Заговорщики в Кремле. От Андропова до Горбачева - Владимир Исаакович Соловьев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В советской печати начали появляться публикации о польских корнях негативного отношения Збигнева Бжезинского в России. 30 января 1980 года “Литературная газета" посвятила большую статью и его родословной и его взглядам. Среди прочего упоминалось, что Бжезинский считает внешнюю политику СССР продолжением политики царизма. Еще несколько лет йазад за этим должно было неизбежно последовать опровержение, которого на сей раз, однако, не оказалось. Вместо опровержения — совершенно неожиданная в официальной печати о том, что Бжезинским движет “слепая ненависть к России". Конфликт из политического плана переключается в этнический: традиционная неприязнь поляка к русским.
Еще раньше, сразу же после избрания Кароля Войтылы в октябре 1978 года Папой Римским, Андропов поручил спецслужбе № 1 Первого главного управления КГБ проанализировать, как оказался на папском престоле новый католический первосвященник. Авторы составленного для Андропова документа — его копия была перехвачена зарубежными разведками — пришли к выводу, что Збигнев Бжезинский и другой американский поляк, кардинал из Филадельфии Джон Крол, оказали на американских кардиналов нажим, дабы на собрании в Ватикане, которое состоялось после внезапной смерти Иоанна-Павла Первого, они предложили и настаивали на избрании Кароля Войтылы. Конечная цель этого, полагал Андропов, упиралась в польский мятеж и — как следствие — отторжение Польши от Москвы. С его точки зрения, дальнейшие события — триумфальный визит Папы Римского в Польшу летом 1979 года, создание свободных профсоюзов и поддержка их духовным лидером поляков — прямо подтверждали сведения, рекомендации и выводы доклада. Збигнев Бжезинский, одержимый польскими комплексами и антирусскими чувствами, прямо ответствен за все, что происходило теперь на его бывшей родине, и мог оказаться главным препятствием на пути Советской Армии в Польшу, когда Андропову удастся в конце концов уговорить кремлевских коллег на прямое вмешательство в польские дела. А в том, что удастся, он, помня и “венгерские" колебания Хрущева, и “чехословацкие" Брежнева, не сомневался: имперский инстинкт самосохранения рано или поздно неизбежно одерживает верх над любыми шатаниями.
Между прочим, спустя два с половиной года после описываемых событий, весной 1983 года, когда Андропов был уже Генеральным секретарем КПСС, “Жице Варшавы", со ссылкой на своего вашингтонского корреспондента, перепечатала из левой мадридской газеты “сверхсекретный меморандум" Збигнева Бжезинского президенту Картеру. В нем во всех деталях представлен план операции по избранию польского кардинала на папский престол и дальнейшей дестабилизации в стране, результатом чего должен стать “переход Польши из коммунистического лагеря в капиталистический". Не только содержание и стиль меморандума, но и его обычный для дезинформационных операций Советского Союза путь из левой мадридской газеты через Вашингтон в одну из главных польских газет выдают руку КГБ, которой написана и распространена фальшивка. Несомненно, с целью нейтрализовать растущие подозрения в “болгарских связях" Андропова.
Однако важно не то, что это фальшивка, а то, что ради правдоподобия КГБ оснастил ее собственной версией избрания польского кардинала Папой Римским под тайным руководством Збигнева Бжезинского и в подрывных антисоветских целях. Значит, сам Андропов верил в версию и в 1978 году, и в 1980-м, и позже, когда стал руководителем Советского Союза. Так, вместо того чтобы опровергнуть “болгарские связи" Андропова, фальшивка косвенно их подтвердила, так как выдала встрсвоженность Москвы и восхождением поляка на ватиканский престол, и его подстрекательской ролью в польских событиях. Но особенно — действиями Збигнева Бжезинского, главного врага России, который, скрываясь на заднем плане, запустил в ход весь этот польский механизм борьбы с русскими и продолжает управлять им из-за океана. Поэтому Картер даже в комбинации со Збигнсвым Бжезинским выгодный Москве во всех других отношениях, стал ей теперь, в связи с польскими событиями, опасен. Тем паче, что к ноябрю 1980 года они приняли очевидно антисоветский характер, несмотря на камуфляж и осторожность Леха Валенсы и его умеренных друзей по “Солидарности". Наоборот, камуфляж и осторожность были для Андропова еще более подозрительны, чем откровенность и радикализм: в отличие от кремлевских ге-ронтократов во главе с Брежневым, он не дал себя усыпить обещаниями и отговорками. Экскурсы в русско-польскую историю ему не требовались — к чему клонится дело, он знал по Венгрии и Чехословакии. Польшу предстояло завоевывать заново, от этого не отвертеться, чего бы оно ни стоило, даже если Польша обойдется Советскому союзу дороже, чем Венгрия и Чехословакия. Расчет Андропова был прост и обосновывался на математическом подсчете последствий подавления революций в Венгрии и Чехословакии: год западной обструкции, но 12 лет внутренней стабильности в советской империи.
Если б не Польша, Андропов поставил бы на Картера. Американских заложников освободили бы к 4 ноября 1980 года, это оправдало бы нерешительную дипломатическую тактику президента, и американцы на радостях, в едином патриотическом порыве избрали бы его на второй срок. Но этого не произошло потому, что Андропов убирал с пути все, что могло помешать Советской Армии войти в Польшу. Речь для него шла не о том, кому быть в Белом доме, но о том, кому в нем не быть: Збигневу Бжезинскому. Если Андропов парадоксальным образом должен быть благодарен Картеру за его кампанию в защиту прав человека, так как она усилила позиции Комитета госбезопасности и в конечном итоге принесла его председателю победу над соперниками, облегчила приход к власти, то Рональду Рейгану не менее парадоксальным образом пристало благодарить Андропова за то, что победил на выборах 1980 года. Вопрос о заложниках в это время оставался главным, и, если бы их освободить до выборов, исход мог оказаться совсем иным.
Теперь Андропову предстояло торопиться. Трудно представить более удобный в международном отношении момент для военного вторжения в Польшу, чем переходный период в белом доме, фактически период безвластия, когда старые правители сдавали дела, а новые их еще не приняли. Андропов и его военные советники решили повторить афганский эксперимент и, не дожидаясь санкции Политбюро, снова действовать на свой страх и риск. Операцию назначили на начало декабря, когда Брежнев должен был отправиться с официальным визитом в Индию, прихватив с собою всю церемониальную свиту.
Непосредственное руководство польской операцией Андропов поручил одному из своих военных советников, командующему войсками Варшавского Пакта Виктору Куликову. В срочном порядке в армию призывались резервисты, и не как обычно — на
