Армия, которую предали. Трагедия 33-й армии генерала М.Г. Ефремова. 1941-1942 - Сергей Михеенков

Часть сил 160-й стрелковой дивизии, штаб дивизии, ее обоз, а также подразделения 338-й стрелковой дивизии остались на западной стороне большака. Командир 160-й стрелковой дивизии полковник Якимов собрал ударную группу и несколько раз пытался атаковать в том же направлении, в котором вышла группа командарма. Но успеха добиться не удалось. Более того, немцы усилили огонь, и колонне пришлось повернуть назад, в Шпыревский лес.

Обстоятельства усугублялись еще и тем, что командиры 160-й и 338-й стрелковых дивизий были ранены. Полковник Якимов руководил боем в бинтах, превозмогая боль. Ранен он был в конце марта, рана еще не зажила. А полковник Кучинев и вовсе находился в обозе раненых и дивизией при выходе фактически не управлял. Вот почему 338-я выходила беспорядочно и во многом нарушила общий порядок выходящих колонн.

В лесу остался и санитарный обоз. И в это время на просеке, по которой проходила дорога, появились танки.

И начали гусеницами кромсать сани, лошадей, людей. Врачи и санитары стаскивали с саней тяжелораненых, несли их в лес. Охрана отстреливалась из винтовок от автоматчиков, которые двигались за танками. Из всего санитарного обоза, в котором вместе с обслуживающим персоналом насчитывалось около 3 тысяч человек, осталось несколько десятков. В основном уцелели те, кого санитары успели вынести в лес.

Прорвавшиеся подразделения из состава 160-й, 338-й стрелковых дивизий и штабной оперативной группы общей численностью около 2 тысяч человек продолжали движение направлением на Родню, к Угре, где, как говорилось в директиве Западного фронта, должны были ждать их войска 43-й армии.

Вскоре добежали до Шумихинского леса. Тащили раненых. Никого не бросали. Командарм уже видел счастливые улыбки своих солдат. Некоторые из них плакали от радости — вышли! Вышли!

А в Шпыревском лесу тем временем шел бой. Немцы обстреливали из орудий и минометов чащу. Автоматчики прочесывали перелески и лощины. Добивали раненых. Тут и там возникали схватки с группами бойцов, которые не хотели сдаваться в плен. Пока оставались патроны, те отстреливались, отступая в глубину леса. Ревели испуганные коровы, привязанные веревками к деревьям. Метались женщины и дети. Вместе со своими мужьями и братьями из деревень уходили семьи партизан и мобилизованных в 33-ю армию. Оставаться им здесь было нельзя. Люди знали, что их не пощадят. И командарм, приказавший вначале взять с собою только мужчин от 16 до 55 лет, видя, что к обозам присоединяются почти целиком некоторые деревни, разрешил вместе с бойцами двигаться и гражданским.

Стоявшая в арьергарде 113-я стрелковая дивизия полковника Миронова еще не знала о том, что произошло впереди, на большаке Беляево — Буслава. Полки дивизии упорно держались на рубеже Федотково — Семешково. Эту часть приказа командующего она выполнила до конца. Другую же часть — на выход — выполнить в той мере, как это предполагал приказ № 027, она уже не имела возможности. Хотя списки вышедших из окружения свидетельствуют о том, что именно 113-я дивизия выходила более организованными и многочисленными группами.

Шпыревский лес до сих пор в народе называют Черным лесом. Сюда не ходят ни за грибами, ни за ягодами. Страшный лес. В нем кости не только солдат 33-й армии, но и жителей окрестных деревень.

Ликвидацией последних групп ефремовцев в Шпыревском лесу занимались подразделения полка СС и рота из полка особого назначения «Бранденбург-800». О последнем мы еще поговорим.

И тем не менее именно те, кто во время выхода был отрезан и остался в Шпыревском лесу, впоследствии смогли выйти более многочисленными и организованными группами. Здесь, сосредоточившись, дрался 1136-й стрелковый полк. Дрался уже после смерти своего отважного командира майора Андреева. Рядом с ним держал оборону 1297-й стрелковый полк 113-й стрелковой дивизии старшего лейтенанта Степченко. Комиссаром этого полка был Григорий Федорович Мусланов, будущий Герой Советского Союза. Когда в Москве будет открыт памятник на Могиле Неизвестного Солдата, именно он, бывший комиссар стрелкового полка 33-й погибшей ефремовской армии, зажжет Вечный огонь, доставленный из Ленинграда, с Марсова поля. Дралась группа подполковника Миронова из 113-й стрелковой дивизии. Все они вскоре выйдут из окружения. С большими потерями. Но — выйдут.

А пока лежали в рыхлом весеннем снегу и стреляли из-за сосен, отбиваясь от атак, которые следовали одна за другой. Ночами подмораживало, снег становился льдом, и они, последние участники и действующие лица, герои и жертвы Шпыревского леса, вмерзали в него своими шинелями, ватниками и телами. Некоторые — навсегда.

В Шпыревском лесу, говорят, до сих пор слышны стоны. Поисковик Александр Краснов, который, по существу, и поднял из забвения в 70-х годах трагедию 33-й армии, месяцами вел здесь раскопки и исследования. Но никогда не ночевал в этом Черном лесу.

Много тайн хранит этот мрачный, непроходимый лес. Много легенд и историй рассказывают о нем в народе, о тех днях, когда здесь немцы истребляли ефремовцев и местных жителей.

Одна из тайн Шпыревского леса — сейфы с документами 33-й армии. Сейфы, в которых лежат многие разгадки и ответы на самые тяжелые вопросы. В том числе и о том, кто же все-таки выдал штабную группу.

Одна из историй: утром, после того как танки до ночи давили и утюжили остатки обоза, снова появились немцы, но были они какие-то странные, и вскоре эта странность стала понятна — немцы шли в атаку в стельку пьяными. Какая психика могла выдержать эту резню? Вот и накачали себя алкоголем, когда снова командиры послали их убивать безоружных.

А вот другая история.

Из воспоминаний бывшего бойца 1136-го стрелкового полка 338-й стрелковой дивизии Павла Герасимовича Хоняка: «Тогда немцы разорвали нашу колонну, и я остался со своим полком. Двое суток мы пробивались через дорогу в разных местах, и к вечеру немцы окончательно загнали нас на высотку. Нас оставалось человек двадцать пять или тридцать. Мы залегли и, отстреливаясь, ждали, когда стемнеет. Я лежал рядом с командиром нашего полка майором Павлом Андреевым. И вдруг на него упала мина. Его — насмерть. Мы прикрыли его шинелью — последняя дань уважения. Стемнело, и мы начали прорываться с этой высотки, а ночью меня ранило, и я остался один. Лежал под густым ельником до 28 апреля. Две недели сосал конское копыто в Шпыревском лесу. Были у меня при себе две пачки грузинского чая: накурюсь чаю и сутки сплю. Наконец меня нашли наши ребята, однополчане. Накормили меня льняным семенем, это ль не счастье?»

П.Г. Хоняк вскоре попал в плен. Прошел несколько концлагерей, в том числе и Рославльский, один из самых страшных. В Белоруссии бежал. Скрывался на хуторе. «В 44-м году местность ту освободили, меня по ранению на передовую не взяли, направили в военкомат и демобилизовали. Орденов и медалей не имел, как не принимавший участия в войне. Даже не имею истории ранения и считаюсь инвалидом с детства (урожденный урод)». Так и не смог П.Г. Хоняк доказать властям, что он воевал и имеет право на военную пенсию и инвалидность по ранению, а не по врожденному уродству.

О господи!

А вы еще рассуждаете: предали или не предали 33-ю армию…

Тут другой вопрос: кто предал? Об этом разговор еще впереди. Хотя и на эту тему уже сказано многое.

Глава 17

Разгром

Что писали немцы в своих листовках. Везде — пулеметы. Шумихинский лес. Где же наши? Командарм меняет маршрут. На большаке Кобелево — Климов Завод. 33-я уходит в прорыв самостоятельно. «Братцы, сдавайтесь! Тут кормят!»

А передовой отряд тем временем, преодолев еще несколько пулеметных заслонов, поддерживаемых артиллерийским и минометным огнем, в изнеможении остановился на отдых в Шумихинском лесу.

Утром, еще когда изготовились к маршу, на Шпыревский лес, на расположение полков, на колонны, на обозы с ранеными, как снег упали листовки, в которых немцы писали о том, что судьба армии решена, что командующий бросил их и вылетел самолетом через линию фронта, что для оставшихся благоразумнее будет сложить оружие…

Листовка, видимо, была напечатана раньше. Возможно, она была продуктом работы «боевой группы» некоего Радовского, о котором упоминается в трофейных документах 5-й танковой дивизии вермахта. Именно к «боевой группе Радовского» был прикомандирован накануне этих событий фотограф и фронтовой кинооператор. Очевидно, немцам нужно было запечатлеть для демонстрации в Берлине финал Московской операции русских и результат своих усилий по сдерживанию контрнаступления Красной армии. Итак, отпечатанная заранее листовка оказалась фальшивкой еще в воздухе. Ее отпечатали с расчетом на то, что командующий и его штаб вылетят из окружения на самолетах в самый последний момент. Генерал Ефремов не вылетел.

Но листовку все же разбросали над потоком пытавшихся вырваться из окружения.