Как общаться с вдовцом - Джонатан Троппер

— Все в порядке, пап.

— И я тебе ничем не помог.

— В этом нет твоей вины.

— Дуг, мне так жаль.

Я закрываю глаза, а когда открываю, отец протягивает ко мне руки. Из-под моих мокрых ресниц, как пули, вылетают слезы; я судорожно всхлипываю и падаю к нему на грудь. Он обнимает меня и нежно укачивает, обняв теплой сухой ладонью за шею; макушкой я чувствую его подбородок. Думаю, впервые со смерти Хейли я плачу у кого-то на груди — странное, сложное чувство. Я реву как последний дурак, пока у меня не остается больше слез, словно все предыдущие рыдания были лишь генеральной репетицией безысходного плача на доброй, крепкой отцовской груди.

— В детстве ты никогда не плакал, — когда я успокаиваюсь, говорит отец. Он отходит на шаг и кладет мне руки на плечи. — Мы даже думали, что с тобой что-то не так.

— Так и было.

Он качает головой.

— Дуг, давай вернемся.

— Я скоро приду. Через минуту.

— Ты уверен, что с тобой все в порядке? — спрашивает он, вглядываясь в мое лицо.

Я киваю и слабо улыбаюсь.

— А у меня есть выбор?

— Вот и молодец, — тепло улыбается отец и уходит.

Спустя несколько минут я все еще стою и таращусь в иссиня-черное небо, икая от недавней вспышки чувств. Вдруг из полумрака стоянки появляется силуэт. У меня немного кружится голова и туманится в глазах от рыданий, поэтому я не сразу узнаю в нем Дейва Поттера. На нем брюки от костюма и рубашка, волосы выглядят так, будто из душа он попал прямиком в аэродинамическую трубу.

— Дуг, — цедит он.

— Ты опоздал, — отвечаю я.

И тут я замечаю у него в руке пистолет.

Глава 37

Пистолет Дейва — шестизарядный «магнум» или «спешиал» 38-го калибра, точно не могу определить, — один из тех револьверов, в которые сначала вставляют патроны, потом демонстративно вращают барабан, как колесо, и резким движением ставят со щелчком на место. Я представляю, как Дейв Поттер стоит в кабинете у дорогого стола красного дерева и заряжает револьвер. Черт подери, как можно держать в пригороде такие пистолеты? У Дейва же дети. Он что, статистики не знает?

Дейв не целится, рука с пистолетом опущена. На секунду меня осеняет надежда, что он не станет наводить на меня револьвер, что Дейв долго раздумывал, стоит ли меня пристрелить, и передумал. Интересно, слушал ли он по дороге сюда радио в машине, подпевал ли музыке, включал ли поворотники? Но тут Дейв издает тихий сдавленный звук и прицеливается мне прямо в грудь.

В меня никогда раньше не целились, но, как и многие, я себе это неоднократно представлял. Я воображал, под каким углом в меня будут целиться, как именно я отберу у противника оружие — то ли выбью пистолет молниеносным ударом ноги в духе Чака Норриса, то ли просто выкручу нападающему руку приемом джиу-джитсу, попутно выбросив пушку, и швырну его на пол. Дейв старше меня, и реакция у него медленнее, так что мне, пожалуй, удастся его побороть. Вот только что-то странное творится с силой тяжести: внезапно мне кажется, будто я вешу полтонны, ботинки словно прибиты гвоздями к полу, а задница так сжалась, что я задаюсь вопросом, не придется ли ее разжимать хирургическим путем. Мне остается только таращиться на темный ствол револьвера Дейва, в животе у меня кромешный ад, внутренности переворачиваются, и меня так и подмывает броситься сломя голову за стойку, опрокинуть столы, прижаться к стене.

— Дуг, — снова произносит Дейв.

— Дейв, — отвечаю я, — как дела?

— Так себе. — Его лицо озаряет ухмылка маньяка, которая пугает меня почище пистолета. — Если честно, хреново.

Я киваю, разглядывая его потное красное лицо. Надо его разговорить, впихнуть как можно больше слов между моей грудью и дулом пистолета. Трудно убить человека на середине фразы. Так Джеймс Бонд тянет время до появления коммандос: ведет непринужденную беседу.

— Ты что, хочешь меня застрелить, Дейв? — спрашиваю я. Может, звук этих слов приведет его в чувство.

— Ты ее трахал, Дуг! — орет он на меня так, что я вздрагиваю. — Ты трахал мою жену!

На секунду я задумываюсь, стоит ли все отрицать. «Что? — переспрошу я, сделав круглые глаза. — Я трахал? Послушай, не знаю, что у вас там с Лейни случилось, но я к ней пальцем не прикоснулся, Дейв. Ни разу!» Я выскажу это предельно искренне и громко, чтобы он задумался над моими словами, и все будет нормально. Ведь не станешь же стрелять в того, кто, может, спал с твоей женой, а может, и нет? Мне кажется, прежде чем решиться на такое, нужно быть абсолютно уверенным.

Но я вижу, что он все знает: что бы ни наговорила ему Лейни, он поверил всему, и если я буду все отрицать, его это только разозлит и подтолкнет нажать на курок.

— Дейв, — говорю я, — не хочешь же ты меня пристрелить?

— Ну, твою-то жену никто не трахал, так откуда тебе знать, чего я хочу?

— Ты прав. Извини.

— Будь ты проклят, Дуг.

Он подходит на два шага ближе, так, что мне видно, как у него дрожит от гнева подбородок, как яростно набухли вены на шее, и прицеливается мне прямо в лицо. Дейв стоит метрах в трех от меня. Он не промахнется.

— Ты ее трахал, Дуг. Как будто она — просто баба с улицы. Ты обошелся с матерью моих детей как со шлюхой!

— Дейв, я запутался. Прости меня. Мне было так плохо, у меня до сих пор голова кругом идет…

— Ты еще поплачь, Дуг, поплачь! — выкрикивает он истерически, тыча в меня пистолетом. — Новая стадия скорби? Отрицание, гнев, препирательства и секс с женой приятеля?

— Дейв, пожалуйста, успокойся.

— Заткнись!

— У тебя ведь дети.

— Не смей говорить мне о детях.

— Прости.

— Заткнись! — орет он, чуть не плача.

Я затыкаюсь. Дейв сверлит меня взглядом, пот на его лице блестит в свете фонарей, а я таращусь на ствол револьвера. Палец Дейва лежит на спусковом крючке, и я с ужасом понимаю, что меня вот-вот пристрелят. Я закрываю глаза и пытаюсь вызвать в памяти образ Хейли. Будь что будет, но если мне суждено умереть, то я умру, шепча ее имя, представляя себе ее лицо. «Хейли», — бормочу я, точно молитву, и вижу ее под закрытыми веками: она улыбается, она меня любит, и, кажется, я готов.

— Что здесь, черт подери, происходит?

Услышав голос отца, я вздрагиваю и открываю глаза. Клэр верещит. Они стоят в проеме двери, открыв от изумления рты.

— Все в порядке, — поясняю я.

— В порядке? — переспрашивает Клэр. — Ты шутишь?

— Опусти пистолет, сынок, — приказывает отец, медленно приближаясь к Дейву.

— Не подходите! — Дейв переводит револьвер на отца. Тот поднимает руки, но не двигается с места.

— Все в порядке, сынок, — говорит отец.

— Он трахал мою жену! — произносит Дейв срывающимся голосом.

— Ну и что, черт подери? — кричит Клэр.

— Дуг, это правда? — интересуется отец, не сводя глаз с Дейва.

— Да, — признаюсь я.

— Ладно, — отвечает отец и делает шаг к Дейву, который снова целится мне в голову. — Тебя оскорбили. Тебе больно. Ты хочешь отомстить. И это понятно. Но это не выход.

— Я его убью.

— Не убьешь, — мягко настаивает отец. — Ты хочешь его убить, и никто тебя за это не осудит, но ты же не думаешь, что это выход из положения. Надо просто перетерпеть, сынок, вот и все. Тебе больно, сердце кровью обливается, все перевернулось с ног на голову. Всех нас бьет жизнь. Но мы оправляемся и меняемся. Мы же мужчины — мы привыкаем. А привыкнув, лучше держим удар. И живем дальше.

— Он не заслуживает того, чтобы жить, — выдыхает Дейв со слезами на глазах, и пистолет дрожит в его руке.

— Это не тебе решать, — возражает отец. — Тебе и так есть, чем заняться. У тебя есть семья? Дети?

— Да, — кивает Дейв, дрожа всем телом от напряжения, но не отводя пистолета от моего лица.

— Тогда ты в первую очередь должен подумать о них, — твердо говорит отец. — А потом о себе, о том, какие тебе предстоят перемены, как ты со всем этим справишься. Потому что ты справишься. Но если ты спустишь курок, у тебя не останется выбора — только засунуть дуло себе в рот. Ты к этому готов?

Дейв таращится на меня, дрожа и потея, и мне уже хочется, чтобы он нажал на спусковой крючок — лишь бы не видеть, как его лицо исказила боль, которую причинил я, потому что слишком был занят собой, чтобы подумать о других.

— Дуг, — говорит, точнее, почти стонет он.

— Все в порядке, Дейв, — отвечаю я, глядя ему в глаза. — Я все понимаю. Я готов.

— Дуг, заткнись, черт тебя подери! Нет! — сквозь слезы орет на меня Клэр. — Это неправда!

Дейв смотрит на меня долгим взглядом и — о чудо — печально улыбается.

— Не думал я, проснувшись сегодня, что все так получится.

— Как и я, — соглашаюсь я.

Дейв опускает пистолет, и тут из темноты стоянки внезапно появляется Расс. Он бросается на Дейва, перехватывает пистолет, и, прежде чем они оба, увлекаемые инерцией Рассова рывка, падают с ног, раздается оглушительный грохот, перекрывающий все остальные звуки. Я вижу, как из дула вырывается вспышка, и вот уже Дейв с Рассом, сцепившись, катаются по земле. Я вижу, как с грохотом падает пистолет на булыжник, вижу, как верещит Клэр, как кричит отец, показывая на меня пальцем, но не слышу ни звука. Вокруг гробовая тишина, и я недоумеваю, куда же попала пуля. Расс лежит на земле без движения, Клэр вопит, отец оглядывается в растерянности, ошеломленный Дейв поднимается на ноги, а Расс так и лежит. О господи, он не встает. Я чувствую, как горло мне разрывает крик. Пусть он шевельнется, не может быть, чтобы его застрелили, он не должен умереть. Кирпичи стены через пиджак впиваются мне в спину. Расс, пожалуйста, шевельнись, встань, дай понять, что ты жив, я куплю тебе машину, я куплю тебе «феррари», если ты просто пошевелишься. И тут Расс переворачивается на живот и, опираясь на руки, встает. Расс смотрит на меня круглыми от ужаса глазами, а я так счастлив, у меня просто камень с души свалился, и мне на все наплевать — ведь Расс жив. Но Расс растет, парит надо мной, и Клэр с отцом тоже взлетают, как воздушные шары, поднимаются выше и выше. Какой странный фокус: моя семья, как по волшебству, взлетает и парит высоко надо мной. Тут ко мне возвращается слух, и меня заливает какофония звуков. Я чувствую, что мой бок влажный и горячий. В груди и животе разливается тепло; я понимаю, что лежу на дорожке, таращась на металлический каркас навеса.