”