Власов против Сталина. Трагедия Русской освободительной армии, 1944–1945 - Иоахим Гофман

Правда, разрешение на дальнейший марш к югу не означало, что группа армий окончательно отказалась от мысли использовать русскую дивизию на фронте. Напротив, генерал-майор Буняченко еще не раз был вынужден противостоять попыткам Шёрнера включить русских в германский оборонительный фронт и частично не посвящал в свои подлинные намерения и дальнейшие шаги даже начальника германской команды связи. 1-я дивизия РОА, тронувшаяся с места как раз вовремя, чтобы избежать клещей 1-го Белорусского и 1-го Украинского фронтов, в боевом порядке, обезопасив от неожиданных танковых атак свой левый фланг, обращенный к врагу, 16 апреля 1945 г. достигла Зенфтенберга, 17 апреля – Хойерсверды [429]. Но вместо того чтобы, как предусматривал новый приказ группы армий, резко повернуть на восток, заняв оборонительные позиции у Козеля, к северо-западу от Гёрлица, Буняченко продолжил марш в южном направлении и 18 апреля достиг Каменца. Командующий группой армий, видимо, смирившись с этим самовольством, был теперь согласен и с дальнейшим маршем дивизии в Богемию, хотя указание фюрера от 1 февраля 1945 г., собственно, «запретило передислокацию туземных добровольцев славянской национальности в протекторат», чтобы предотвратить возможное братание с чехами [430]. Однако генерал-фельдмаршал Шёрнер, во всяком случае, потребовал погрузить подразделения в Радеберге под Дрезденом в железнодорожные вагоны. Но это, в свою очередь, ввиду растущей напряженности с немцами, ни в коей мере не входило в планы Буняченко, который уже при марше на Одерский фронт в марте опасался, что погрузка в вагоны приведет к потере сплоченности и боеспособности. Поэтому, прибыв 19 апреля в Радеберг и разбив свою штаб-квартиру в Уллерсдорфе, он отверг погрузку в вагоны под предлогом мнимой угрозы району погрузки со стороны противника. Дивизия, вопреки приказу, повернула на юго-запад и достигла 21 апреля передовыми частями, а 22 апреля своими основными силами Бад-Шандау.

Здесь Шёрнер предпринял новую попытку повернуть русских на восток, к фронту. Поскольку в группе армий больше не было особого доверия к майору Швеннингеру, которого упрекали в том, что он потерял свою независимость и находится под «сильным влиянием» Буняченко [431], Шёрнер 23 апреля велел в обход германской команды связи, через офицера связи майора Нойнера, напрямую доставить командиру дивизии приказ о сооружении и занятии оборонительного рубежа под Хайдой, севернее Бёмиш Лейпа [ныне соответственно Нови-Бор и Ческа-Липа, Чехия. – Прим. пер.]. Буняченко для вида согласился с этим и выразил также готовность 24 апреля в 17.00 самому приехать в Хайду с целью получения инструктажа о своей задаче от Шёрнера. Однако в указанное время вместо него появился командир разведывательного батальона майор Костенко, доложивший фельдмаршалу, который уже с трудом сдерживал себя, что его генерал, к своему большому сожалению, не смог прибыть лично, т. к. попал в автомобильную аварию. В действительности Буняченко использовал это время, чтобы предпринять шаг, решающий для жизни его дивизии. Он велел своим частям перейти мост через Эльбу у Бад-Шандау. Это событие в ночь с 23 на 24 апреля 1945 г. наглядно отображено подполковником Артемьевым [432]. Мост через Эльбу был уже подготовлен к взрыву и занят командой немецких саперов, которая отказала дивизии в переходе без разрешения. Командир дивизии, не сумев переубедить старшего из офицеров, велел выехать вперед колонне санитарных машин и попросил пропустить хотя бы раненых. Когда это было разрешено и был освобожден узкий проход, а санитарные машины въехали на мост, сразу же за ними последовали танки, кавалерия и дивизионная артиллерия, занявшая огневую позицию на противоположном берегу. В то время как подполковник Николаев, руководивший переправой у въезда на мост, еще вел переговоры с офицером из группы армий, который прибыл, чтобы приобрести ясность о намерениях дивизии и добиться ее возврата, колонны «упорядоченно и дисциплинированно» непрерывным потоком двигались по мосту. Ранним утром 24 апреля 1945 г. 1-я дивизия РОА оказалась на западном берегу Эльбы, пока что в относительной безопасности перед приближающейся Красной Армией, а также перед инсинуациями фельдмаршала Шёрнера. Говорят, что генерал-майор Буняченко тщетно пытался из Бад-Шандау установить связь с американскими войсками [433]. Во всяком случае, теперь, поскольку путь на запад был закрыт, дивизия двинулась через Эльбзандштайнгебирге [Эльбские Песчаниковые горы. – Прим. пер.]. В районе горы Хоэ-Шнееберг, западнее Течен [ныне соответственно Дечински-Снежник и Дечин, Чехия. – Прим. пер.] – Боденбаха, командир дивизии объявил двухдневный отдых. После полудня 26 апреля 1945 г. дивизионный штаб был извещен по радио, что на следующий день в штаб-квартиру дивизии в Шнееберге прибудет самолетом лично Шёрнер. Буняченко, который в гористой местности вблизи старой германско-чешской границы чувствовал себя довольно уверенно, на этот раз проявился со своей выигрышной стороны – не в последнюю очередь потому, что его запасы горючего и продовольствия подходили к концу и срочно требовали пополнения [434]. В указанное время утром 27 апреля 1945 г., когда офицеры дивизионного штаба явились для приветствия и была выстроена рота почетного караула с оркестром, чтобы отдать фельдмаршалу причитающиеся почести, вместо него из самолета вышел лишь начальник штаба группы армий генерал-лейтенант фон Натцмер, также «встреченный с большой помпой», который передал категорический приказ Шёрнера об отправке на фронт, на сей раз под Брюнн в Моравии [ныне Брно, Чехия. – Прим. пер.] [435]. Буняченко снова заявил о своем согласии, но в ходе последующей беседы еще раз отказался от погрузки в железнодорожные вагоны, с чем и примирился его собеседник. Генерал-лейтенант фон Натцмер отказался от своего требования, но вместо этого указал дивизии маршрут непосредственно в тылу группы армий и затем разрешил выдать горючее и продовольствие на неделю [436]. Все было, казалось, наконец-то урегулировано, соглашение достигнуто, и два генерала расстались, «заверив друг друга в своем уважении и почтении». Но видимость была обманчивой.

«Идти за хлеб? Нет!» – сказал Буняченко своему начальнику штаба [437]. Он сейчас менее чем когда-либо был склонен позволить перемолоть себя в боевых действиях на фронте, но опасался последствий открытого нарушения слова, тем более что Натцмер угрожал серьезными мерами. Больше не желая нести ответственности в одиночку, он вновь созвал своих командиров и попросил каждого из них, по порядку их полков, высказать свое мнение о том, нужно ли следовать немецкому приказу или нет. Не считая подполковника Архипова, командира 1-го полка, полковые командиры Артемьев, Александров-Рыбцов, Сахаров, Жуковский, Максаков, начальник штаба, командир разведывательного батальона и другие командиры высказались за то, чтобы, невзирая на немецкие требования, продолжить движение к югу до запланированного соединения с остальными частями Освободительной армии уже по той причине, что любые действия на фронте неминуемо закончились бы уничтожением частей и русские солдаты, в отличие от немецких, не имели возможности сдаться в плен Красной Армии. И подполковник Архипов заявил, что, как старый солдат, разумеется, выполнит любой приказ своего командира дивизии, но одновременно высказался за то, чтобы последовать приказу группы армий боевым порядком двинуться маршем в направлении Брюнна и попытаться в районе Праги примкнуть к отступающим немецким частям [438]. Генерал-майор Буняченко действовал в согласии почти со всеми своими командирами, когда он теперь, вместо того чтобы, как предписывалось, вновь пересечь Эльбу у Течен-Боденбаха и двигаться маршем в восточном направлении на Бёмиш Лейпа – Турнау [ныне Турнов, Чехия. – Прим. пер.], утром 28 апреля 1945 г. направился на юго-запад, еще в тот же день достиг со своей дивизией Теплица [ныне Теплице, Чехия. – Прим. пер.] – Шёнау и 29 апреля остановился в районе Лауна [ныне Лоуни, Чехия. – Прим. пер.], устроив штаб-квартиру в Козоеде [439].

Как же воспринял фельдмаршал Шёрнер, привыкший к строгому послушанию своих подчиненных, эту цепь самоуправных действий русского генерала, маневрировавшего в районе его группы армий и, как он считал, все же подчиненного его командованию? Как передает майор Швеннингер, фельдмаршал сказал, что «русского» (Буняченко) надо поставить к стенке и приказать расстрелять, если он не будет следовать его приказам, а русских с помощью эскадры бомбардировщиков «свалить в одну кучу, пока они не попросят пощады» [440] – высказывания, которые не захотел подтвердить генерал-лейтенант фон Натцмер, хотя они «соответствовали жаргону Шёрнера». Во всяком случае, сам Шёрнер признает, что «угрожал строгими мерами», поскольку дивизия «открыто саботировала» его приказы и сознательно придерживалась тактики проволочек [441]. Тем не менее он предпринял последнюю попытку найти согласие. После предварительного оповещения по радио он в середине дня 29 апреля 1945 г. прилетел в Клаппай (Клапы), к югу от Лобозица (Ловосице). Он демонстративно предстал в штаб-квартире дивизии в Козоеде, как пишет Швеннингер, в виде «простака (бутылка шнапса, коробка сигар)», чтобы узнать от Буняченко, готов ли тот со своей дивизией еще воевать или нет. Беседа с командиром дивизии, где были соблюдены внешние приличия, протекала, тем не менее, мало удовлетворительно, т. к. тот избегал обязательств и проявил лишь смутную готовность к действиям на фронте. Шёрнер, правда, больше не возражал против желания Буняченко двигаться к Брюнну, запланированному месту действий, маршрутом в обход Праги с запада, но в итоге беседы, похоже, уже теперь был готов к решительным действиям. Однако средства, имевшиеся в его распоряжении, были не столь радикальны, как его обвиняли и как, очевидно, подозревали русские. Определенную основу для вмешательства представляло распоряжение начальника Генерального штаба сухопутных войск, генерала пехоты Кребса, от 9 апреля 1945 г., исходившее из решения Гитлера [442]. На случай явных признаков ненадежности «чужеземных частей», независимо от национальности, – при этом имелись в виду прежде всего венгерские части – было предусмотрено их своевременное разоружение с целью использовать в качестве строительных батальонов или караульных батальонов при охране объектов либо направить солдат по отдельности или группами в немецкие части для подкрепления боевой мощи пехоты. Генерал-лейтенант фон Натцмер оспаривает также, что Шёрнер когда-либо давал приказ об уничтожении дивизии, как пытаются утверждать в особенности русские документы. Речь шла лишь о том, чтобы отнять у нее оружие, что, однако, несомненно привело бы к вооруженному конфликту, т. к. генерал-майор Буняченко, разумеется, не был склонен позволить разоружить себя без борьбы. 29 апреля командующий в Рудных горах генерал-полковник Гот получил от Шёрнера задание осуществить акцию разоружения во взаимодействии с командующим вооруженными силами в Праге, генералом пехоты Туссеном.