Целитель 11 (СИ) - Большаков Валерий Петрович

«Не-е… — зевнул я, уверенный в миролюбии Кремля. — Не даст…»

Ромуальдыч, хоть и не чистокровный прибалт, но сердцем разделял идеи немецкого орднунга. А посему трудолюбиво запускал ЭВМ и прогонял тесты по «Факелу».

Ну, а мне, стопроцентному русскому, сам бог велел отлынивать. Я выглянул «на улицу», и столкнулся с Зенковым.

— Привет, «кусок»! — ухмылка моя вышла, как у гопника.

— Но-но-но! — заносчиво выразился Жека. — Эта роль ругательная, и я прошу ее ко мне не применять! Здравия желаю! Что, дублирующая полезная нагрузка?

— Типа того!

— А мне, между прочим, скоро поступать! — Зенков поднял палец и задирал его все выше с каждым определением: — В Рязанское гвардейское высшее воздушно-десантное командное…

— Да понял я, понял! — мой смешок сменился вздохом. — Все растут, один я…

— Так ты вырос уже, Мишка! Впору Михаилом Петровичем величать! Осталось в академики выйти, стать директором института, и…

—…Отлить себя в бронзе, — усмешливо кивнул я, продолжая ряд.

Мы помолчали, глядя на восход. Там небо по всему горизонту наливалось розовым. Зоревые лучи расталкивали ночную тьму, освобождая дорогу солнцу. И вот краешек светила заалел, вытягивая смутные тени. С добрым утром!

— А Пашка где сейчас, не знаешь? — спросил Женька, прищуром встречая зарю.

— Их сейчас щупают, просвечивают, просят сказать: «А-а-а»… Или, может, уже скафандры примеряют.

— Да-а… — зажмурился Зенков. — Хороший у нас класс был!

— Почему был? Он и сейчас никуда не делся.

— Ну, да! Вот, и академик из наших выйдет, и кинозвезда, и межпланетник…

—…И генерал, — подхватил я, и растопырил пальцы буквой «V». — Два генерала!

— Объявляется часовая готовность! — разнеслось по громкой связи.

Мне вдруг стало хорошо, радостно даже, а в голове зазвучала песенка, еще не сочиненная в реале: «От чистого истока в прекрасное далёко, в прекрасное далёко я начинаю путь…»

«Давно начал, — поправил я себя. — Прямо туда и иду».

Часом позже развиднелось совершенно, и над космодромом раскинулось необъятное синее небо. Лучезарный воздух сквозил, донося травяной дух, а ракета высилась пугающе близко — исполинская, как «Сатурн-5», но, в отличие от американского супертяжа, красивая и законченная в своем совершенстве.

Автобус давно убрался со стартового комплекса. Ромуальдыч погонял автоматику, погонял нас с Корнеевым, успокоился — и деловито отворял двери подземного бункера.

При запуске прячутся все… кроме космонавтов. Трое «межпланетников» терпеливо выжидали старт в огромном ТМК.

— Вниз! — приказал Вайткус, и мы с Жекой, оглядываясь, послушно скрылись за толстой дверью. Зенков первым ссыпался по гулкой лестнице, и с ходу приник к перископу.

— Отведены фермы обслуживания! — лязгала громкая связь. — Внимание! Минутная готовность…

Жека возбужденно задвигался.

— Сброс ШО… Ключ на старт! Протяжка-один…

Прапор чуть ли не танцевал на месте. Помешкав от избытка солидности, я пристроился к соседнему перископу — ракета открылась мне, словно видимая в бинокль.

— Продувка… Ключ на дренаж… Протяжка-два… Наддув…

Напряжение пульсировало, ощутимое почти физически.

— Предварительная!

Я сглотнул всухую. Заискрили «зажигалки» — и хлынули потоки огня. Бетонный пол под ногами начал подрагивать, а табло на стене вело обратный отсчет: «7… 6… 5… 4…»

— Промежуточная!

Колоссальная ракета зависла, едва приподнявшись над циклопическим стартовым столом. Рев не гулял по бункеру — он сотрясал его, распирая чудовищной мощью.

— Подъем!

— Ура… — еле слышно вякнул Зенков, а я замертвел, увидев невозможное. Немыслимое.

В оптику перископа вплывал «Б-52»… И еще один, и еще — они летели строем по четыре, уступом, как «Юнкерсы» в войну!

Эту мысль я додумывал на бегу. Сорвавшись, бросился к лестнице. Буквально взлетел, раскрутил штурвальчик запора — и вывалился наружу, под тяжкий грохот старта.

Н-1 поднималась замедленно, с царственным величием. Налетающий бомбардировщик выпустил ракеты «воздух-воздух», но их смело бушующим факелом огня.

«Факел»!' — пронзило меня.

Не, инвертор пусть лежит, куда его положили, но есть же «танк»! За мной, очумелые от грохота, в ангар заскочили Жека и часовой по кличке «Змей».

— Ворота! — заорал я. — Настежь!

Десантники бросились выполнять приказ, а я на секунду замер. «Б-52», чей рев терялся в громе старта, последовал за своими ракетами — самолет пронесся под Н-1, и титаническая тяга швырнула его вниз, ломая крыло. Битва гигантов завершилась эпично — плавно кувыркаясь, «Стратофортресс» грянулся о степь, распадаясь в клокочущих облаках пламени.

Отмерев, я нырнул в люк, тискаясь в узостях, и завел дизель. Прогревать было некогда, хватит МИУ и тех секунд, что понадобились мне — натянуть шлемофон.

Кто-то присел на место оператора. Я потянул рычаги на себя, и оглянулся. Разумеется, Ромуальдыч!

— Врубайте! — крикнул я. — К черту баланс энергии!

— Наводка за тобой! — толкнулось в наушники.

— Ладно!

«Танк» вырвался из ангара, проехался, скрежеща по бетону, и я, матерясь, перелез на сиденье наводчика. Наверное, никогда в жизни еще так не торопился.

Ракета уходила ввысь, а «Б-52» висели под небом втроем, описывая круг и оставляя за собой видимые грязные шлейфы выхлопов. Вот крайний открыл бомболюки, и вниз посыпались фугасы. Этот бомбер я и поймал в прицел, а комп взял «высотную цель» на сопровождение.

— Огонь!

Вайткус от души вдавил педаль. Мне на экране монитора хорошо была видна энергосфера, заключившая в себе едва ли четверть самолета. Но ему этого хватило — вся хвостовая часть распалась в сверхсолнечных вспышках. Фюзеляж прогорал, будто протаивал — возникали вдруг и ширились зияния с ослепительной лиловой каймой, срастаясь и распадаясь.

— Есть! — крикнул Ромуальдыч. — Готов! Драпают, что ли? А, нет… На второй круг заходят, гады!

Шепотом бранясь, я снова протолкнулся на место механика-водителя, и дал газу. «Танк» взревел, удаляясь от стартового комплекса — не хотелось бы в запарке срубить башню обслуживания.

Уж не знаю, был ли кто глазастый в американских экипажах или их предупредили заранее, но «Б-52» стали охотится за «МЯУ».

Открылись люки, и десятки авиабомб полетели к земле, бешено терзая степь. Здоровенная дура, как бы не в тысячу фунтов, рванула совсем рядом, с левого борта. Воздушная волна едва не перевернула «танк» — тяжелая машина вскинулась, замирая на одной гусенице, но тут вспух взрыв справа, и МИУ толкнуло обратно в колею. Досталось нам от этого «гостинца» изрядно — осколки гвоздили небронированный верх, как дробь — консервную банку. Сдох и загорелся двигатель, мне полоснуло по щеке, будто раскаленным лезвием, и просадило бедро.

— Да чтоб вас всех… Ромуальдыч!

— Ух… — отозвался Вайткус. — Надо же… Ты цел?

— Лишь бы наша бандура уцелела!

Электромотор взвыл, подворачивая «башню».

— Долетаешься ты у меня, зараза импортная…

Линии визира скрестились на «Б-52» с намалеванным стервятником в районе пилотской кабины.

— Огонь!

— Етта… Уцелела!

Фонтанами рентген, гамма-квантов и безобидного света забила передняя часть бомбовоза, разваливаясь до самых крыльев. Случайным рикошетом ударила отпавшая мотогондола — кувыркаясь, она догнала последний «Стратофортресс» и поразила его, разрывая борт.

Самолет перекосило, повело к земле, и я увидел, как в безоблачном небе Байконура раскрываются белые парашюты.

— Сбить? — азартно спросил Вайткус.

— Зачем? — я сдержался, чтобы не поморщиться — во рту было солоно и липко. — Бомбовоз грохнется сам, а этих… Выловим.

«Ох, до чего ж я устал…» — вязко тянулись мысли.

Щека горела резучей болью, в ботинке хлюпало… Волоча раненую ногу, я кое-как дополз до люка. Вылезти помог Ромуальдыч.

— Эк тебя…

— Да ладно…

— Зато еттих расколошматил!

— Ну, хоть что-то…