Убийца Шута - Робин Хобб

— Твой отец не имел преимущества полного обучения в Скилле. Сомневаюсь, что Гален тоже. Так много было потеряно, Фитц! Так много. Почти каждый вечер я работаю со свитками, но это не то же самое, как учиться у знающего мастера Скилла. Выяснять их смысл — дело трудоемкое. И идет оно не так быстро, как я хочу. У Неттл нет времени помочь мне. Информацией, которая содержится в них, не поделишься с кем попало, да и свитки очень хрупкие. У меня самого теперь гораздо меньше времени для ночных исследований, чем я привык. И вот свитки заброшены, а вместе с ними — кто знает, какие? — секреты.

Еще одно одолжение, изложенное в форме вопроса.

— Выбери те, которые считаешь самыми интересными. Я увезу их в Ивовый лес.

Он нахмурился.

— Ты не можешь приезжать сюда, чтобы работать с ними? На неделю в каждом месяце? Мне не хочется отправлять их далеко от замка.

— Чейд, на мне жена, ребенок, усадьба. У меня нет времени шататься туда-сюда.

— Колонны Скилла упростили бы твое «шатание».

— Я не буду этого делать, и ты знаешь, почему.

— Я знаю, что много лет назад, вопреки всем советам, ты, за очень короткое время, неоднократно использовал камни. Я не говорю, что ты должен приходить каждый день. Я предлагаю тебе приходить раз в месяц, приносить переведенные свитки и брать новые. Я читал, что когда-то были курьеры Скилла, которые не меньше чем ты, а то и чаще использовали столбы.

— Нет, — я оборвал спор.

Он наклонил голову в другую сторону.

— Тогда почему бы тебе не привезти Молли и ребенка в Баккип? Нам не трудно найти нового управляющего для Ивового леса. И у Би бы все преимущества, которые мы обсуждали. Ты мог бы мне помочь с переводами и другой работой, познакомиться поближе с молодым Лантом, и уверен, Молли была бы рада чаще видеться с Неттл и…

— Нет, — твердо повторил я. У меня не было никакого желания браться за «другую работу», которую он мог предложить мне. И показывать ему мою глуповатую дочь. — Я счастлив там, где живу, Чейд. Я спокоен и хочу остаться таким.

Он шумно вздохнул.

— Что ж, хорошо. Отлично.

Это прозвучало по-стариковски обидчиво. Следующие его слова обеспокоили меня.

— Не осталось никого, с кем я могу говорить свободно, как с тобой. Полагаю, наше время уходит.

— Полагаю, ты прав, — согласился я и не добавил, что, возможно, это и к лучшему.

На этом мы закончили. Думаю, он наконец смирился, что я отошел от внутренней политики дворца. Если бы появилась необходимость, я бы вернулся, но никогда не согласился бы жить в замке и снова принимать участие в его замыслах. Розмэри вполне подходила для этой роли, а за ней придут ее ученики. Не Фитц Виджилант, конечно. Хотел бы я знать, обрадует это парня или огорчит.

Несколько последующих месяцев я боялся, что Чейд постарается вернуть меня. Напрасно. Свитки для перевода доставлялись пять-шесть раз в год. Дважды его курьеры были учениками Скилла, которые приходили и уходили через столбы. Я не сердился. Когда это произошло второй раз, я убедился, что Неттл все знает. Она сказала немного, но после этого все курьеры приезжали на лошадях.

Несмотря на то, что мы часто общались с Неттл, Дьютифулом и Чейдом, казалось, они решили отпустить меня на волю. И в случайные бессонные ночи я задавался вопросом, грустно или радостно мне от такого отстранения от темной стороны политики Видящих.

Глава девятая

Детство

Не зря я боялся за молодого Ланта. Он совершенно непригоден для тихой работы. Когда я впервые сказал ему, что готов закончить его обучение и найти для него более подходящее место, я не думал, что он настолько огорчится. Он умолял меня и Розмэри дать ему второй шанс. Вопреки самому себе, я согласился. Наверное, с возрастом я стал мягче сердцем и слабее умом, но не капли не добрее. Мы продолжили тренировать его и делиться необходимыми знаниями. У него очень проворные ловкие руки, но не настолько, чтобы освоить приемы, необходимые для мгновенного использования. Тем не менее признаюсь, я надеялся, что парень пойдет по моим стопам.

Розмэри меньше сомневалась в нем и предложила дать ему задание. Я испытал его на краже, и он совершил ее. Розмэри предложила мелкое отравление. Целью выбрали простого гвардейца. Мы сказали ему, что этот человек брал взятки и активно шпионит для чалсидианской знати. Тем не менее за три дня, при всех подходящих условиях, Лант не смог выполнить задачу. Он вернулся к нам пристыженный и мрачный. Он просто не мог заставить себя оборвать чью-то жизнь. Я не стал говорить ему, что «яд» был всего лишь тонко измельченной специей и не смог бы навредить человеку. Рад, что мы не проверяли его в серьезном задании.

В результате Лант теперь сам понимает, что не подходит для этого ремесла. К моему удивлению, он заявил, что не против прекратить обучение, если при этом не потеряет мою дружбу! И вот, чтобы облегчить его переход, думаю, я должен еще ненадолго задержать его в Баккипе. Я прослежу, чтобы он получил надлежащее образование, чтобы стать учителем, и достаточно тренировок с оружием, чтобы соответствовать званию телохранителя.

И только тебе я признаюсь, что, к сожалению, крайне разочарован в нем… Я был так уверен, что нашел достойного преемника. К счастью, второй кандидат найден и уже приступил к обучению. Кажется, она способная, но кто знает, что будет дальше. Посмотрим. Конечно, все это я говорю, уповая на твое благоразумие. Подумать только, когда-то я сам учил тебя не доверять таких вещей бумаге, а теперь это единственный способ скрыть мои мысли от группы. Как же изменились времена.

Есть вещи, которые мы открываем и узнаем слишком поздно. Еще хуже секреты, которые не являются секретами, горести, с которыми мы живем и не признаемся друг другу.

Би не была ребенком, о котором мы мечтали. Я прятал свое разочарование от Молли, и, думаю, она делала то же самое для меня. Медленные месяцы отстучали год, прежде чем я увидел, что наша дочь изменяется. Хотя возраст Молли сказывался и на ее теле, и на духе, она не позволяла никому заботиться о ребенке и безмолвно несла свою растущую печаль. Я хотел помочь ей, но девочка явно избегала моих прикосновений. На какое-то время я погрузился в мрачное настроение, потерял аппетит и желание что-то делать. Казалось, дни мои закончатся головной болью и изжогой. Я просыпался по ночам и не мог уснуть, беспокоясь за ребенка. Она оставалась младенцем, маленьким и чахлым. Рвение Чейда распланировать ее образование и возможный брак стал кисло-сладким воспоминанием. Когда-то мы могли надеяться на это. Но прошедший год лишил нас всех надежд.

Я не помню, сколько было дочке, когда Молли сломалась в первый раз и разрыдалась на моих руках.

— Мне очень жаль, мне так жаль, — повторяла она, и мне потребовалось какое-то время, чтобы понять, в чем она винит себя. — Я слишком старая, — сказала она сквозь слезы. — И ребенок никогда не вырастет. Никогда, никогда, никогда!

— Давай не будем спешить, — ответил я ей со спокойствием, которого не чувствовал.

Почему мы скрывали наши страхи друг от друга? Возможно, потому, что обмен ими сделал их более реальными. Я не хотел признавать их.

— Она здорова, — сказал я Молли, рыдавшей в моих руках. Я наклонился, чтобы прошептать ей на ухо: — Она хорошо ест. Она спит. У нее гладкая кожа и ясные глазки. Она маленькая и, возможно, медленно, развивается, но она будет расти и…

— Перестань, — глухо взмолилась Молли. — Прекрати, Фитц!

Она немного отстранилась и посмотрела на меня. Ее волосы цеплялись за ее мокрое лицо, как вуаль вдовы. Она тяжело вздохнула.

— Притворство ничего не изменит. Она ненормальна. И не только ненормальна, но и слаба телом. Она не переворачивается, не держит головку. Даже не пытается. Она просто лежит в колыбели и смотрит. Ей даже плакать трудно.

И что я мог сказать ей? Молли — женщина, которая родила семь здоровых детей. А у меня Би была первым младенцем, с которым я столкнулся.

— Неужели она действительно настолько отличается от нормального ребенка? — спросил я беспомощно.

Молли кивнула.

— И всегда будет такой.

— Но она наша, — возразил я тихо. — Она — наша Би. Возможно, она именно то, что должно быть.

Я не помню, что я хотел сказать этим. Я знал, что не заслужил этого, когда она неожиданно зарыдала, а затем крепко обняла меня и сказала, уткнувшись в мою грудь:

— Значит, ты не разочарован и не стыдишься ее? Ты все еще можешь любить ее? Ты еще любишь меня?

— Конечно, — сказал я. — Конечно и навсегда.

И хотя я утешил ее случайно, а не намеренно, я был рад, что сделал это.

Так мы открыли дверь, которая больше не закрывалась. После того, как мы признали, что наша маленькая девочка, вероятно, останется такой навсегда, мы начали говорить об этом. И все равно мы обсуждали ее не при слугах, днем, а по ночам, в постели, с ребенком, спящим в колыбельке рядом. Ибо, признав, мы не хотели принять такое положение вещей. Молли винила свое молоко, и попытался приспособить маленькие соски, чтобы подкормить малышку коровьим, а затем и козьим молоком, но без особенного успеха.