Канун дня всех святых - Чарльз Вильямс

Когда оно почти достигло ограды, Бетти отпустила Джонатана и побежала за ним. Быстрым и сильным движением она схватила гомункула за руку и воскликнула:

- Эвелин, остановись же!

Клерк встал. Как только восковая фигурка освободилась от его сосредоточенного внимания, она повалилась набок и повлекла за собой давно утратившую равновесие леди Уоллингфорд. Клерк в это время шагнул к ограде, так что она упала поперек кресла. Кукла, которую она никак не могла отпустить, оказалась под ней, на сиденье. Повернув голову, леди Уоллингфорд смотрела на гомункула, о котором ничего не знала, и видела свою дочь, свою соперницу и ненавистного врага. Она держала за руку странное создание. Эта Бетти была совершенно свободна от нее. Она смотрела словно глазами Джонатана и видела добрую, прекрасную, истинную Бетти. Вот уж кто не имел ничего общего с куклой, которую она продолжала беспомощно сжимать окровавленными пальцами. Именно в кукле сосредоточилось для матери все, что она считала дочерью, но по мере того как кровь все глубже окрашивала воск, в магической фигурке оставалось все меньше и меньше от Бетти, зато все больше и больше от самой леди Уоллингфорд. Она сама сделала первый шаг и теперь медленно занимала в ритуале симпатическей магии место Бетти. Она лежала, неподвижная, жесткая, навалившись на край кресла, а из двух маленьких ранок продолжала капать кровь, исчезая в недрах ненасытной фигурки.

Клерк сделал быстрое яростное движение, и ропот недужных созданий утих. Он оглядел круг, собирая их жалобные взгляды, потом он поднял руку, указал на гомункула и распорядился:

- Уберите это отсюда!

Однако его приказ остался без последствий. Правда, кое-кто из легких больных оглянулся, но тут же перевел взгляд обратно. Нет, о прямом неподчинении и речи не шло, их удерживало бессилие. Кто-то - в такой толпе трудно было понять, кто именно - жалобно произнес:

- Вылечи нас, отец!

Гомункул, словно не замечая цепляющейся за его руку Бетти, сделал еще несколько шагов. Оказавшись возле ограды, магическая форма решительно поставила одну ногу примерно на полдюйма внутрь круга и остановилась, словно не могла продвинуться дальше. Бетти по-прежнему держала ее за руку, больше она ничего не могла сделать.

- Лестер, помоги мне! Я не могу ее удержать! - крикнула она.

Но уже ни нахмуренные брови Клерка, ни руки Бетти не могли сдержать безумный порыв падшей души.

Эвелин обуял страх, что даже это убежище, в котором она кое-как существовала, у нее отнимут. Она прекрасно видела ограду, для нее это была самая настоящая стена, и если только она сможет протащить внутрь это тело, то окажется в безопасности. Что-то влекло ее туда. С тех пор как они оказались в доме, Лестер уже не нужно было понукать тело, оно и так рвалось вперед. Сдержать его, она тоже не могла. Правда, Бетти все еще цеплялась за руку нежити. Словно чувствуя, что ей не справиться одной, она откинула назад другую руку, и Джонатан, правильно оценив это движение, прыгнул вперед и схватил ее. Кажется, только теперь Клерк заметил их.

Джонатан и Бетти были слишком заняты, они попросту не обратили внимания на его взгляд. Отвечать пришлось Ричарду. Горький смерчик взвихрился в его сердце, когда он вспомнил, как этот тип предлагал ему вернуть Лестер или, наоборот, убрать навсегда, как будто это от него зависело! До этого Ричард стоял у двери, но теперь двинулся вперед и он. Если Лестер предстоит уйти, она уйдет достойно. Он подошел к остальным и взял у Джонатана картину.

- Отец Саймон, - проговорил он, - моя жена хочет, чтобы мы вернули вам кое-что. Возьмите, - он небрежно бросил картину. Рулон свободно пролетел через обе незримых преграды и ударил Саймона в плечо. Клерк неожиданно взвизгнул. Ричард принял величественную позу и продолжал:

- Если бы в свое время я не оказался таким дураком, то у вас не было бы возможности...

- Дорогой, тебе обязательно хочется быть таким жестоким? - перебил его немного насмешливый голос Лестер. - Просто скажи ему то, что должен сказать - этого будет довольно.

Ричард совсем забыл о своем поручении, но теперь вспомнил.

- А.., да, - совсем не величественно пробормотал он, - только мне почему-то кажется, что в этом уже нет необходимости. Ладно. Мистер Клерк, я должен сообщить вам, что Лестер свободна от вас, и Бетти тоже, а скоро и весь мир освободится. Но перед тем как это произойдет, я уполномочен предложить вам все царства земные со всей их славой. Вас просят встретиться с двумя другими властителями душ. Вы, насколько я понимаю, собрались... Господи, с чего я это взял?., собрались править миром. Но, по-моему, мы пришли вовремя. Посмотрим, захотят ли этого ваши коллеги.

Внезапно настала тишина. Все, даже Клерк, невольно вслушивались. В зале раздавался беззвучный голос.

Лестер по-прежнему совершенно ясно воспринимала происходящее. Именно поэтому она сразу заметила перемену в своем окружении. Она вошла в дом вместе с друзьями, вошла в зал вместе с толпой, но когда Ричард выступил вперед и начал говорить, а она перебила его, узы кособокого тела вдруг исчезли. Оно само выпустило ее, выпустило еще на пороге зала, и сразу же она оказалась опять под дождем. Он лился, не переставая, и увлекал ее.., в Темзу? нет, в какую-то другую реку, шире Темзы. Откуда в доме дождь?

Бледный, призрачный свет в зале изменился. Казалось, свежие, прохладные капли принесли с собой новое, неяркое сияние. Его отсвет лег на реку, придал залу совершенно новые очертания. Да-да, зал со всеми здоровыми и калеками тоже оказался под дождем, река текла сквозь него. Свет походил на зарю, вот только красного слишком много для предрассветных сумерек. А в дождевых каплях и речных извивах переливались алые и розовые, богатые, насыщенные тона.

Лестер снова ощутила свою отделенность. Это было похоже на острую боль посреди великой радости. Она отдалась ощущению, она согласилась на это давным-давно - может, когда вышла замуж за Ричарда, а может, соглашалась только сейчас, когда покидала его. Сердце у нее упало: зачем ей бессмертие и слава без него? Однако только без него она сможет быть тем, чем стала. Все, все кончалось, именно теперь, после стольких приготовлений наступала подлинная смерть. Она испытывала совершенную и чистую радость смерти, и это было так горько, что почти невозможно вынести. С каждым мгновением небо над ней становилось все более высоким и чистым; а дождь продолжал идти - его источник скрывался где-то в недоступной вышине, выше любых облаков. Мириады капель соткали в воздухе сетку косых линий; касаясь поверхности реки, каждая из них взрывалась крошечным фонтанчиком. Своим новым совершенным восприятием Лестер успевала замечать каждую капельку и одновременно видела их все вместе, а еще - текущую реку, чистое небо, и себя, но уже не телесным существом, а точкой, искоркой света в воздухе. А потом она перестала осознавать себя, и больше не думала ни о своих тяготах, ни о своей радости. Великие воды, текущие вокруг нее и внутри нее, несли вечное спасение; среди них, как островок, затерялся круглый зал и в нем - несколько маленьких смертных. Лестер видела теперь, что сверху он совершенно открыт водам реки и небесного дождя. Она видела там и Ричарда, только теперь это было уже неважно, потому что пришло спокойное понимание: он по-прежнему необходим и бесконечно дорог ей, но все, что было связано с ним, лежало в неизмеримой глубине вечного потока, она могла обрести это снова только в его водах или в блестках дождя. Ни о каком их будущем союзе она вовсе не думала; иначе чувство отделенности стало бы неполным, а дождь перестал бы нести в себе радость.

Она не могла понять, идет ли дождь в самом зале.

Если и шел, то, наверное, незримо для нее. Но пространство над ним продолжало оставаться распахнутым, а издали к дому приближались две фигуры. Прямо по водам шагали двое с огромными головами, закутанные в огромные плащи, удивительно похожие на Саймона; просто два Саймона, пришедшие издалека к Саймону здешнему.

Сначала ей показалось даже, что там целая вереница Саймонов, но потом она поняла, что их всего двое. Они направлялись прямо к проему над залом, и едва увидев их, Лестер вдруг остро ощутила, что никогда, ни при каких обстоятельствах не попросила бы этих людей принести ночью стакан воды. Она не осмелилась бы выпить то, что они принесут. Яд, подсыпанный в питье - это всего лишь человеческая злоба, понятная и в общем-то простительная для любого человеческого существа. Здесь же чувствовалась холодная инфернальная неприязнь ко всему живому. Они проходили словно бы под ней, хотя она не могла понять, откуда смотрит на них, и когда прошли, Лестер ужаснулась. На миг ей показалось, что внизу - не они, а она сама. Фигуры с огромными головами и в огромных плащах просто не могли иметь с ней ничего общего, и все-таки они были ею - двойственные, необъятные, скрытные, идущие сквозь внечувственный дождь по неподатливой воде, отвратительные, сами преданные только отвращению; словно в призрачном Городе ее ранней смерти она пошла по другому пути, и через глубокие туннели вышла к этой воде, чтобы разрастись, закутаться в плащ и отправиться дальше к тихому и страшному концу. Так вот каким был другой путь, тот, по которому она не пошла. Фигуры прошли, свет у них за спинами сгустился до кроваво-красного, потом стал багрово-огненным и, взметнувшись стеной, последовал за ними, впитывая и очищая то отвращение, которое исходило от них. А позади оставалась свобода, красота и свежесть воды и света.