Когда поёт Флейта Любви (СИ) - Анна Кривенко

Хота не посмел ее останавливать, поэтому она быстро преодолела расстояние до потайной двери и скрылась за нею через мгновение. Юноша вытер руки об набедренную повязку. Он был сильно ошарашен и взволнован. Он до сих пор ощущал нежные прикосновения Ангела к своей щеке и к волосам, и его сердце вздрагивало. Неужели она действительно пришла с небес? А ее восторженные слова: «Какой хороший мальчик! Ты такой особенный! Ты мне понравился с первого взгляда!» — снова и снова звучали в его голове, просто вгоняя его в краску смущения.

Этой ночью ему с трудом удалось уснуть. Если бы не полный желудок, он подумал бы, что это был просто удивительный сон…

Глава 10

Анита уже даже не плакала.

Мысли о Четане измучили ее до такой степени, что ей уже не хотелось жить. Ей каждую ночь снилось, как он убивает ее родителей. Это сводило ее с ума. Если бы рядом с нею был ее отец, он объяснил бы ей, что через свое непрощение она дала место демонам, и они начали мучить ее кошмарами и жгучей ненавистью, все больше завладевающей ее душой. Но Анита не понимала, что же она делает не так.

В дверь постучали.

— Кто там? — крикнула она дрогнувшим голосом.

— Мисс Хоффман, — послышался голос служанки, — мистер Михаэль ожидает вас в саду.

— Передай, что я скоро спущусь, — ответила Анита и замерла на несколько мгновений. В последнюю неделю она каждый вечер проводила с Михаэлем в саду. Он постоянно ей что-то рассказывал и был для нее вполне комфортным собеседником, потому что позволял ей просто молчать и слушать. Его болтовня неплохо отвлекала ее от сердечной боли, поэтому теперь Анита шла в сад даже с некоторым желанием.

Они сидели в беседке, как и все предыдущие дни. На сей раз, помимо рассказов о своем детстве и юношестве, Михаэль мельком затронул тему индейского произвола. Анита встрепенулась. Михаэль, ничего не заметив, упомянул, что его дядя Джон собирается двух плененных краснокожих через пару недель обменять на командиров армии белых, которых схватили команчи.

— И представляете, — ухмыльнулся Михаэль, — дядя Джон притащил этих дикарей прямо сюда и держит их под замком в нашем гостевом доме!

Анита резко подскочила. Михаэль удивленно посмотрел на нее. И тут до него дошло, что он сболтнул лишнего.

— Ой, мисс! Простите! Я не должен был упоминать о краснокожих! Я совсем забыл, что у вас есть тяжелые и болезненные воспоминания о пленении ими, — Михаэль тоже подскочил на ноги, тревожно всматриваясь в ее лицо. — Я очень сожалею! Это все мой длинный язык…

— Из какого племени эти индейцы? — трепеща, спросила Анита.

— Команчи, это, безусловно, команчи…

Анита немного расслабилась. Михаэль истолковал ее волнение страхом за свою безопасность и поспешил ее успокоить:

— Мисс Хоффман! Вы можете быть абсолютно спокойны: пленников держат под замком и тщательно охраняют! Меньше, чем через две недели их отправят отсюда навсегда.

Анита отмахнулась, остановив поток извинений.

— Мистер Бернс, я пойду к себе. Не обижайтесь, пожалуйста!

И развернувшись, поспешно ушла из сада. Михаэль раздраженно побил себя по лбу. Вот глупец! Твой язык — твой враг!

Он тоже вернулся в дом, решив больше никогда в жизни не заговаривать с Анитой об индейцах…

***

София уверенно толкнула дверь рукой и тихонько вошла в комнату с очередной порцией еды в руках. Вчера ночью ей удалось наладить контакт с молодым индейцем, и она едва смогла дождаться следующей ночи, чтобы снова его увидеть. Ее глаза давно привыкли к полутьме, поэтому она с легкостью разглядела его силуэт. Он сидел на полу, но при ее появлении вскочил на ноги. Его сердце взволнованно стучало: он ждал ее весь день и боялся, что она не придет. Но она пришла!

София, в отличие от Хоты, чувствовала себя очень расслабленно. Она не умела общаться с людьми, но взаимодействовать с животными могла отменно, поэтому она спокойно поставила еду на стол, а потом с улыбкой медленно подошла к индейцу, который все это время не двигался с места. «Он отвык от меня за сутки, — подумала она, руководствуясь опытом с животными, — нужно ему снова напомнить, что я его друг…»

Она остановилась меньше, чем в полуметре от него, и, шире улыбнувшись, ласково заговорила:

— Ты помнишь меня? Я твой друг! Я весь день думала о тебе…

Она снова протянула руку и начала гладить его по волосам. Хота вздрогнул от ее прикосновения. Она была такой откровенной! Его лицо стало пунцовым от смущения, но полумрак это полностью скрыл.

София же испытывала только одно удовольствие от прикосновений к нему. Она не чувствовала ни смущения, ни стыда, но вовсе не потому, что была бесстыдной, а из-за своего совершенно неверного представления о том, с кем имеет дело.

Если бы она поняла, что индеец перед нею — обычный юноша, полноценный думающий человек — она была бы шокирована. А если бы она узнала, что при все этом он понимает каждое ее слово, то сгорела бы со стыда на месте. Открытое восхищение, ласковый голос, нежные прикосновения и поглаживания — все это подходило для любимых питомцев, но не для человека. Но София находилась в блаженном неведении и даже не представляла, какому смущению подвергает молодого человека перед собой.

Наконец, она убрала ладонь от его волос, но тут же схватила его за руку и медленно повела к столу, чтобы вновь накормить. Хота послушно шел за ней. Эта девушка полностью поработила его волю. Он не мог противиться ей.

Она усадила его на стул и села рядом, пододвинув ему тарелку с мясом. Он начал есть, а она наслаждалась, смотря на него. Он периодически поглядывал на нее, всякий раз волнуясь, когда видел ее счастливую улыбку. Почему она так относится к нему? Неужели ей ни капельки не стыдно?

Когда Хота закончил есть, от вытер руки об свою набедренную повязку, София удивилась этому нечистоплотному поступку, но потом успокоилась: дикий — он и есть дикий! Как жаль, что она не может с ним поговорить! Впрочем, он все-таки не лошадь. Возможно, он имеет даже собственное имя!

София положила руку себе на грудь и с расстановкой сказала:

— Со-фи-я!

После этого она протянула руку к индейцу и, прикоснувшись подобным же образом к его груди, кивнула головой, приглашая назвать и его имя. Конечно, юноша не нуждался во всех этих жестах. Он начал догадываться, что